Общие характеристики коммуникации

Коммуникация у человека протекает в основном в рамках двух основных каналах: вербального и визуального. Именно в этой области чувств у человека оказались бо­лее совершенные порождающие и анализирующие аппа­раты. Собака, к примеру, может различать сорок тысяч вариантов запаха, что недоступно человеку. Механизмы анализа и порождения должны дополняться соответству­ющими механизмами запоминания. А в области запаха или вкуса человек уже не имеет такой четкой системной памяти. В качестве обратного примера, подтверждающе­го правило, можно сослаться на произведение Марселя Пруста, герой которого мог восстановить далекий прош­лый контекст именно по подсказке из этой области.

Вербальная коммуникация строится на лексически выделенных единицах, соответствующих реалиям мира. Это приводит к большому числу единиц словаря, из ко­торых складывается бесконечное число сообщений. Визу­альная коммуникация не обладает подобным набором за­ранее установленных единиц. Отсутствие элементарных единиц делает более универсальным процесс восприятия визуальной коммуникации, поскольку не требует предва­рительного знания списка единиц для понимания сооб­щения.

Однако и на визуальном уровне существуют предвари­тельные нормы, определяющие форму необходимого со-

32

общения. А. Маслоу смотрит на проблему еще шире, ког­да говорит, что нехватка красоты может быть патогенным фактором.

"Чтобы доказать это положение, я предпринял ряд экспериментов, связанных с красивым и уродливым. Так, например, я предъявлял испытуемым фотографии обыч­ных людей, снятых в неприглядной обстановке, и испы­туемые склонны были описывать этих людей как психо­тиков, параноиков или преступников. Это говорит за то, что в уродливом окружении лица людей и, вероятно, са­ми люди будут казаться нам плохими, уродливыми, не­приглядными. Насколько уродливое окружение будет влиять на вас, целиком зависит от вашей восприимчивос­ти и от того, в состоянии ли вы переключить свое вни­мание с неприятного стимула на что-то другое, менее неприятное. Продолжая эту мысль, можно утверждать, что жизнь в неприятном окружении с неприятными людьми является патогенным фактором для психологи­ческого здоровья. Выбирайте для общения красивых и достойных людей, и вы обнаружите, как улучшается ва­ше самочувствие и ваша самооценка" [197, с. 205].

То есть нормирование присутствует и в этом типе коммуникации. О соответствии красоты содержанию см. также у О.М. Фрейденберг [353, с. 220]. В прошлом даже само имя героя предполагало то или иное дальнейшее развитие сюжета.

Благодаря отсутствию заранее заданной определеннос­ти единиц визуальное сообщение несет большее число информационных прочтений. Поэтому телевидение столь опасно с точки зрения специалиста по паблик рилейшнз — как более богатый сообщениями канал оно может выдать "лишнее" сообщение, что особенно ярко проявляется в случае прямого эфира. Отсюда следует необходимость бо­лее строгого контроля именно телевизионного сообще­ния, чтобы не порождать дополнительных сообщений, сопровождающих основное.

Коммуникативные процессы в соответствии с моде­лью Г. Бейтсона идут на двух уровнях: коммуникативном и метакоммуникативном [539]. Коммуникативный уро-

33

вень понимается стандартно, а метакоммуникативный уровень задает модус передаваемого сообщения. Г. Бейтсон пришел к своей теории, наблюдая над играми обе­зьян. Его интересовал вопрос, как обезьяны понимают в конкретном случае, что покусывание — это не ссора, а игра. Ответ состоял в том, что обезьяна передает мета-коммуникативное сообщение, дающее нужную интерпре­тацию передаваемому содержанию. Шизофреник, как он считает, не владеет метакоммуникативным инструмента­рием, поэтому не может адекватно интерпретировать по­лучаемые сообщения. Например, он не может понимать шуток и тем самым выпадает из процесса обычной ком­муникации.

Метакоммуникативные процессы должны соотносить­ся с теми или иными жанрами, с теми или иными типа­ми дискурсов. Человек, владеющий речью, должен од­новременно владеть набором принятых в данной структу­ре типов дискурсов, поскольку в каждом из них существует свой вариант коммуникативного поведения. Речь не идет только о различиях между свадьбой и похо­ронами, есть также Метакоммуникативные правила, тре­бующие в одном случае порождать информацию, в дру­гом — только получать ее. Определенные речевые ритуа­лы серьезным образом предопределяют наше поведение в этом смысле.

Коммуникация может быть иерархической (с приори­тетностью прямой связи) и демократической (с приори­тетностью обратной связи). Для иерархической схемы ва­жен приказ, для демократической - убеждение. Для иерар­хической схемы наиболее важна чистота канала связи, поскольку в ней сообщение, если достигнет получателя, всегда будет выполнено. Не так обстоит дело с демокра­тической схемой, теперь получатель имеет право выбора: выполнять или нет поступившее сообщение. Это связано с еще одним отличием: в рамках иерархической комму­никации перед нами сцепка "начальник — подчиненный", у подчиненного нет иного выбора кроме послушания. В демократической схеме мы имеем дело со свободным че­ловеком. Страны СНГ, обладая хорошим опытом иерар-

34

хических коммуникаций, не имеют достаточного опыта работы со свободным человеком. Власти всегда легче на­чать войну в Чечне, чем сесть за стол переговоров. Власть говорит в режиме монолога, а не диалога. Выступая в ро­ли автора, власть порождает один Текст, тогда как в слу­чае демократической коммуникации идет порождение множества текстов, что невозможно в иерархической схе­ме. Любой другой текст там сразу же объявляется ерети­ческим. Все вышеперечисленные различия мы можем представить в виде следующей таблицы:

Можно считать, что эти два типа коммуникации при­надлежат к разным социальным структурам: государству и обществу. Как считал Б. Чичерин, государство заинте­ресовано в единстве, общество — в разнообразии [374]. Отсюда и возникает вышеотмеченная ориентация на мо­нолог, который должен по сути блокировать действия другого, или диалог, разрешающий подобные речевые или неречевые действия.

И реклама, и паблик рилейшнз порождают свои тек­сты в режиме общественной (демократической) комму­никации. Отсюда следует сложность этого процесса, поскольку такое порождение может идти в агрессивной коммуникативной среде из-за одновременного существо­вания других источников информации. То есть это по­рождение сообщения в условиях, когда одновременно су­ществует порождение противоречащих ему сообщений. Эта характеристика особенно важна в условиях информа-

35

ционных войн и психологических операций, когда про­тив множества пропагандистских сообщений следует су­меть породить одно-единственное, которое сможет при­вести к сдаче солдат противника в плен. То есть еще од­ной дихотомией становится агрессивная/благоприятная коммуникативная среда.

Признаком, способствующим порождению агрессив­ной среды, становится автономное существование раз­личных коммуникативных центров. Распад единой ие­рархической коммуникации, свойственной советскому периоду, создал социальные группы с автономным ком­муникативным поведением. Например, партии и парла­мент как институции такого автономного поведения вступают в конфликт с президентскими центрами в рес­публиках СНГ, которые требуют приоритетности именно рвоего типа информации.

Наиболее распространенной и исследованной являет­ся дихотомия устной/письменной коммуникации. Они различимы по своему словарю (абстрактные — конкрет­ные, длинные — короткие слова), по своему синтаксису (длинные - короткие предложения). Письменная комму­никация не включает в фиксацию такие явления, как хезитация (выражение сомнения), что иногда фиксируется как: "э-э-э" и т.д. Отсюда следует, что письменная ком­муникация отнюдь не является простой фиксацией уст­ной, поскольку она выбирает из нее исключительно ха­рактеристики, способствующие усилению авторитетности своего слова.

У П. Ершова нам встретилось интересное разграниче­ние коммуникативного поведения сильного и слабого участников коммуникации. Поэтому можно выделить еще и дихотомию сильного/слабого участника коммуни­кации. Обмен информацией он в принципе трактует как сферу борьбы. Например:

"Сопротивляясь, партнер всегда дает информацию в возражениях, в бессловесной реакции или даже в отсутс­твии какой бы то ни было реакции. Всякое сопротивле­ние партнера говорит о том, что полученная им инфор-

36

мация оказалась недостаточно эффективна. Тогда, чтобы продолжать борьбу, нужно опять выдать информацию — более значительную, чем выданная ранее, чтобы добыть в обмен информацию о том, что выданная достигла цели" [103, с. 174].

П. Ершов придает большее значение именно сильно­му противнику, именно сильной позиции.

"Скрыто и обнаженно, речь наступающего всегда кло­нится к добыванию информации. Но в наступлении сложном, хладнокровном (например, в лекции, в докла­де, в речи на собрании) добывание бывает скрыто, а вы­дача лежит на поверхности" [103, с. 180].

Все же следует возразить, что здесь процесс добывания информации несколько "притянут за уши". Он вторичен, хотя бы потому, что монологический текст требует кон­троля только невербальной коммуникации (чтобы слуша­ли, не шумели и т.д.).

В случае явной враждебной борьбы выданная инфор­мация становится оружием.

"Враг предпочитает не выдавать, а добывать информа­цию, а поскольку ему приходится выдавать — он выдает ту, которая неприятна партнеру. При этом умный и рас­четливый враг учитывает действительные интересы про­тивника и выдает информацию о том, что существенно им противоречит, не растрачиваясь на мелочи, которые могут, раздражая партнера, активизировать его" [104, с 188].

Друг свободно обменивается информацией, но он из­бегает выдавать подобные деморализующие сведения. Друг скрывает подобные сведения, оберегая партнера. Дружественность связана с разговорчивостью, даже бол­тливостью (ср. косвенное совпадение с моделью спирали молчания Э. Ноэль-Нойман). Это бесконтрольная выда­ча информации, результатом которой как раз и является болтливость.

37

Слабый партнер также многословен, тогда как силь­ный — скуп на слова.

"Слабый, чтобы противодействовать сильному, вы­нужден информировать партнера о сложной и трудной ситуации, которая вынуждает его бороться — настаивать на своем. Хотя в наступлении слабому нужно добыть ин­формацию, практически его слабость обнаруживается в том, что он обильно выдает ее" [103, с. 192].

Слабый может выдавать информацию, надеясь заинте­ресовать сильного.

Скупость на слова, по мнению П. Ершова, является демонстрацией силы. Он также выделяет типы профес­сии, занятые по преимуществу выдачей информации (пе­дагоги, воспитатели, библиотекари), и те, кто чаще добы­вает ее (всякого рода администраторы).

Сильный/слабый говорящий может быть дополнен ак­тивным/пассивным слушающим. По активности/пассив­ности потребителя информации Ю. Лотман различал вы­сокое/фольклорное искусство (см. далее). П. Флоренский видел активное поведение слушателя в поэзии и в музы­ке. "Поэт дает формулу некоторого пространства и пред­лагает слушателю или читателю по его указанию самому представить конкретные образы, которыми данное прос­транство должно быть проявлено" [345, с. 62]. Музыка, в свою очередь, требует еще большей активности.

Театр, по его мнению, в наименьшей степени допус­кает многообразие в восприятии. С одной стороны, акте­ры, будучи связанными с пространством повседневной жизни, слабо допускают перенос в иное пространство. С другой, для зрителя на сцене присутствует только его точ­ка зрения, он не может уже смотреть на происходящее глазами какого-то действующего лица. Особую слож­ность для театра также представляют видения, явления, призраки. "Пространства их подчинены совсем особым законам и не допускают координации с образами прос­транства повседневного" [345, с. 65].

38

Эти ограничения, по мнению С. Эйзенштейна, в то же время могут преодолеваться в кино [118, с. 205-206]. Здесь есть возможность совмещения нескольких точек зрения.

Предложенные дихотомии в сумме выглядят следую­щим образом:

вербальная/визуальная,

коммуникативная/метакоммуникативная,

иерархическая/демократическая,

агрессивная/благоприятная,

устная/письменная,

сильный/слабый,

активный/пассивный.