Глава I. Роль и место мифа в социологическом мышлении

Миф в качестве синкретически не развернутого единства исторически и логически предшествовал развитым формам религии и художественному творчеству, философской спекуляции и научным классификациям. Преодоление мифологического сознания с одновременным широким использованием мифологического наследия имело место в процессе развития древнегреческой или индийской философии, при этом генетический план переходит в онтологический. В позитивистской науке XIX в. мифы привлекали внимание только этнографов, в классической антропологии XIX в. (Тайлор, Ланг) мифы интерпретировались в свете теории пережитков как отголоски давно исчезнувших обычаев и наивный, архаический способ объяснения окружающего мира на донаучной ступени человеческого познания.

В XX в., даже еще с конца XIX в., процесс демифологизации уступил место повышенному интересу к мифу со стороны писателей, критиков, философов, социологов, этнологов; начался своеобразный процесс «ремифологизации». Сильный толчок к новому отношению к мифам дали, несомненно, Вагнер и Ницше (Ницше не только как создатель антиномии Дионис - Аполлон, но и как автор книги «Так говорил Заратустра»). Апологетическое отношение к мифам проявили и символисты, в том числе русские (А. Блок и Вяч. Иванов).

Новое, «позитивное» отношение к мифу проникает в философию; мы находим его у интуитивиста Бергсона, который видит в мифологии оборонительную реакцию природы против разлагающей силы интеллекта, у неокантианца Кассирера, у Урбана, Нибура, Бердяева и т.д. В основном позитивную оценку мифу дают психоаналитики.

Более или менее сознательным обращением к мифологизму, обычно в сочетании с психоанализом, отмечены некоторые произведения таких глубоко отличных друг от друга писателей-модернистов, как Лоуренс, Йитс, Джойс, Эллиот, Т. Манн, Кафка и др. Следует подчеркнуть, что мифотворчество в литературе XX в. сопряжено прежде всего с идеями повторяемости, цикличности, психологической и исторической «замкнутости» человеческого мира: своеобразной «замещаемости» героев, а также взаимозаменяемости и тождества различных мифологических систем. Эти особенности, конечно, не совпадают буквально со свойствами первобытных мифов Шестов Н.И. Мифологический фактор российского политического процесса. Саратов: Изд-во СарГУ, 2002 - С.89.

Тяга к мифологизму в XX в. связывается с некоторыми коренными тенденциями модернистской культуры. Американский критик Рав видит в идеализации мифа выражение страха перед историей, и поскольку возвращение к мифологическому сознанию, по его мнению, невозможно, то открывается путь к манипулированию идеями мифа. Действительно, ритуально-мифологические циклические представления, обращение к прошлому за образцами и санкциями, устойчивые мифологические модели мира и символический язык мифа легко могут быть использованы как в качестве выражения устойчивого гармонического порядка, так и в качестве языка описания вечных, неизбывных конфликтов, психологических и социальных. Обращение к ритуально-магическим комплексам способствует акцентированию внимания на вневременных, фундаментальных основаниях культуры в противоположность идее исторического прогресса. Позитивное отношение к мифу можно связать, разумеется, с консервативными устремлениями, симпатиями к интуитивизму и мистицизму, тягой к устойчивым религиозным формам или экстатическим откровениям, уходом от острых проблем обществ, жизни в фантастику или глубины подсознания.

Мифом в XX веке оперируют как с положительным, так и с отрицательным знаком. Позитивную оценку мифов можно найти у столь далеких друг от друга философов, как, напр., у интуитивиста Бергсона и неокантианца Кассирера, мифологизируют такие непохожие друг на друга писатели, как Джойс и Т. Манн. Мифологизм XX в. помимо определенной идеологической атмосферы тесно связан с новыми интерпретациями мифа в самой науке.

При всех противоречиях, односторонностях и преувеличениях этнология XX в. углубила понимание мифологии. Классическая этнография XIX в. видела в мифах преимущественно наивный до- (и анти-) научный способ объяснения окружающего мира, объяснение, которое должно было удовлетворить «любопытство» дикаря, подавленного грозными силами природы. Новые подходы к мифу (Фрэзер, Дюркгейм, Боас) получают законченное выражение в ритуалистическом функционализме Малиновского, в теории прелогизма первобытных, «коллективных представлений» Леви-Брюля, в логическом «символизме» Кассирера и психологического «символизме» Юнга, в структурном анализе Леви-Стросса, а также Маретта, Фиркандта, Шмидта, Радина, Кэмпбелла, Элиаде, Дюмезиля, Гусдорфа, Лосева. Панарин А.С. Философия политики. М.: Наука, 2003 - С.128

XX в. чрезвычайно расширил наше представление о мифе, его функции и структуре, тесных связях с индивидуальной психологией и психологией творчества. Миф обнаружил себя не только как генетический источник для развития художеств, мышления, но в какой-то мере как его вечная модель и существенный элемент.

Особенно значительной выступает мифологизация истории - тип исторического сознания, имеющий в основе принципы мифологического миропонимания и раскрывающий свое содержание посредством мифа. Мифологизация истории, будучи первичной формой исторического сознания, обладает рядом отличительных признаков. Основным источником для исторического мифотворчества являются устные сообщения представителей старшего поколения, которые выступают как очевидцы исторических событий или как хранители памяти сообщества. В сознании носителей мифологизма. отсутствует установка на критическое отношение к «своему» по родовому, национальному или социальному происхождению источнику сведений о прошлом. При построении исторического знания мифологизация истории в согласии с общим строем мифологического мышления оперирует прежде всего образами - конкретными или отвлеченными, отводя понятиям второстепенную роль.. Общий колорит мифотворчества обусловлен темой спасения сообщества или его избранной части, что придает мифологизации истории характер сотериологии. Текст мифологизации истории оформляется преимущественно как устное повествование и как ритуал, разыгрывающий сюжет определённого мифа, однако в качестве текста исторического мифа могут восприниматься и своеобразно осмысленные явления окружающего мира, например ландшафт, структура которого в контексте мифологического мышления «читается» как система знаков исторических деяний героев прошлого. Традиционный способ передачи мифологизации истории построен прежде всего на личном общении и вовлечении в ритуализированные формы поведения.

С усложнением исторического сознания мифотворчество в истории не исчезает, оставаясь вплоть до настоящего времени важным способом осмысления и переживания прошлого. Значение мифологизации истории особенно возрастает в кризисные для общества и немифологических типов исторического сознания эпохи, когда к разработке и пропаганде М.и. прибегают самые разные общественные группы - от крайне консервативных до ультрареволюционных, - использующие мифологизацию истории в своих политических, или национальных целях.

Политическая идеология с точки зрения семантической и функциональной - понятие многозначное. В качестве ее базовых критериев в разных концептуальных системах выступали различные основания. Так, у Маркса термином «идеология» обозначались различного рода идеи, носящие ненаучный характер и коренящиеся в классовых интересах. Идеологический метод интерпретации действительности, согласно сторонникам этого направления, состоит в конструировании мнимой реальности, которая выдается за подлинную. Тем самым идеология оказывается иллюзорным сознанием, выполняющим мобилизационную функцию Современная политическая мифология: Содержание и механизмы функционирования /Сост. А.П. Логунов и др. М.: РГГУ, 2004.- С.143.

Серьезное влияние на формирование различных подходов к идеологии в современной политической науке оказала концепция К. Маннгейма, где идеологические схемы рассматривались как формы ложного, «апологетического» сознания. Будучи по своей природе «трансцендентной», недоступной пониманию, но являясь предметом веры, идеология играет по отношению к действительности роль стабилизирующего, охранительного фактора.

Впоследствии попытки разработать рациональные методологические подходы к конструированию точного смысла и структуры идеологии были предприняты А. Грамши, Э. Шилзом, Д. Сартори, А. Амальриком и др. Центральным тезисом А. Грамши является мысль о том, что идеологии отличаются от различных теорий и философских систем своей постоянной ориентацией на действие, на соединение с практикой, тяготея, таким образом, к политике. Э. Шилз делает акцент на ценностном характере идеологии, выступающей в качестве политического мировоззрения и имеющей силу веры. Именно благодаря последнему свойству идеологические системы способны обуздывать связанные с кризисом процессы социальной дезинтеграции и аномии. А. Амальрик обращает внимание на институциональные характеристики идеологии: идеология - социально значимая система идей, поддерживаемая той или иной общественной группой и служащая закреплению или изменению общественных отношений.

Несмотря на указанную многозначность подходов к пониманию идеологии, общепризнанным является постулат, согласно которому идеология структурирует смысл и концептуализацию политического пространства, обеспечивая, по словам американского культурантрополога К. Гирца, «новые когнитивные путеводители для общества и помощь в восстановлении порядка».

Таким образом, происходит слияние мифотворчества и политических интересов. Далее именно в таком варианте мифотворчество будет рассмотрено на региональном уровне Шестов Н.И. Мифологический фактор российского политического процесса. Саратов: Изд-во СарГУ, 2002 - С.168.

Социальная мифология начальная фаза и составная часть идеологического процесса. В последние десятилетия XX в. в зарубежной научной мысли произошло существенное переосмысление значимости мифологии в жизнедеятельности социума: мифы и мифологемы рассматриваются в качестве элементов информационной структуры общества, позволяющей ему функционировать, снимать внутренние напряжения, эволюционировать. Миф обобщает опыт непосредственно, просто, нерефлексивно. В отличие от рассудка, которому свойственно отыскивать сложности, миф передает простоту непосредственной данности. Базовым элементом мифа выступает мифологема, сопровождающаяся необычайно живыми эмоциями, способная впечатлять, внушать, увлекать, поскольку восходит к универсально-постоянным началам в человеческой природе. Не истинность (ее сложно проверить), не правильность (соответствие социальным нормам), а правдоподобие становится критерием оценки мифа человеком. «Правдоподобие как правдивое подобие нашему внутреннему миру, - пишет С.А. Маничев,- существование аналогий в нашем опыте переживаний... побуждает человека принять или отвергнуть миф. Принятый миф становится «сакральным», священным.., поскольку это воспринимается как подрыв самих основ бытия и смысла жизни человека. Когда исчезают ценности - приходит отчаяние. Миф становится символом веры». Причем все сказанное вовсе не означает абсолютной примитивности, иррациональности и бездуховности мифа. Следует принять точку зрения К. Леви-Стросса, согласно которой мифологическое мышление не есть нечто низшее и ущербное; просто оно оперирует другим материалом - чувственно воспринимаемыми качествами объектов.