logo search
Философия для студентов технических вузов

3. Границы разума.

Последнее есть нужнейшее, но также — пусть не огорчается филодокс – и труднейшее.

Философу требуются главным образом две вещи:

1) культура таланта и умения, чтобы применять их ко всевозможным целям; 2) навык в применении того или другого средства к каким-либо целям. То и другое должно соединяться, ибо без знаний никогда нельзя стать философом, но также и одни знания никогда не создают философов, если целесообразная связь всех знаний и навыков не образует единства и не возникает сознание соответствия этого единства высшим целям человеческого разума».1

Н.А.Бердяев – один из крупнейших русских философов конца XIX – начала ХХ вв.

«Поистине трагично положение философа. Его почти никто не любит. На протяжении всей истории культуры обнаруживается вражда к философии, и притом с самых разнообразных сторон. Философия есть самая незащищенная сторона культуры. Постоянно подвергается сомнению самая возможность философии, и каждый философ принужден начинать свое дело с защиты философии и оправдания ее возможности и плодотворности. Философия подвергается нападению сверху и снизу, ей враждебна религия, и ей враждебна наука. Она совсем не пользуется тем, что называется общественным престижем.

Первое и самое сильное нападение философии пришлось выдержать со стороны религии, и это не прекращается и до сих пор, так как, вопреки О.Конту, религия есть вечная функция человеческого духа. Именно столкновение философии и религии и создает трагедию философа. Столкновение философии и науки менее трагично. Острота столкновения философии и религии определяется тем, что религия имеет свое познавательное выражение в теологии, свою познавательную зону. Философия всегда ставила и решала те же вопросы, которые ставила и

решала теология. Поэтому теологи всегда утесняли философов, нередко

преследовали их и даже сжигали. Так было не только в христианском мире. Известна борьба арабских магометанских теологов против философии. Отравленный Сократ, сожженный Дж. Бруно, принужденный уехать в Голландию Декарт, отлученный от синагоги Спиноза свидетельствуют о преследованиях и мучениях, которые философии пришлось испытать от представителей религии.

Великие философы в своем познании всегда стремились к возрождению души, философия была для них делом спасения. Таковы были индусские философы, Сократ, Платон, стоики, Плотин, Спиноза, Фихте, Гегель, Вл. Соловьев. Плотин был враждебен религии, которая учит спасению через посредника. Философская мудрость была для него дело непосредственного спасения. Между Богом философов и Богом Авраама, Исаака и Иакова всегда было не только различие, но и конфликт. Гегель в крайней форме выразил понимание философии, как высшей стадии по сравнению с религией. Философия постоянно боролась против народных религиозных верований, против мифологических элементов в религии, против традиции. Сократ пал жертвой этой борьбы. Философия начинает с борьбы против мифа, но кончается она тем, что приходит к мифу, как увенчанию философского познания. Так было у Платона, у которого познание через понятие переходит в познание через миф. Миф лежит и в основания немецкого идеализма, его можно открыть у Гегеля. Греческая философия хотела поставить жизнь человека в зависимость от разума, а не от судьбы. Религиозное сознание грека ставило жизнь человека в зависимость от судьбы. Греческая философия поставила ее в зависимость от разума. И это деяние греческой философии имело всемирно-историческое значение. Оно положило основание европейскому гуманизму. Никогда настоящий философ не откажется от того, чтобы ставить и решать вопросы, которыми занята и религия, которые теология считает своей монополией.

Настоящий, призванный философ хочет не только познания мира, но и изменения, улучшения, перерождения мира. Иначе и быть не может, если философия есть прежде всего учение о смысле человеческого существования, о человеческой судьбе. Философия всегда претендовала быть не только любовью к мудрости, но и мудростью. И отказ от мудрости есть отказ от философии, замена ее наукой. Философ есть прежде всего познающий, но познание его целостно, оно охватывает все стороны человеческого существа и человеческого существования, оно неизбежно учит о путях осуществления смысла.

Философы всегда составляли небольшую группу в человечестве, их всегда было немного. И тем более поразительно, что их так не любят. Философию и философов не любят люди религии, теологи, иерархи церкви и простые верующие, не любят ученые и представители разных специальностей, не любят политики и социальные деятели, люди государственной власти, консерваторы и революционеры, не любят инженеры и техники, не любят артисты, не любят простые люди, обыватели.

Философия чужда большей части людей, и вместе с тем каждый человек, не сознавая этого, в каком-то смысле философ. Весь технический аппарат философии чужд большей части людей. Большая часть людей готова употреблять слово "философ" в насмешливом и порицательном смысле. Слово же "метафизика" в обыденной обывательской жизни почти ругательство. Из "метафизика" сделали смехотворную фигуру, и она действительно бывает смехотворной. Но каждый человек, хотя бы он этого не сознавал, решает вопросы "метафизического" порядка. Вопросы математики или естествознания гораздо более чужды огромной массе людей, чем вопросы философские, которые, в сущности, ни одному человеку не чужды. И существует обывательская философия тех или иных социальных групп, классов, профессий, как существует обывательская политика. Человек, испытывающий отвращение к философии и презирающий философов, обыкновенно имеет свою домашнюю философию. Ее имеет государственный деятель, революционер, специалист-ученый, инженер-техник. Они именно поэтому и считают ненужной философию».1

Х.Ортега – и - Гассет - современный испанский философ.

«Научную истину отличают точность и строгость ее предсказаний. Однако эти прекрасные качества получены экспериментальной наукой в обмен на согласие не покидать плоскость вторичных проблем, не затрагивать конечные, решающие вопросы.

Задача физики — отыскать начало каждого происходящего в данный момент события, т. е. предшествующее событие, его вызывающее. Но этому началу, в свою очередь, предшествует другое начало вплоть до первоначала. Физик отказывается искать это первоначало Универсума, и правильно делает. Но, повторяю, человек, живущий в каждом физике, не отказывается и волей-неволей устремляется душой к этой первой загадочной причине. Это естественно. Ведь жить — значит общаться с миром, обращаться к нему, действовать в нем, задумываться о нем. Поэтому человек в силу психологической необходимости практически не может не стремиться обладать полным представлением о мире, целостной идеей Универсума. Этот выходящий за пределы науки облик мира — груб он или утончен, осознан или нет — проникает в душу каждого человека и начинает управлять нашим представлением гораздо успешнее научных истин.

Неспособность экспериментальной науки своими силами решить главные вопросы еще не повод для того, чтобы, повторяя изящный жест лисы перед недосягаемым виноградом, называть их «мифами», советуя от них отказаться. Как можно жить глухим к конечным, драматическим вопросам? Откуда пришел мир, куда идет? Какова в конечном счете потенция космоса? В чем главный смысл жизни? Мы задыхаемся, сосланные в зону промежуточных вторичных вопросов. Нам нужна полная перспектива, с передним и задним планом, а не изуродованный пейзаж, не горизонт, лишенный манящего мерцания далей. Не зная стран света, можно сбиться с пути. И безразличие к конечным вопросам не оправдать ссылкой на то, что способ их решения не найден.

Спрашивается, откуда берется это влечение к Универсуму, и целостности мира, лежащего в основе философии? Это влечение, которое якобы отличает философию, есть просто-напросто врожденная и спонтанная жизнедеятельность нашего разума.

Так существует ли вообще необходимость в жизненном факте философствования? Если понимать под необходимостью «полезность» для чего-то другого, то философия не является необходимой, по крайней мере на первый взгляд. Однако необходимость полезного лишь относительна, она присутствует только по отношению к цели. Истинная необходимость — это необходимость для каждого существа быть самим собой: для птицы — летать, для рыбы — плавать, для ума — философствовать. Эта необходимость в осуществлении функции или акта нашего существования является самой высокой, самой существенной необходимостью. Поэтому Аристотель уверенно говорит о науках: все, другие науки, более необходимы, нежели она, но лучше нет ни одной.

Философия возникает не по причине полезности, однако не из беспричинного каприза. Она является основной потребностью разума. Почему? Ее существенным признаком мы назвали поиск целого как такового, захват Универсума.

Итак, философия есть не что иное, как деятельность теоретического познания, теория Универсума. Как и все великие занятия человека, она носит спортивный характер и заимствует у спорта бескорыстность и глубокую сосредоточенность».1

Б.Рассел – современный английский философ, логик, математик.

«Философия» — слово, которое употреблялось во многих смыслах, более или менее широких или узких. Я предлагаю употреблять это слово в самом широком смысле, который и попытаюсь теперь объяснить.

Философия, как я буду понимать это слово, является чем-то промежуточным между теологией и наукой. Подобно теологии, она состоит в спекуляциях по поводу предметов, относительно которых точное знание оказывалось до сих пор недостижимым; но, подобно науке, она взывает скорее к человеческому разуму, чем к авторитету, будь то авторитет традиции или откровения. Все определенное знание, по моему мнению, принадлежит к науке; все догмы, поскольку они выходит за пределы определенного знания, принадлежат к теологии. Но между теологией и наукой имеется Ничейная Земля, открытая для атак с обеих сторон; эта Ничейная Земля и есть философия. Почти все вопросы, которые больше всего интересуют спекулятивные умы, таковы, что наука на них не может ответить, а самоуверенные ответы теологов более не кажутся столь же убедительными, как в предшествующие столетия. Разделен ли мир на дух и материю, а если да, то что такое дух и что такое материя? Подчинен ли дух материи или он обладает независимыми силами? Имеет ли Вселенная какое-либо единство или цель? Развивается ли Вселенная по направлению к некоторой цели? Действительно ли существуют законы природы или мы просто верим в них благодаря лишь присущей нам склонности к порядку? Является ли человек тем, чем он кажется астроному, — крошечным комочком смеси углерода и воды, бессильно копошащимся на маленькой и второстепенной планете? Или же человек является тем, чем он представлялся Гамлету? А может быть, он является и тем и другим одновременно? Существуют ли возвышенный и низменный образы жизни или же все образы жизни являются только тщетой? Если же существует образ жизни, который является возвышенным, то в чем он состоит и как мы его можем достичь? Нужно ли добру быть вечным, чтобы заслуживать высокой оценки, или же к добру нужно стремиться, даже если Вселенная неотвратимо движется к гибели? Существует ли такая вещь, как мудрость, или же то, что представляется таковой, — просто максимально рафинированная глупость? На такие вопросы нельзя найти ответа в лаборатории. Теологи претендовали на то, чтобы дать на эти вопросы ответы и притом весьма определенные, но самая определенность их ответов заставляет современные умы относиться к ним с подозрением. Исследовать эти вопросы, если не отвечать на них, — дело философии.

К чему тогда, можете вы спросить, тратить время на подобные неразрешимые вопросы? На это можно ответить и с точки зрения историка и с точки зрения личности, стоящей перед ужасом космического одиночества.

Ответ историка, постольку, поскольку я способен его предложить, будет дан на протяжении этой работы. С того времени как люди стали способны к свободному размышлению, их действия в бесчисленных важных аспектах оказались в зависимости от их теорий относительно природы мира и человеческой жизни и от теорий о том, что такое добро и что такое зло. Это так же верно относительно настоящего времени, как и относительно прошлого. Чтобы понять эпоху или нацию, мы должны понять ее философию, а чтобы понять ее философию, мы должны сами в некоторой степени быть философами. Здесь налицо взаимная обусловленность: обстоятельства жизни людей во многом определяют их философию, но и наоборот, их философия во многом определяет эти обстоятельства. Это взаимодействие, имевшее место в течение веков, будет предметом последующего изложения.

Есть, однако, и более личностный ответ. Наука говорит нам, что мы способны познавать, но то, что мы способны познавать, ограниченно, и если мы забудем, как много лежит за этими границами, то утратим восприимчивость ко многим очень важным вещам. Теология. с другой стороны, вводит догматическую веру в то, что мы обладаем знаниями там, где фактически мы невежественны, и тем самым порождает некоторого рода дерзкое неуважение к Вселенной. Неуверенность перед лицом живых надежд и страхов мучительна, но она должна сохраняться, если мы хотим жить без поддержки утешающих басен. Нехорошо и то и другое: забывать задаваемые философией вопросы и убеждать себя, что мы нашли бесспорные ответы на них. Учить тому, как жить без уверенности и в то же время не быть парализованным нерешительностью, — это, пожалуй, главное, что может сделать философия в наш век для тех, кто занимается ею».1

Карл Ясперс – современный немецкий философ.

«Распространенное общественное мнение считает философию в лучшем случае излишней; ибо полагает, что философия слепа по отношению к настоящему, к его силам и движениям. Спрашивают: Для чего нужна философия? Философия не помогает. Платон не мог помочь грекам, он не предотвратил их гибель, более того, косвенным образом содействовал этой гибели..

Все отрицания философии исходят из того, что ей чуждо; - либо из твердого содержания веры, для которого философия может быть опасна, либо из целей наличного бытия, для которых философия бесполезна, либо из нигилизма, отвергающего как не имеющее ценности все, в том числе и философию.

Мы осмеливаемся утверждать: философии не может не быть, пока живут люди. Философия содержит притязание: обрести смысл жизни поверх всех целей в мире - явить смысл, охватывающий эти цели,— осуществить, - как бы пересекая жизнь, этот смысл в настоящем — служить посредством настоящего одновременно и будущему — никогда не низводить какого-либо человека или человека вообще до средства.

Постоянная задача философствования такова: стать подлинным человеком посредством бытия; или что то же самое, стать самим собой.

Целью всегда остается обрести независимость единичного человека. Он обретает ее посредством отношения к подлинному бытию. Он обретает независимость от всего происходящего в мире посредством глубины его связи с трансценденцией. Что Лао-цзы постигал в дао, Сократ в божественном велении и знании, Иеремия в Яхве, который изъявлял ему свою волю, что ведали Боэций, Бруно. Спиноза, и было тем, что делало их независимыми». 1

Р.Рорти – современный американский философ.

«Философы обратились к образам будущего лишь после того, как они оставили надежду познать вечность. Философия началась как попытка бегства в мир, в котором ничего никогда не менялось бы. Первые философы предполагали, что различием между прошлым и будущим можно пренебречь. Лишь после того, как они восприняли фактор времени всерьез, их заботы о будущем этого мира постепенно вытеснили желание познать мир иной.

Совместное влияние Гегеля и Дарвина переместило философский интерес от вопроса «Кто мы?» к вопросу «Кем мы должны пытаться стать?».

Эта смена интересов отразилась на самосознании философов. Если Платон и даже Кант стремились рассматривать общество и культуру, в которых они жили, с внешней позиции,—неизбежной и неизменной истины,—то более поздние философы постепенно отказались от подобных надежд. Поскольку фактор времени берется всерьез, мы должны отбросить приоритеты созерцания над действием. Мы должны согласиться с Марксом, что задача философов – не столько объяснить преемственность между прошлым и будущим, сколько помочь сделать будущее отличным от прошлого. Мы не должны претендовать на роль, общую со жрецами и мудрецами. Наша роль больше сходна с ролью инженеров или юристов. В то время как жрецы и мудрецы разрабатывают свою программу, современные философы, подобно инженерам и юристам, сначала должны выяснить, что нужно их клиентам.

Назначение философии Платона было в том, чтобы уйти от действительности и подняться выше политики. Гегель и Дарвин, поскольку они приняли в расчет фактор времени, часто изображались как те, кто «покончил» или «завершил» философию. Но покончить с Платоном и Кантом еще не значит покончить с философией. Сейчас мы можем более адекватно описать их деятельность, чем они сами могли это сделать. Мы можем сказать, что они отвечали на запрос времени: заменить образ человека, устаревший в результате социальных и культурных изменений, на новый образ, лучше приспособленный к этим изменениям. Добавим, что философия не может завершиться, пока не прекратятся социальные и культурные изменения. Ведь в результате этих изменений устаревают прежние мировоззренческие картины и возникает потребность в новом 'философском языке для описания новых картин. Лишь общество, где нет политики,— т. е. общество, в котором правят тираны, не допускающие социальных и культурных изменений,—в философах больше не нуждается. Там, где нет политики, философы могут быть лишь жрецами, обслуживающими государственную религию. В свободных обществах всегда будет потребность в их деятельности, ибо эти общества никогда не перестанут изменяться, а значит, всегда нужно будет заменять устаревшую лексику новой.

Джон Дьюи—философ, который, подобно Марксу, одинаково восхищался Гегелем и Дарвином, — предположил, что мы, в конце концов, оставим созданное Платоном и Кантом представление о философе как о мудреце, знающем безусловные внеисторические законы необходимости и начнем рассматривать философию как вырастающую «из конфликта между унаследованными институтами и несовместимыми с ними современными тенденциями».1

.1.4. Философия в первом приближении

Таким образом, мы познакомились с тем, что думают о философии сами философы, как они представляют себе (и обществу) свою роль и значение.

Можно констатировать, что существует реальное противоречие. Во-первых, это очень высокая оценка философией самой себя и своего значения в жизни общества и человека. Аристотель говорит, что философия – «это безраздельно господствующая и руководящая наука, наука, которой все другие, как рабыни, не вправе сказать и слова против». Философия – «наука наук» и т.д. И.Кант, выдающийся немецкий философ, писал: «Если и существует наука, действительно нужная человеку, то это та, которой я учу... и из которой можно научиться тому, каким надо быть, чтобы быть человеком». Можно привести десятки подобных утверждений философов.

Во-вторых, это очень низкая оценка философии «со стороны»: в художественной литературе (Аристофан, Рабле, Гейне и т.д.), учеными-естествоиспытателями, историками науки, массовым сознанием, о чем говорит, в частности Н.Бердяев. Все эти оценки можно резюмировать репликой одного из героев романа «Как закалялась сталь»: «Философия… это одно пустобрехство и наводка теней. Я, товарищи, этой бузой заниматься не имею никакой охоты».

В чем причина данного расхождения в оценках? Или философ  шарлатан, который пытается продать медь под видом золота, но любой Санчо Панса со своим здравым умом распознает это с первого взгляда. Или философ создает нечто действительно ценное, что для обыденного сознания непостижимо. Образ пещеры, придуманный Платоном, с самого начала отделяет «умозрительное» знание, открываемое философией, от знания обыденного, которым владеют большинство людей.

С точки зрения обыденного сознания, философия - это занятие философов, особой группы людей, которые создают свой интеллектуальный мир, непроницаемый для непосвященных и далекий от реальной жизни. Действительно, кто, кроме небольшой группы специалистов, может понять «Парменид» Платона, «Метафизику» Аристотеля или «Критику чистого разума» Канта. Итак, философия - занятие философов, сложная интеллектуальная игра, закрытая и непонятная для обычного человека, занятого устройством жизни. Получается, что философия и обыденный мир не соприкасаются, более того, не могут соприкасаться по определению, т.к. нельзя жить обычной жизнью и философствовать, и нельзя, наоборот, заниматься философией и жить реальной жизнью. Здесь или… или. Или ты в Академии Платона, или торгуешь на рынке, участвуешь в народном собрании, заседаешь в суде. Поскольку все, в основном, на рынке, то философия со стороны выглядит достаточно странным и подозрительным занятием, вызывающим недоверие, насмешку или страх. А амбиции философов, их претензии на знание истины и стремление поучать человек толпы воспринимает насмешливо и злобно. Нынешние «дети рынка» - студенты, воспринимают философию и преподавателя философии примерно так же.

Так что же там внутри этого интеллектуального мира философии, медь под видом золота или само золото? А может нечто третье? Ясно, что не золото, т.к. в этом случае не было бы отбоя от желающих получить свою долю. Но и не медь, т.к. на шарлатанстве долго не протянешь. Тогда нечто третье, а именно, то, о чем говорил еще Платон: идеальный мир, то есть мир порядка, красоты и гармонии, не похожий на реальный мир и , в то же время, тот же реальный мир, но не нынешний, а тот, которым он может и должен стать. Идеальный мир, который оттеняет и подчеркивает несовершенство и уродство обыденного мира, и тем вызывает к себе двойственное чувство: униженности, ненависти и зависти к более высшему, в то же время, почитание и тайное желание стать им. Ничто так не раздражает, как постоянное напоминание о собственном несовершенстве; и ничто так не притягивает, как красота и гармония. Философия как бы говорит человеку то, что он и сам о себе знает, но старается забыть, поскольку это знание требует усилия и напряжения более высокого, чем усилие для поддержания обыденной жизни. Это знание требует, чтобы справедливость, красота и гармония становились такими же стимулами нашей деятельности, как голод, жажда богатства или стремление к власти.

Например, Платон высказывает парадоксальную для грека того времени мысль: «лучше терпеть самые большие несправедливости, чем их совершать» Платон говорит, что когда человек ослеплен жаждой богатства и чувственных удовольствий, всем телесным, он даже не может понять смысла этого положения, «не внимает таким речам, а если и слушает их, то для того, чтобы посмеяться над ними. Подобно дикому животному, он бесстыдно завладевает всем, что ему кажется пригодным для удовлетворения своих ненасытных желаний в еде, питье и других постыдных и грубых наслаждениях». Фактически Платон в своих произведениях создает совершенно новый образ мира. Мир предстает как Космос – гармоничное, упорядоченное, разумно устроенное целое. В этом мире положение «лучше терпеть самые большие несправедливости, чем их совершать» выполнимо. В общем это и есть работа философии: изменение смыслов, переосмысление целей, ценностей, ориентиров человеческой жизни, что, в свою очередь, требует изменения всей картины мира, мировоззрения. Философия - это попытка понять, что самое важное в жизни, к чему надо стремиться. Она дает не столько знание о мире, сколько систему ориентиров, целей, вырабатывает определенное отношение к миру, к человеку, к жизни вообще.

Произведения Платона - это диалоги, беседы его учителя Сократа с друзьями. В этих беседах, как правило, обсуждается вопрос: что есть справедливость? что такое мужество? что такое прекрасное? что такое знание? и т.д. В ходе беседы выясняется, что обычные традиционные представления противоречивы и неясны, у различных людей существуют различные мнения об одном и том же предмете. Сократ раскрывает эту внутреннюю противоречивость обыденных представлений. В беседе с одним из самых богатых афинян Критобулом Сократ доказывает, что это именно он, Сократ, достаточно богат, а Критобул очень беден, так что Сократу даже жаль его. Критобул смеется и спрашивает, сколько Сократ может выручить, продав свое имущество. Сократ отвечает, что наверное, раз в сто меньше, чем Критобул может выручить за свое. Но богатства Сократа хватает для того, чтобы у него было все в достаточном для него количестве, а для роскошного образа жизни Критобула не хватило бы и втрое больше того, что он имеет. Так постепенно выясняется относительная ценность таких вещей, как богатство, здоровье, красота и т.д., которые полезны человеку, если он умеет пользоваться ими разумно, но могут принести несчастья и вред, если пользоваться ими неразумно. Именно разум выставляется как истинная и абсолютная ценность для индивида, разум, который постигает сущность вещи и позволяет человеку действовать в соответствии с этой сущностью, который сдерживает и обуздывает страсти, направляет к истинному благу и справедливости.

«Человеческий род не избавится от зла до тех пор, пока истинные и правильно мыслящие философы не займут государственные должности» - говорит Платон. Ясно, что такие беседы о подлинных и мнимых ценностях не могли не раздражать простых афинян, для которых жизнь была постоянным соперничеством, борьбой за богатство, славу, власть. И в этой борьбе нравственность, справедливость были существенной помехой. Отсюда двойственное отношение к философии в Афинах: почитание и ненависть одновременно, казнить и восславить в веках. Такова же судьба Сократа, который был казнен по приговору афинского суда.

Философия разрушает традиционную картину мира и создает новое представление о мире как упорядоченном, разумно устроенном космосе, где все совершается закономерно, а не по прихоти всевластных богов или судьбы.

Итак, философия в первом приближении - это переосмысление традиционных представлений о мире, человеке и целях его существования, изменение отношения человека к миру. Результатом этой работы мышления является новое представление человека о мире и о самом себе, новое мировоззрение. Надо понять, что в историческом процессе происходят два вида изменений: 1) человек познает и изменяет окружающий мир; 2) человек познает и изменяет самого себя. Философия – это самоизменение, самосовершенствование человека, изменение сознания и самосознания.

.1.5. Философия как теория и