5. Психические эпидемии и криминальные толпы

Уже упоминалось, что токсикомании и наркомании в России за последние пять лет распространяются по законам эпидемий. Вот что писал по поводу психических эпидемий известный русский психиатр В.Х. Кандинский (1849—1889): «Болезни, поражающие сразу множество людей, называются повальными, или эпидемическими болезнями... Не одни только телесные болезни способны к эпидемическому распространению; болезни души, психические расстройства также нередко принимают эпидемический характер. История человечества, история обществ представляет нам ряд длинный, можно сказать, — непрерывный ряд примеров, в которых известные побуждения и стремления, известные чувства и идеи охватывают сразу массу людей и обусловливают, независимо от воли отдельных индивидуумов, тот или другой ряд одинаковых действий. При этом двигающая идея, сама по себе, может быть высокою или нелепою, чувство и стремление могут не выходить из границ физиологических, но могут быть также необычайными и анормальными, совершенно изменяющими прежний нравственный и умственный характер людей. К таким примерам морального и интеллектуального движения масс, порою принимающего форму резкого душевного расстройства, мы совершенно вправе приложить название «душевные эпидемии». Аналогия с телесными эпидемиями здесь полная... Оспа и чума уносили прежде тысячи и десятки тысяч жертв и опустошали целые страны. Душевные эпидемии не менее губительны. Проходит время невольного душевного расстройства, время коллективного увлечения и страсти, — и вернувшиеся к рассудку люди обычно не могут понять своих прошлых ошибок...»⁹.

К психическим эпидемиям В.Х. Кандинский относит революции и войны, религиозные движения. Он рассматривает массовые походы детей от 10 до 14 лет, собиравшихся в 1212 г. со всей Европы, чтобы идти к гробу Господню в Палестину. Аналогичным было и «массовое безумие детей», охватившее многие местности Германии в 1458 году. К психическим эпидемиям Кандинский относит и так называемые индуцированные поступки (убийства, самоубийства, крупные кражи, мошенничества и т.д.), которые совершаются как бы в подражание. В этом он, в частности, обвиняет прессу и литературу: «Начиная с Эскироля (Жан Этьенн Доминик Эскироль, 1772—1840 гг., французский психиатр, один из основоположников научной психиатрии), врачи постоянно указывали на опасность от мелкой прессы, распространяющей в массе подробные и картинные описания различных преступлений и процессов. Не менее вредны литературные произведения, придающие самоубийцам ореол поэтичности и геройства. Madame де Сталь не без основания говорила, что гетевский Вертер вызвал большее число самоубийств в Германии, чем весь прекрасный пол этой страны».

Психические эпидемии известны с древних времен. Греческая мифология сохранила о них память. К примеру, таков миф о трех дочерях тиринфского царя Прэта, которые покинули родительский дом и бродили по лесистым предгорьям, утверждая, что превратились в коров. Такое несчастье постигло их из-за того, что они презрели статую Геры — богини плодородия и брака. Эти девушки — Лизиппа, Финнойя и Ифианасса — вскоре стали центром психической эпидемии, когда к ним присоединились толпы женщин из Тиринфа и Аргоса. Все они чувствовали себя коровами (мычали, щипали траву и ходили на четвереньках). Вылечил их некий Меламп — пастух-прорицатель.

Во время распада СССР многое, что происходило с людьми, по клиническим критериям попадает под категорию психических эпидемий. Приведем пример, когда как бы схлестнулись две разных эпидемии — инфекционная и психическая.

1 декабря 1988 г. ВОЗ объявил Днем по борьбе со СПИДом, внимание к которому было подготовлено средствами массовой информации во многих городах, в том числе в Москве и Ленинграде. Тогда и началась настоящая психическая эпидемия — спидофобия. Как-то сразу масса людей узнала телефоны медицинских учреждений и лабораторий, занимавшихся проблемой «СПИД», и «обрывала» их в течение нескольких суток. Все звонившие требовали срочно проверить их на СПИД. Закончилась эта эпидемия страха перед СПИДом внезапно, вероятно, потому, что страну стали потрясать новые катаклизмы и эпидемии.

Психические эпидемии — это симптом всякого «смутного времени», или социальных катаклизмов. Контингент, которым овладевает психическая эпидемия (будь то эмоционально заряженная идея или напряженный аффект), чаще всего представляет собой толпу, чувствующую себя как нечто целое, единое, тотальное. Правда, бывают эпидемические вспышки, когда «зараженные» не объединяются в толпы. К примеру, в конце прошлого века в ряде деревень Нечерноземья пронеслись психические эпидемии икоты: икали поодиночке, иногда семьями. В одной семье икали, например, дети, в другой — взрослые. Были при этом случаи, когда икать начинали и домашние животные (кошки, собаки). Икота начиналась внезапно и также внезапно прекращалась. Икали сутками, в том числе и во сне. Вспышка затухала, потом, спустя месяц — два, возобновлялась. Врачи и местные знахари ничего поделать не могли.

Психическая эпидемия, охватившая толпу, может превратить ее в криминальную. Хотя история знает случаи, когда «охваченная энтузиазмом» толпа совершала подвиги созидания, находясь в состоянии эйфории или экзальтации. Но чаще криминальная толпа способна на спонтанно возникающий бессмысленный бунт агрессивных людей с помраченным сознанием. Аффект, помрачающий сознание толпы, — это конгломерат различных негативных эмоций, достигающих предельной степени напряжения и поэтому готовых к разрешению серией разрушительных действий. Криминальная толпа находится в состоянии группового острого безумия, имеющего выход в слепом уничтожении всего и вся. Этот аффект всегда является психологическим ядром криминальной толпы. Паника, которая часто сопровождает ее действия, — начальная стадия разрешения аффекта, слепые поиски отводных каналов для перенапряженных эмоций. Здесь к месту процитировать русского психиатра и культуролога Н.Н.Баженова, который в начале века писал: «Состояние социальное аналогично состоянию гипнотическому. Иметь только внушенные извне мысли и эмоции и думать, что они спонтанны — вот иллюзия общая для человека в сомнабулизме и для человека в обществе»¹⁰. Баженов четко определил механизмы возникновения криминальной толпы, а именно: гипноз и суггестию (внушение).

В 1771 г. в Москве разразилась чума. Был голод; господствовал полицейский произвол. 10 сентября в различных районах Москвы и окрестностях стали собираться толпы разъяренных людей, вооруженных чем попало: топорами, кольями, камнями, вилами, ружьями и цепями. И, словно сговорившись, двинулись по направлению к Кремлю, круша все на своем пути, затаптывая случайно попадавшихся на пути людей, не щадя ни старого, ни малого, ни женщину, ни убогого. Бунтовщики убили архиепископа Амвросия и пытались ворваться в Кремль. Никаких целей, кроме разрушения, у этих толп не было. «Чумной бунт» — так были названы эти два—три дня — представляет собой еще один пример сочетания инфекционной и психической эпидемии. А через два года началась Крестьянская война под руководством Е.И. Пугачева (1773— 1775).

Почти десять лет — с 1834 по 1844 гг. — на севере, в Приуралье и Поволжье бушевали картофельные бунты, вызванные насильственным введением новой культуры — картофеля. В совокупности своей они, может быть, и выражали антикрепостнические настроения, которые были характерны тогда для всех слоев населения (выразителями их, как известно, стали петрашевцы), но каждый в отдельности бунт, кроме разрушения, ничего с собой не нес.

«КАРТОФЕЛЬНЫЙ БУНТ» КАК ОБРАЗЕЦ КРИМИНАЛЬНОЙ ТОЛПЫ

Приведем подлинную запись Р.А.Черносвитова (1810—1859) одного из эпизодов картофельных бунтов, к которому он имел самое непосредственное отношение, будучи исправником в Ирбите. В польской кампании 1830—1831гг., Р.А.Черносвитов был тяжело ранен ядром и потерял правую ногу. Выписавшись из госпиталя инвалидом, он сам смастерил себе протез, изобретение опубликовал в журнале «Инвалид» и получил на него патент. В Ирбите он собрал отряд из таких же, как он, инвалидов, числом до 100 человек. Вот с этим отрядом он и усмирял тысячные толпы картофельных бунтарей.

В 1838 году комитет раненых определил меня на службу исправником в Ирбит Пермской губернии; я приехал туда в октябре 1840 года. Весной 1841 года в соседнем Камышловском уезде этой же губернии возникли беспорядки; пока местное начальство собралось — зараза разлилась из Камышлова в Щадринск и Ирбит. Я был в противоположной стороне уезда, когда мне дали знать о беспорядках; прискакав на место сборища, я нашел окружного начальника — без чувств, избитого постройками его экипажа; присутствие мое прекратило это буйство, и доверие, какое заслужил я у народа, а может быть, и страх строгости моей, успокоило толпу, но не разрядило, со всех сторон прибывал народ, я, в свою очередь, посажен был под караул, но действовал и оттуда так, что дальнейшие буйства прекратились, дня через два пришел отряд, и толпу, как водится, пересекли.

Весною 1842 года вспыхнули беспорядки в Оренбургской губернии, в уезде Челябинском, на границе Щадринского происходили буйства в продолжение 6 недель, в народе и у меня в уезде начали носиться толки, а также и в соседних уездах нашей и Тобольской губерний, и наконец, начались в Щадринском уезде сборища и буйства...

По собранным сведениям оказалось, что большая часть бунтовщиков направилась к селу Верхтеченскому, куда и я отправился, получая постоянно донесения весьма неутешительные...Мешкать было нельзя, и я пошел на Верхтечь...

18 число, в трех верстах от Верхтечи меня встретила толпа с винтовками, более 1000 человек; пока шли разговоры, через реку Бабазык, где мост бунтовщики разобрали, толпа прибывала, и с боков обходили и объезжали нас особые колонны; дерзости и ругательствам не было границ, выстрел из винтовки, направленный в окружного начальника или в меня, не знаю, служил сигналом: два выстрела из пушки немного подействовали, но батальонный огонь разогнал толпу. При известии о поражении все, собравшиеся в селе Верхтеченском, разъехались по своим местам, и в это же самое время генерал Обручев с 8, кажется, орудиями усмирил беспорядки в Оренбургской губернии.

Криминальная толпа, будь она из десятка тысяч человек, неизвестно для чего собирается, неизвестно, куда идет, неизвестно для чего убивает, для чего себя дает убивать, для чего разрушает все, что попадается на пути. Морально криминальная толпа беспомощна, и поэтому ее нетрудно разогнать горсткой вооруженных людей. Тот, кто хорошо знает животный мир, знает и то, что бешенство может охватить и наших братьев меньших. Для того, например, чтобы остановить табун коней, несущихся в пропасть, необходимо быстро распознать «свихнувшуюся» лошадь и отстрелить ее, чтобы спасти остальных.

Сознание криминальной толпы помрачено аффектом (как сомнамбулы, по Баженову), и поэтому действия ее слепы и хаотичны. У криминальной толпы нет иной цели, как найти выход для нестерпимого напряжения, а когда пары спущены и пламя аффекта сбито, остается страх, продолжающий удерживать людей в толпе. Без «дерзости» и спеси криминальная толпа беспомощна.

Основные термины, в которых можно описать криминальную толпу, следующие. Ажитированность — внезапно возникающее сильное беспорядочное двигательное беспокойство или даже возбуждение, часто сопровождаемое речевым возбуждением (выкрики, угрозы, оскорбления, нецензурная брань, копролалия, плевки, свист, хрюканье, улюлюканье и т.д.). Разрушительные действия в течение трех суток (без сна и отдыха). Прекратиться все может внезапно, сменившись вялостью, подавленностью, апатией или «скулящим страхом», иногда — амнезией (беспамятством).

Так, в одной геологической экспедиции, работавшей в Аяно-Майском районе вдали от населенных пунктов, после нескольких дней изнурительного перехода, сопровождаемого бесчисленными укусами мошкары, у большой группы геологов возникло состояние ажитации, в которое затем включились почти все, кроме проводника, местного жителя якута, и фельдшера, 20-летней девушки, только что поступившей на работу по окончании медицинского училища. Ажитация длилась около пяти часов: с 12 дня до 17. За это время двое погибли, пятеро получили тяжелые ранения, трое из них нанесли себе увечья сами, ножами и топорами, почти все остальные получили в той или иной степени различные повреждения, в том числе, и оттого, что кусали друг друга. Все имущество экспедиции: палатки, переносные лодки, аппаратура, кухонные принадлежности, оружие, инструменты — было уничтожено, разбросаны банки и пакеты с продуктами.

«Все это происходило, как в кино», — вспоминает фельдшер. «Как во сне или спьяну», — подтверждает проводник. Они были разделены буйствующей толпой и наблюдали ее из разных точек. Никто из бесновавшихся не обращал на них ни малейшего внимания, хотя спрятаться им было негде. Вероятно, сознание буйствующих было сужено, так что и девушка, и проводник просто не попадали в поле их зрения.

Успокаивались постепенно, в течение получаса, крик и ругань сменились стонами, всхлипываниями, причитаниями. Полностью очнувшись, не могли понять, что произошло. Никто ничего не помнил. Средний возраст геологов 35 лет, треть отряда составляли женщины. Все, за исключением фельдшера, имели стаж полевых работ свыше 10 лет, алкоголь не принимали.

Импульсивное поведение и растерянность перед его нелепостью характеризуют и другой случай.

Трое солдат первого года службы пошли в караул, получив автоматы и комплект патронов. Один из них, находясь на посту, внезапно открыл огонь по подходившим проверяющим, скосив их очередью. Быстро снял с убитых оружие и побежал «хвастаться» к двум другим, стоявшим на своих постах. Всех троих охватило состояние ликования и свободы. Ночью они напали на охрану склада с оружием, убили ее, захватили автомобиль, несколько ящиков с патронами, несколько автоматов и направились в свою казарму. Там, убив младшего офицера прикладом, взахлеб стали рассказывать другим военнослужащим о своих «подвигах» и призывать всех «подаваться в партизаны». Так образовалась группа из одиннадцати человек, которая на двух автомобилях выехала из части. В осеннее время пять дней они скрывались в лесу, по ночам в деревнях воровали съестное. Спали мало. Энтузиазм угасал вместе с силами. На шестой день, вечером, всей гурьбой вошли, волоча за собой автоматы, в один из домов и попросили поесть. Наевшись картошки с хлебом и молоком, упали на пол и крепко уснули. Аресту не сопротивлялись. Ни один патрон израсходован не был.

Молчаливая агрессия — состояние угрюмого напряжения, по неясным каналам распространяющееся от одного человека к другому и овладевающее группой мгновенно. За короткое время этим состоянием могут быть охвачены десятки и сотни людей. Молчаливая агрессия базируется на депрессивном аффекте и разрешается серией разрушительных акций, убийством, членовредительством. Внешне эти акции могут производить впечатление целенаправленных действий, однако с исчезновением напряжения наступают растерянность, чувство общего страха перед содеянным, иногда паническое бегство, попытка толпы рассеяться. Расстройств памяти не наблюдается.

В одном ИТУ внезапно возникло состояние всеобщего напряжения, охватившего заключенных без всякой причины, двое суток стояла атмосфера тяжелой угрозы, причины которой не были ясны. Воспитатели, политработники, командование ИТУ не могли снять это напряжение, все ждали «неминуемого взрыва», хотя обычный распорядок, в том числе, трудовой, не нарушался.

На третьи сутки перед обедом в одном из цехов без всякого шума был убит инженер, что явилось словно сигналом к агрессивным действиям: в разных концах «зоны» почти одновременно были совершены попытки убийств военнослужащих — работников ИТУ и охраны. Захвачены узлы связи, автомобильный транспорт, частично оружие. Активные действия совершались стремительно, «как по единому плану», молча — ни криков, ни ругани, ни команд, ни лишних слов, только отрывочные — «готов», «осторожно», «марай», «кончено», «дыши тише», «отдыхай» и т.п.

Затем заключенные забаррикадировались в отдельных помещениях, разрушив там оборудование. Около трех суток практически ничего не ели и не спали, затем стали группами «сдаваться». Были единичные попытки самоубийств и членовредительства: один заключенный отрубил себе кисть, двое вскрыли вены, один оторвал себе щипцами нос и ухо, один прибил себе гвоздем мошонку к полу. Несколько человек попытались бежать, причем совершали побег на открытой и хорошо простреливаемой местности, то есть скорее в панике или с целью быть убитыми. Все без исключения признали себя виновными и требовали «немедленного наказания — вышки!»

«Буза» и «кураж» — внезапное, по малейшему поводу или без него, возбуждение толпы, как правило, «на вербальном уровне», то есть без разрушительных действий, характеризующееся беспорядочным разноголосым криком, руганью, угрозами, бранью, оскорблениями, издаванием различных глумливых звуков и шумов и т.п. Для состояния всеобщего возбуждения характерен смешанный аффект, экзальтация, дисфория — все кричат, каждый чего-то требует , но что точно и сам не знает, эхолалия и эхопраксия (повторение друг за дружкой одних и тех же слов, точно также и в отношении жестов). Высказываются какие-то мелкие обиды, наговоры, придирки, заведомо ложные обвинения того, перед кем бузят и куражатся. Это сплошь и рядом наблюдается в местах лишения свободы, среди людей, по тем или иным причинам изолированных, вынужденных определенное время пребывать вместе. Точно также и среди тех, кто ощущает ущемление своих прав и свобод (геологические партии, рыболовецкие суда, туристический теплоход, база отдыха, занесенная снегом, и множество других подобных случаев, в том числе в рабочих коллективах, где задерживают зарплату и т.д.).

Кураж — та же буза, только перед конкретным или воображаемым «начальником», чтобы «ему показать» «заставить его себя уважать», «быть и говорить с ним на равных» или просто обратить внимание «начальника» на свою персону. Иногда при этом отмечаются случаи разрушений имущества и членовредительство куражащегося.

«Панкизм» характеризуется беспорядочным возбуждением толпы, в буквальном смысле самооплевыванием и оплевыванием окружающих, исполнением публично скабрезных действий (не только копролалия, но и случаи копрофагии, обнажения, имитации или совершения публично половых актов). Нередки мелкие разрушительные действия — ломка стульев и битье посуды. Они носят характер вычурности, демонстративности, нарочитой нелепости и совершаются не для кого-то, не с целью привлечения внимания, а для себя — буйство ради буйства. Как правило, среди панкующей толпы всегда есть один или несколько человек в наркотическом состоянии, многие бывают в алкогольном опьянении (токсикоманы, кстати, никогда не панкуют). Панкующая толпа имеет опасную тенденцию вовлекать посторонних и заражать всеобщим аффектом, отличающимся мазохистско-садистскими действиями. Возможны «случайные» («понарошку») убийства и самоубийства, поджоги и самосожжение.

В июле 1989 г. в одном из районов Смоленской области такие «панкующиеся» жгли транспорт, в поселках Калининской и Московской областях — жгли дома, дачи. В августе этого же года панкующаяся группа пыталась устроить железнодорожную катастрофу, свалив на рельсы бетонный столб. Как признался потом один из участников: «Хотелось своими глазами увидеть, как это происходит, ведь интересно, не правда ли, как электричка, переполненная людьми, сойдет с рельсов и пойдет под откос!»

Таковы общие черты, определяющие криминальную толпу. Основная ее характеристика — спонтанность: люди объединяются как бы случайно, по незначительному поводу или мотиву. Бывает, что случайный человек втягивается в нее, как в омут, помимо воли, самим ее властно-напряженным потоком, всеобщим чрезвычайно заразительным (заразным) аффектом, внезапно передающимся постороннему при виде возбужденной толпы, эмоциональной многорукой жестикуляции, путем индукции и имитации (А.А.Ухтомский).

Криминальная толпа как стихийное явление по клиническим признакам в определенном отношении является острым массовым безумием. В.Х.Кандинский очень осторожно говорил об этом: «Заметим, что мы употребляем термин «душевное расстройство» вовсе не в том смысле, в каком обыкновенно употребляют выражение «сумасшествие». Всякое нарушение гармонии в душевной сфере, всякий случай непомерной деятельности одних сторон психической жизни в ущерб другим может быть назван душевным расстройством. Поэтому-то в действительности ни для целого общества, ни для отдельного индивидуума не существует резкой границы между нормальным и болезненным душевным состоянием. Мы надеемся показать, что корень душевных эпидемий заключается в самой психической организации человека...».

Люди, действующие в криминальной толпе, часто испытывают самые настоящие зрительные и слуховые галлюцинации. Например, одна возбужденная группа, проводившая митинг по случаю очередной задержки зарплаты в одном из заводских клубов Москвы, в один голос утверждала, что к ним только что приезжал Ельцин, обещавший, что их деньги незамедлительно будут выплачены. Такие люди бывают ослеплены различного рода иллюзиями.

В криминальную толпу особенно просто и легко включаются так называемые пограничные типы с аномальными и психопатологическими характерами, истерики, невротики, олигофрены, слабоумные, социопаты и определенные Habitus. Это неслучайно, поскольку, с одной стороны, такие лица обладают повышенной степенью внушаемости, вплоть до сомнамбулизма, а с другой — являются отличными проводниками аффективного заряда и поэтому быстро индуцируют (психически заражают: по выражению Р.А. Черносвитова — «зараза разлилась») других людей. Больше того, в силу особенностей своего характера они являются своеобразными аккумуляторами, удерживающими аффективное напряжение. Пограничные типы не способны к самоконтролю в конкретной ситуации и не критичны по отношению к своим действиям и поступкам окружающих.

Криминальные толпы как явление (симптом) порождены процессами, происходящими в обществе, суть выражения социальной жизни. Правда, они могут возникнуть и в районах природных стихийных бедствий, но и в таких случаях они остаются сугубо социальным явлением, или точнее, медико-социальным «случаем». И еще: криминальная толпа преступна по своим действиям, но, если так можно выразиться, не по своему составу. Это образование функциональное. Только с моральных позиций можно судить тех, кто так или иначе оказался вовлеченным в криминальную толпу, потому что не смог духовно (морально) противостоять ее воздействию. Это тема большого и серьезного исследования именно социальной медицины, поскольку ни клиницисты, ни социологи, ни криминалисты, не имеют адекватных методов профилактики психических эпидемий и криминальных толп, а тем более их «лечения» .

Безусловно преступны те, кто так или иначе способствует возникновению криминальной толпы (какими бы благими мотивами они ни руководствовались при этом), создают прямо или косвенно предпосылки для ее появления в обществе. По любым критериям, они разносчики «заразы», создатели «инфекционного очага» — криминогенной ситуации. Прямым преступником нужно назвать всякого, кто манипулирует подобным сообществом.

Криминальная толпа по своей сути противоположна криминальной группе (банде, мафии), иначе говоря, организованной преступности, имеющей своим средством и ставящей своей целью преступление (сознательный акт). Криминальная толпа не организована, бесструктурна, или вернее, ее структура своеобразна, как у шаровой молнии: есть эпицентр, ядро и оболочки. Пограничные типы составляют ядро, а социопаты — наружные оболочки. В эпицентре — психологическая пустота, в которой и находится стержневой аффект, «заряжающий» криминальную толпу. Но в это «психологическое пространство» может быть умело «вложена» программа. Тогда криминальная толпа становится управляемой (не переставая быть стихийной). Управление может осуществляться и дистанционно, в том числе и через различные СМИ, через рынок, рекламу, путем манипуляции потребительским интересом и т.д. Между криминальной толпой и криминальной группой, конечно, есть и связующие звенья, выступающие одновременно и как взаимно-переходные состояния: из криминальной группы — в криминальную толпу и обратно.

К таким переходным звеньям можно отнести, скажем, так называемых спортивных фанатов, годами мигрирующих за своей командой, а так же фанатов рок- и поп-звезд. Примером могут быть и пресловутые «казанцы», «люберы», «тверцы», «рязанцы», «смоляничи» — группировки вооруженной молодежи, еще недавно перемещавшиеся, в основном по близлежащим регионам, с явно преступными целями (достоверными сведениями о том, что с ними стало, когда они выросли, мы не располагаем). С одной стороны, подобные «структуры» отличаются по многим характерным признакам от криминальной толпы. С другой — в них уже проявляется и «работает» криминальная организация, с присущей ей иерархией ролей и функций. Известно, что преступные элементы, в том числе воры «в законе», внедряясь в ряды фанатов, молодежи с отклоняющимся поведением, формируют из них преступные группы. Поэтому стоит ли удивляться, что в нашей стране так быстро сформировалась наркомафия — организация со сложнейшей структурой и массовым кадровым аппаратом! Ведь перед этим были «казанские», «ферганские», «тбилисские», «бакинские» и другие события.

Концепция ажитированной толпы как «носителя» психической эпидемии, какого бы содержания последняя ни была, складывается из индивидуально-психологических закономерностей и, пользуясь термином З. Фрейда, психопатологии обыденной жизни, усвоенной массой. Причины помрачения массового сознания всегда объективны, но было бы ошибкой ограничивать их лишь социально — экономическими условиями.

Фрейд одним из первых всерьез заговорил о психопатологии обыденной жизни, об «эпидемиологии» психических расстройств. Психическая эпидемия — явление, еще далеко не изученное, но уже можно обозначить некоторые концептуальные представления о ней.

Психическая эпидемия — это проявление других «Я» в человеке, среди которых такие, которые называют «призрак», «мертвец», «зомби». Людям обычно кажется, что они хорошо знают себя (и на что они способны и не способны), даже не предполагая, что знают только одно свое лицо (привычное, обыденное). Но каждый кроме «привычного своего Я» постоянно носит в себе и своих «призрака», «мертвеца» и «зомби». Так, находясь в ясном сознании и здравом уме, любой человек тем не менее может «увидеть», «услышать», «физически ощутить» то, чего «на самом деле» не существует , общаясь не только со своим «двойником», но и с давно умершим человеком или инопланетянином. Это феномен призрака.

«Мертвец» — это сам человек, со стороны своей частично отключенной (или парализованной) воли, с резко ограниченной способностью аналитического и критического мышления. При этом, находясь в ясном сознании, он и не догадывается, что частично «мертв». Именно поэтому человек может не чувствовать боли, когда его тело подвергается разрушению (харакири, самосожжение, феномен Сцеволы и др.)

«Зомби» — это результат грубой суггестии, то есть прямого внушения, в настоящее время нередко подкрепляемого техническими, фармакологическими (психотропными) и наркотическими средствами (частично анаболиками) воздействия на человека. Образно выражаясь, при варианте «зомби» душа человека «изымается», а вместо нее вводится тем или иным путем по каналу суггестии определенная «программа». Человек как бы превращается в живого робота, послушно исполняющего волю того, кто за «пультом»

В ажитированной толпе работают все три механизма «Я». Люди, собравшиеся в толпу, по ее собственным законам превращаются для себя и окружающих в этих оборотней — призраков, мертвецов и зомби. «Программист», или «манипулятор», тоже может быть среди толпы, умело ее подстраивая и управляя ею. Три «кита» поддерживают толпу как целое, они же ее механизмы. Это суггестия (внушение), индукция (здесь — восприятие, сохранение, превращение, усиление и передача эмоций и аффекта от одного человека к другому или другим) и имитация (здесь — невольное, непроизвольное, неумышленное, неосознанное подражание, вплоть до копирования мимики, жестов, действий другого человека (эхопраксия), как при заразительном смехе, плаче, зевоте (феномены психического зеркала).

Для наглядности приведем пример криминальной толпы, охваченной психической эпидемией (сознательно вызванной и достаточно полно управляемой).

В ноябре 1978 г. в джунглях Гвианы произошло одновременное самоубийство 900 человек, в результате проповедей преподобного Джима Джонса, одного из идеологов и создателей культов смерти. Отцы и матери травили себя и своих детей, дети — себя и своих братишек и сестренок, своих любимых собачек, обезьянок, кошек и, мучаясь в предсмертных судорогах, ложились на землю, крепко держа друг друга за руки. Джим Джонс подгонял их через громкоговоритель, сидя в похожем на трон кресле, над которым было такое: «Кто забудет свое прошлое, в того оно выстрелит из пушки».

Эпидемиология — это, пожалуй, самая сложная часть социальной медицины, составляющая особую ее область, все еще все до конца не разработанная и в современных условиях нуждающаяся в специальных системных исследованиях.