3.6. Социологическая концепция народничества

Народничество - идеология разночинной интеллигенции России XIX века. Эта система идей освободительного движения отличалась подчерк­нутой антибуржуазной направленностью, демократизмом, упованием на народ как решающую силу социальных преобразований. Неприятие само­державия трансформировалось у многих народников в отрицание государ­ства вообще. Крестьянская революция виделась им способом уничтожения несправедливого социально-экономического и политического строя. Бу­дущее общество мыслилось как вольный союз общин. Атрибутом народ­ничества были обязательное отрицание каких бы то ни было завоеваний буржуазной демократии, нигилизм по отношению к коллективной полити­ческой борьбе. Отстаивался тезис об антигуманизме гражданских свобод, служащих буржуазии и недоступных народу. Виднейшими представите­лями народничества являются М. А. Бакунин, П. А. Кропоткин, П. Н. Тка­чев.

Основные социологические идеи Михаила Александровича Бакунина (1814-1876) изложены в работах «Кнуто-Германская империя и социаль-

325

ная революция» (1871), «Государственность и анархия» (1873), «Федера­лизм, социализм и антитеологизм» (не закончена).

Историю М. Бакунин представлял как эволюционный процесс, движе­ние человечества из царства животных в царство свободы. Разумная тру­довая деятельность людей переводит их из сферы биологического в сферу социального. Человек, по М. Бакунину, - часть природы и поэтому должен повиноваться ее законам. Но социальную действительность творят сами люди. Здесь свобода и воля людей ничем не ограничены. Цель прогресса и его мерило - постоянное приращение свободы личности. Все, что служит увеличению индивидуальной свободы, оправданно и прогрессивно.

На пути социального прогресса, с точки зрения мыслителя, есть только два препятствия - религия и государство. Фикция бога подпирает монстра -государство. Зарождение религии связано с наделением людьми вымыш­ленных богов гипертрофированными собственными качествами, силами и способностями. Так было на ранних ступенях развития человечества. В современном ему обществе М. Бакунин видел главный источник религии в нищете и рабстве народа. Религия обслуживает нужды власти и государ­ства. Религия помрачает рассудок людей, заглушает чувство социальной справедливости, любые протесты против произвола правительства.

Бакунин предлагал два пути избавления от суеверия: во-первых, про­свещение народа, популяризация идей социализма: во-вторых, социальная революция. Революция «закроет кабаки и церкви, развращающие душу и тело призрачными радостями». Она принесет с собой радость свободы и благополучие. Революция уничтожит и другого губителя индивидуальной свободы - государство. В отличие от множества социальных мыслителей, видевших корень всех общественных бед в частной собственности, М. Ба­кунин усмотрел его в государстве. Причем он не ограничился мирной ан­тигосударственной проповедью, а стал требовать немедленного разруше­ния этого социального института.

М. Бакунин был одним из первых антиэтатистов и противников бюро­кратического централизма. По его мнению, государство создавалось меньшинством для господства над большинством. Возникновение его бы­ло связано с насилием, завоевательными походами, войнами. Войны и го­сударство неразделимы. Пока будут существовать государства, миру на земле не бывать; будут только передышки, перемирия между войнами. Го­сударство есть кладбище социальных интересов, гражданского общества. Это алтарь, на котором реальная свобода и благоденствие народов прино­сятся в жертву политическому величию самого государства.

М. Бакунин отметил уникальное свойство власти развращать всех не­зависимо от классовой принадлежности. Он предсказывал, что, если ко­гда-либо будут установлены правительство и парламент, состоящие ис­ключительно из рабочих, эти рабочие, бывшие убежденными социальны-

326

ми демократами, вскоре станут поклонниками принципа власти, угнетате­лями и эксплуататорами. Ибо весь пролетариат не сможет встать во главе управления. Если будут управляемые, то будут и рабы. Вот почему нужна организация не «сверху вниз», а «снизу вверх».

Выступая против конституционных иллюзий либеральной интеллиген­ции и «государственного коммунизма» Маркса, М. Бакунин пытался на­щупать новые формы организации общества. Он надеялся на раскрепоще­ние личности, ее полную самореализацию через «социалистические коо­перативы», «общины», ассоциации трудовых союзов. Это была традици­онная дань коммунитарной (общинной) идеологии, которую издавна пла­тили многие идеологи, выступающие за социальную справедливость.

Легальное участие в политике, любые формы ортодоксального полити­ческого поведения были неприемлемы для М. Бакунина, поскольку всякий политический акт лишь укрепляет государство. Уничтожить государство может, с его точки зрения, только стихийный бунт. Для разжигания бунта пригоден любой «горючий материал» - пролетариат, фрондирующая ин­теллигенция, маргинальные слои общества. Разжечь бунт, «разнуздать страсти» и инстинкты должны революционные группы, движимые волей к революции.

Сравнивая способности к бунту различных этнических общностей, М. Бакунин считал, что все дело - в психологических свойствах тех или иных рас, наций и народностей. Русскому народу он приписывал «наивное чувство братства», а также ненависть к дворянам и любовь к огню. Рус­ского мужика легко убедить «запустить петуха» господам со всеми их бо­гатствами. Из России пожар перекинется на весь мир. Так будет разруше­на современная цивилизация и установится безвластие. В своих подходах к проблемам межнациональных отношений М. Бакунин ориентировался на свободный союз народов, идеи автономии и федерализма.

Свои социальные проекты переустройства общества Бакунин фактиче­ски никак не увязывал с экономическими факторами, хотя нередко опери­ровал терминологией экономических учений того времени. Что касается общества, то в социологии Бакунина оно рассматривалось как «социаль­ное тело», статичный организм. В предмет социологии как дисциплины Бакунин включал все науки о человечестве в мире.

Петр Алексеевич Кропоткин (1842-1921) - русский князь, потомст­венный военный, путешественник, ученый с мировым именем, чиновник, революционер-идеолог. Социальные взгляды формировались под влияни­ем идей Бакунина. Политические воззрения Кропоткина отличали прежде всего ориентация на идеал безвластия, отрицание организованной и сис­тематической политической борьбы и пропаганда создания анархо-коммунистической федерации взамен разрушаемого революцией государ­ства. При анализе сложных социальных процессов Кропоткин руково-

327

дствовался психобиологическим подходом, не чужд был влияния позити­вистской школы и эволюционной теории Дарвина.

Основными социологическими трудами Кропоткина являются «Речи бунтовщика» (1885), «Хлеб и воля» (1892), «Анархизм, его философия и идеал» (1896), «Поля, фабрики и мастерские» (1899), «Современная наука и анархизм» (1906), «Взаимная помощь как фактор эволюции» (1907), «Великая французская революция» (1909), «Этика» (1921). В указанных работах рассматриваются два круга вопросов. Первый охватывает зако­номерности общественного развития и факторы, его определяющие. Вто­рой касается доказательств несовместимости социального равенства и го­сударственности, анализа развращающей силы власти и социальной революции как силы, способной уничтожить ее главного носителя -государство.

Социальная эволюция основана на двух факторах: взаимопомощи и самоутверждении индивида или группы индивидов. Согласно П. Кропот­кину, человеку присущ инстинкт общительности, как и всей живой приро­де. Сохранению человечества способствуют борьба за существование, по­нимаемая как борьба человека с природой, и взаимопомощь. Взаимопо­мощь в среде людей порождает сознание силы, чувство удовольствия от общения с себе подобными и чувство справедливости, которое побуждает признать равенство прав всех людей.

Солидарность - внеинституционное и даже антиинституционное явле­ние. Она - та единственная сила, которая поддерживает нравственное чув­ство и привычки общительности в человеческих обществах. Сила более могучая, чем повеления религии или законодателей. Народное творчество, питаемое взаимопомощью, создает различные формы взаимного содейст­вия. Это - род, племя, община, гильдия, средневековый город-республика, рабочие союзы и т. п. Таким образом люди адаптируются к меняющимся обстоятельствам, выдерживают борьбу с враждебной внешней средой -будь то природа или общество.

Целью любого народного движения является достижение состояния безвластия. В природе отсутствует какая-либо централизация. Не должно быть ее и у людей. Прогресс движим также и стремлением всякой актив­ной личности возвыситься в экономической, политической и духовной ор­ганизации. Однако любая форма сообщества стремится наложить путы на индивида. По П. Кропоткину, лишь гильдии и вольные города не налагали на людей оков, давали полную свободу развитию способностей индивида. Но их поглотили всемогущие государства.

Любая попытка человека освободиться из-под ига государства должна приветствоваться. Ничем не ограниченная индивидуальная свобода - вот подлинное мерило социального прогресса. Следуя логике своих рассужде­ний, П. Кропоткин приходит не только к признанию права каждого посту-

328

пать сугубо по своему усмотрению, но и выступает против права общества карать кого-либо за антиобщественное поведение. Для доказательства вредоносности государства П. Кропоткин предлагал рассматривать этот институт как результат заговора против народа «военного вождя, судьи и священника».

Государственная власть призвана защищать интересы только правяще­го меньшинства. Именно государство поделило изначально равных людей на классы, именно оно породило капитализм, а с ним - бессмысленное расточение производительных сил, общественного капитала, жажду нажи­вы, доводящую людей до пренебрежения законами общественности. Если не разрушить государство, оно раздавит личность и местную жизнь, за­владеет всеми областями человеческой деятельности, принесет войны и внутреннюю борьбу за обладание властью, поверхностные революции, сменяющие тиранов, а в конце - смерть общества, - предрекал П. Кропот­кин. Доказывая опасность любого правительства, любого государства, он часто цитировал Ж.-Ж. Руссо, который считал, что для того, чтобы граж­данам можно было передать свои права выборному собранию, оно должно состоять из ангелов. Да и у них вырастут рога и когти, как только они примутся за управление людьми.

Ввести безвластие, обеспечить «довольство всех» Кропоткин считал возможным сразу же после экспроприации и социализации орудий и средств производства. Изобилие обеспечит правильная организация труда. Промышленность надо соединить с земледелием, умственный труд - с фи­зическим. Главное - децентрализовать производство.

В этом новом обществе люди будут жить в самоуправляющихся общи­нах, где свобода каждого есть условие свободы всех. «Интеграция труда» обязательна для всех членов коллектива: после нескольких часов физиче­ского труда каждому позволено заняться любимым делом, а людям стар­ше 40 лет и вовсе разрешено посвятить себя выбранной деятельности. Па­радоксально, но Кропоткин не заметил основного противоречия анархиче­ской доктрины: признания индивидуальной свободы личности как высше­го блага и попрания этого принципа всесторонней регламентацией жизне­деятельности человека коммунитарной идеологией.

В отличие от Бакунина, считавшего народ изначально готовым к про­тесту, Кропоткин полагал необходимым серьезно готовиться к революции и готовить к ней народ.

Политическое поведение и политические интересы основных субъектов политики Кропоткин выводил из их экономических целей.

Общественный прогресс, по Кропоткину, основан на постоянной смене двух эпох - эпохи эволюции и эпохи революции. Когда форма реализации взаимопомощи устаревает и больше не соответствует новым требованиям развития личности, народ начинает нуждаться в глубоких изменениях сво-

329

его бытия. Их можно реализовать либо путем эволюции, либо через рево­люцию.

На революцию народ толкают нежелание государства и правительства проводить реформы, негибкость этих институтов власти. Революциям предшествует ряд этапов общественного развития: выдвижение вначале скромных требований масс; затем постепенная радикализация этих запро­сов; пробуждение народа под влиянием поражения и гибели в борьбе с го­сударством революционеров-одиночек; как следствие, сотни спорадиче­ских бунтов. И наконец, апофеоз - революция. Эволюция готовит почву для революции, а революция с течением времени вновь сменяется мир­ным прогрессом.

Революция - период «ускоренной эволюции, ускоренного развития и быстрых перемен». Считая революцию неизбежным этапом развития в определенных условиях, Кропоткин призывал революционеров стремиться «достичь наибольших результатов при наименьших размерах гражданской войны, то есть с наименьшим числом жертв и по возможности не увели­чивая взаимной ненависти». В этом вопросе он стоял ближе к Герцену, чем к Бакунину.

Цели социалистической революции Кропоткин считал более гуманны­ми, нежели цели революции буржуазной, ибо социалистическая - стре­мится к «благу для всех», а буржуазная - направлена на обогащение от­дельных личностей. Однако он же предупреждал революционеров, что коммунизм «может принять все формы, начиная с полной свободы лично­сти и кончая полным порабощением».

Социология Кропоткина ценна прежде всего учением о взаимопомощи и солидарности как приоритетных факторах социального прогресса, нрав­ственным пафосом, верой в реализацию творческого потенциала человека, антиавторитарного братского союза с другими людьми. В доктрине либер-тарного социализма изначально была заложена конфликтность между идеалом индивидуальной свободы личности как целью общественного движения и подавляющей свободу личности народной революцией как средством достижения этой цели. В конце жизни Петр Алексеевич понял это противоречие и глубоко страдал от естественного хода событий соци­ального переворота, разворачивавшегося в России в 1917-1921 годах.

Политическая программа Петра Никитича Ткачева (1844-1886), вид­нейшего теоретика заговорщического направления, социолога, литератур­ного критика и публициста, изложена в работах «Открытое письмо Петра Ткачева г-ну Фридриху Энгельсу» (1874) и «Задачи революционной про­паганды в России» (1875). В них утверждалось, что века господства дес­потической власти над народом привили ему «рабские привычки», сфор­мировали такие его качества, как неорганизованность, инертность, заби­тость и отсталость. Поэтому-де народ пока еще не может быть самостоя-

330

тельной политической силой. «Разрушительную энергию» масс призвана использовать наиболее активная часть интеллигенции в борьбе против са­модержавия.

Социальная революция в России должна задаться легче, чем в Запад­ной Европе. Ибо в стране нет сил, способных по-настоящему ей противо­стоять. Отсутствует буржуазия - наиболее враждебный социализму класс. Самодержавие, по Ткачеву, - внесословная сила, не имеющая социальной базы. А в русском народе заложен природный инстинкт к социализму.

Собственно социологическая программа Ткачева воплотилась в рабо­тах «Экономический метод в науке уголовного права» (1865), «Произ­водительные силы Европы» (1865), «Очерки по истории рационализма» (1866), «Что такое партия прогресса» (1870), «Закон общественного само­сохранения» (1870), «Роль мысли в истории» (1875), «Анархия мысли» (1876), «Анархическое государство» (1876), «Накануне и на другой день революции» (1877) и др. В трудах Ткачева нашли отражение три круга проблем: 1) социологические законы и влияние на них «экономического начала»; 2) социальный прогресс и его составляющие; 3) назначение по­литической власти в обществе и место в ней активного меньшинства.

Ткачев равно отвергал органическую теорию общества Спенсера и по­литическую концепцию общественного устройства Конта. Разделяя многие идеи Дарвина, он возражал против распространения принципа «борьбы за существование» на общественную жизнь.

Если законы природы вечны и незыблемы, то социологические законы являются «продуктом человеческой воли и человеческого расчета, они возникают и уничтожаются вместе с обществом». В природе нет целепо-лагания. Человек всегда ставит перед собой определенные цели, осознает свои желания, вырабатывает идеалы.

История реализуется через поведение и поступки как отдельных лично­стей, так и социальных групп. Но коль скоро исторические законы вопло­щаются в процессе человеческой жизнедеятельности, значит, они челове­ком же и создаются. В основании общества заложены «экономические на­чала», обусловливающие развитие и направление политических и соци­альных отношений вообще. Они кладут отпечаток на интеллектуальный прогресс общества, на его мораль и господствующие в нем воззрения. «Экономические начала» воплощаются в определенных социальных инте­ресах, детерминирующих исторические процессы, возникновение и упадок социальных институтов, политическое поведение людей,

В работах Ткачева прослеживается двоякое толкование понятия мате­риального интереса. В одних случаях он рассматривает материальный ин­терес как следствие стремления человека к улучшению жизненных усло­вий и самосохранению, в других - как воплощение сословно-классовых интересов. Экономическая детерминанта социальных явлений производна

331

от свободы воли. Без свободы воли нет свободы выбора, в том числе и вы­бора социального пути. Ткачев исповедовал не страдательное положение личности в истории, а ее самодеятельный, творческий характер.

Прогресс, по Ткачеву, проявляется в трех сферах: в природе, в индиви­дуальном организме и в человеческом обществе. Внутри общества про­гресс дифференцирован на экономический, правовой, духовный и т. д. Важнейшие критерии социального прогресса - цель движения, в которой воплощены понятия людей о счастье, и социальный идеал. Помимо цели, элементами прогресса являются также движение (противоположность за­стою) и направление, указующее на его поступательный характер. Анта­гонизм частных интересов пронизывает всю гражданскую историю, поро­ждая конфликты различных политических сил.

Экономический интерес может победить при реализации двух условий: наличия материальной силы и ее организации. Как правило, носителями материальной силы являются люди невежественные, неспособные к какой бы то ни было рациональной организации. Упорядочивает материальную силу и определяет ее цель лишь воодушевленное высокой идеей интеллек­туальное меньшинство.

Коренная цель социального прогресса - приведение в соответствие по­требностей людей и возможностей их удовлетворения. Сам прогресс трак­туется двояко: 1) как поступательная эволюция определенных экономиче­ских начал: 2) как скачок, как отрицание прежних экономических основ и замещение их новыми.

Лишь силы, господствующие в экономической сфере, обладают реаль­ной политической властью. Лишь экономическая власть позволяет реаль­но пользоваться политическими правами. Политическая власть обслужи­вает породивший ее экономический порядок. Без нарушения «естествен­ного порядка» вещей трудящиеся классы не сумеют прорвать этот пороч­ный круг клиентальных отношений. Нарушение это будет краткосрочно и уложится в простой отрезок времени, за который будут изданы соответст­вующие правительственные декреты по проведению экономической, поли­тической и правовой реформ.

В интересах народа революционное меньшинство организует полити­ческий заговор. Захватив государственную власть, оно проводит указан­ные преобразования, восстанавливая баланс между экономической сферой и политической властью. Далее Ткачев предлагает традиционные для со­циологии народничества рецепты оздоровления общества: крестьянская община преобразуется в «общину коммуны», совместно владеющую зем­лей и средствами производства: постепенно преодолевается всякое нера­венство между людьми: развивается общинное самоуправление: централь­ные функции государственной власти упраздняются. В результате назван­ных преобразований произойдет исторический скачок от прежних эконо­мических принципов общества к новым основам.

332

Отдельные идеи социологии Бакунина, Кропоткина и Ткачева оказали существенное влияние на формирование мировоззрения многих предста­вителей социалистической мысли различных направлений как России и Западной Европы, так и стран Латинской Америки второй половины XIX-XX века.

3.7. Социологические воззрения мыслителей российской эмиграции

Особое место в историко-социологической традиции первой полови­ны XX столетия занимают идеи и концепции мыслителей - эмигрантов из Советской России.

Одной из первых системных попыток анализа общественно-полити­ческих событий в России в парадигме социологического учения К. Маркса правомерно рассматривать творчество Льва (Лейбы) Давидовича Троцкого (Бронштейна) (1879-1940) - профессионального революционера, одного из вождей Октябрьского (1917) переворота в России, идеолога, теоретика, пропагандиста и практика российского и международного коммунистиче­ского движения. Л. Троцким предпринимались систематические попытки теоретического осмысления и объяснения революционных событий в Рос­сии. Несмотря на его явное стремление придать собственным изысканиям концептуальность и социально-философское звучание, в них доминирова­ли мотивы фанатизма революционистского толка, сиюминутной полити­ческой борьбы и самооправдания. Л. Троцкий явился первым из россий­ских революционеров-практиков, обратившим внимание на несвободный, антидемократический и отчужденный характер власти, сформировавшейся в России после 1917 года, на бюрократический характер нового политиче­ского режима. Уже в начале 20-х годов Л. Троцкий определил партийно-советский аппарат в СССР как особый общественный слой и существенно значимый элемент социально-политической структуры.

Анализируя «уроки Октября», Л. Троцкий приблизился к пониманшо того, что одной из главных предпосылок возникновения всемогущей бю­рократии выступают теория и практика идей «партии нового типа» и «по­строения социализма в одной стране». Тем не менее, оставаясь под вла­стью большевистских иллюзий, он усматривал перспективы мирового ре­волюционного процесса в осуществлении идеи К. Маркса о перманентной революции, т. е. фактически о гражданской войне планетарного масштаба. В книге «Преданная революция», известной также под названием «Что такое СССР и куда он идет», Л. Троцкий истолковал генезис советской бюрократии как результат последовательного нарастания реакционных

333

устремлений в стане победителей. По его мнению, период великих на­дежд, иллюзий и чудовищного напряжения сил трансформировался в по­лосу «усталости, упадка и прямого разочарования в результатах переворо­та». Захват командных постов в обществе героями гражданской войны обусловил антидемократические методы управления страной и отчужде­ние подавляющего большинства населения от политической власти.

Л. Троцкий особо отмечал, каким огромным шагом назад и источни­ком рецидивов «истинно российского варварства» стал «советский Терми­дор», принесший малокультурной партийно-советской бюрократии пол­ную независимость и бесконтрольность, а народным массам - «хорошо знакомую заповедь повиновения и молчания».

Одним из первых мыслителей российской эмиграции 20-40-х годов XX столетия, разработавшим собственную, немарксистскую социологиче­скую модель видения трансформации современного общества, явился фи­лософ, социолог и публицист Николай Александрович Бердяев (1874-1948). В своих работах социально-философского и социологического ха­рактера «Философия свободы» (1911), «Смысл творчества. Опыт оправ­дания человека» (1916), «Смысл истории. Опыт философии человеческой судьбы» (1923), «Философия неравенства. Письма к недругам по социаль­ной философии» (1923), «Новое средневековье. Размышление о судьбе России и Европы» (1934), «О назначении человека. Опыт парадоксальной этики» (1931), «Основная антиномия личности и общества» (1931), «Человеческая личность и сверхличные ценности» (1937), «Истоки и смысл русского коммунизма» (1937), «Русская идея. Основные проблемы русской мысли XIX-XX века» (1945) Н. А. Бердяев исследовал проблемы свободы и кризиса культуры, размышлял над путями русской и всемирной истории двадцатого столетия, осуществлял изыскания историко-фило­софского характера. Созданная Бердяевым система новых мировоззренче­ских ориентации в человековедении была связана с выбором им опреде­ленной системы гуманистических координат, осознанием и пониманием того, что по сравнению с человеческой личностью весь мир - ничто.

Признание примата личностного над социальным позволило ученому выступить против тотального подчинения индивида общественно-утили­тарным целям и провозгласить свободу человека в качестве самодовлею­щей ценности. Последовательно выступая против «разжигания инстинк­тов» масс и разгула стихии насилия, Бердяев стремился понять причины и механизмы несвободы человека и отчужденный характер создаваемой им культуры. По мысли Бердяева, несмотря на героическую борьбу людей за свободу на протяжении почти всей истории, они все же остаются несво­бодными. В своей исторической судьбе, с точки зрения Бердяева, человек проходит разные стадии, и всегда трагична эта судьба. Человек был рабом природы, и он начал героическую борьбу за свое сохранение, независи-

334

мость и освобождение. Он создал культуру, государства, национальные единства, классы. Но он стал рабом государства, национальности, классов. Ныне, - утверждает Бердяев, - вступает он в новый период. Он хочет ов­ладеть иррациональными общественными силами. Он создает организо­ванное общество и развитую технику, делает человека орудием организа­ции жизни и окончательного овладения природой. В ходе борьбы человек становится рабом организованного общества и техники.

Тревога и печаль Бердяева по поводу неизбежности человеческого раб­ства побуждали его обратить внимание на комплекс освободительных и псевдоосвободительных идей, циркулировавших в то время в обществен­ном сознании. Мыслитель отдал дань увлечению марксовой философско-социологической парадигмой, отвергнув ее затем из-за неприятия идеи пролетарского мессианизма.

В этой связи блестящий русский интеллектуал П. Б. Струве, комменти­руя книгу Бердяева «Субъективизм и индивидуализм в общественной фи­лософии» (1901), подчеркивал, что истина и идеал у автора не заимствуют своего достоинства от классовой точки зрения, а сообщают ей это досто­инство. Отдавая должное марксизму как социологической доктрине, Бер­дяев отрицал его притязания на статус философии истории, ибо данному учению присуще отождествление духовного существа, «общечеловека» и человека классового, группового и эгоистичного с прагматичными целями и ценностями. Марксизм, по Бердяеву, выступая как объяснительная мо­дель социологического уровня при анализе общественно-экономических процессов, не способен наполнить историю имманентным смыслом, сфор­мулировав для человечества действительный идеал исторического разви­тия. В дальнейшем Бердяев обратился к задаче выработки нового религи­озного сознания, которое должно было бы содействовать прояснению су­щества человека, духа, свободы и современной социальной ситуации. Именно с этих позиций ученый осуществил исследование одной из наибо­лее запутанных и идеологизированных проблем социологического и соци­ально-философского теоретизирования последних веков - проблемы ра­венства. Подвергая критике идею равенства как «метафизически пустую идею», ведущую к энтропии и гибели социального мира, Бердяев провоз­гласил особую ценность свободы, любви к свободе и в конечном счете значимость права на неравенство.

Бердяев был, пожалуй, одним из первых выдающихся социальных фи­лософов и социологов, обративших внимание на формирование отчужден­ного характера социальных ценностей и социальных движений своего времени. В частности, он зафиксировал и дал своеобычную интерпрета­цию определенного рода трансформационным процессам в учении и поли­тической практике социализма.

По мысли Бердяева, социалистическая идея как результат теоретиче­ской и практической деятельности людей обретает некую самостоятель­ную и самодовлеющую сущность, приобретающую при всей своей антире-

335

лигиознои направленности отчетливо выраженную телеологическую, мес­сианскую и религиозную окраску. В социализме, как и религии, - утвер­ждал Бердяев, - проявляется что-то сверхчеловеческое, религиозно-тревожное и в социалистически-религиозном пафосе чувствуется уже сверхисторическое начало. Социализму как особой лже-религии, согласно Бердяеву, присущи свои святыни («народ», «пролетариат»), свое учение о грехопадении (появление частной собственности), культ жертвенности (счастье будущих поколений как смысл существования людей), экстре­мально-эсхатологическое переживание истории, которая должна завер­шиться установлением «рая на земле». Но это, по Бердяеву, - демониче­ская религия. Основатели теории научного социализма, с его точки зре­ния, не интересовались тем, как их идеи трансформируются в психике миллионов индивидов. Еще в 1907 году Бердяев предупреждал, что в гра­ницах социалистического сознания рождается культ земной материальной силы, нарастает процесс гипостазирования общественных универсалий, порождающий устремление к сверхчеловеческому, к «новому земному бо­гу». Анализируя «истоки и смысл русского коммунизма», Бердяев квали­фицировал его как «неслыханную тиранию», основанную на принципах антигуманизма, антидемократизма, отрицания свободы и прав человека, постоянно приносящую людей и их интересы в жертву ненасытному госу­дарству. Подвергая критическому анализу разнообразные концепции со­циального прожектерства и социального утопизма, Бердяев констатиро­вал, что утопии оказались гораздо более осуществимыми, чем до сих пор предполагалось. Это суждение Бердяева, беспощадная глубина которого быть может не вполне осознавалась даже им самим, стало апокалипсиче­ским знамением многострадального XX века. Негативно оценивая разно­образные философско-социологические версии учения об общественном прогрессе, Бердяев настаивал на признании абсолютной и непреходящей ценности любой личности как принадлежащей подлинному бытию, а так­же всякого поколения людей и всякой культуры. По Бердяеву, данное уче­ние «заведомо и сознательно утверждает, что для огромной массы челове­ческих поколений и для бесконечного ряда времен и эпох существует только смерть и могила... Все поколения являются лишь средством для осуществления этой блаженной жизни, этого счастливого поколения из­бранников, которое должно явиться в каком-то неведомом и чуждом для нас грядущем». Нравственный смысл и пафос этого тезиса мыслителя противостоят революционистским риторикам, постулирующим пренебре­жение человека к собственной судьбе, его самоуничижение ввиду принад­лежности к «менее совершенному» поколению либо «менее прогрессив­ной» культуре. Одновременно Бердяев отвергает и цели тех реформаторов истории, которые видят смысл жизни поколений главным образом как процесс обеспечения достойной жизни грядущим поколениям, как заведомо нечто менее ценное и значимое. Размышляя в последние годы жизни о траги­ческих судьбах России, Бердяев был твердо убежден в том, что обновление

336

и освобождение Родины явятся результатом не какого-то давления извне: они произойдут от имманентных импульсов, «от внутренних процессов в русском народе». Возрождение прерванных культурных ценностей, прин­ципов самоценности и суверенности личности, идеалов духовной свободы может и должно, по Бердяеву, выступить основанием для этого процесса.

В сочинениях философа, социолога, государствоведа и общественного деятеля, магистра и доктора государственных наук, одного из основателей Русского научного института в Берлине (1923) профессора Ивана Алек­сандровича Ильина (1883-1954,) излагаются актуальные и интересные идеи о природе, сущности и перспективах преодоления тоталитаризма. По мысли Ильина, крупномасштабный опыт строительства социализма дает все основания утверждать, что это социальное устройство может сущест­вовать «только в форме всепроникающего и всепорабощающего тотали­тарного режима». Понимая тоталитаризм как политический строй, «беспредельно расширивший свое вмешательство в жизнь граждан» и «включивший всю их деятельность в объем своего управления и принуди­тельного регулирования», Ильин отмечал, что сущность тоталитаризма левого («левого большевизма», социализма) и правого («правого больше­визма», национал-социализма) толка состоит не столько в особой форме государственного устройства (демократической, республиканской или ав­торитарной), сколько во всеохватывающем объеме и организации управ­ления людьми, осуществляемого при проведении «самой последователь­ной диктатуры, основанной на единстве власти, на единой исключитель­ной партии, на монополии работодательства, на всепроникающем сыске, на взаимодоносительстве и на беспощадном терроре».

По Ильину, противоправный тоталитарный режим «есть рабовладель­ческая диктатура невиданного размера и всепроникающего захвата», ко­торая держится на партийных указах, распоряжениях и инструкциях, а за­коны и государственные органы представляют собой «только показную оболочку партийной диктатуры». В тоталитарном обществе, спаянном страхом, инстинктом самосохранения и злодейством, граждане фактиче­ски лишаются всех прав, полномочий и свобод. Они существуют только как субъекты обязанностей и объекты распоряжений. Их правовое созна­ние замещается «психическими механизмами - голода, страха, мук и унижения, а творческий труд - психофизическим механизмом рабского надрывного напряжения». Согласно Ильину, опыт всех европейских со­циалистических стран свидетельствует, что с победой социализма в них устанавливаются монопольная собственность государства и исключитель­ная инициатива единого центра, в которых и заключается суть данного общественного устройства. Установление же этой монополии ведет к мо­нополии государственного работодательства и создает полную зависи­мость всех трудящихся от новой привилегированной касты партийных чи­новников. Социалистическая действительность, по Ильину, свидетельст-

22 История социологии

337

вует об антисоциальной сути социализма, который убивает свободу и творческую инициативу, уравнивает людей в нищете и зависимости, соз­дает партийную касту, проповедует классовую ненависть, осуществляет тоталитарное управление и выдает его за справедливый строй. Выход из левого тоталитаризма Ильин видел в отречении от социалистических ил­люзий, которые привели к катастрофе, и в строительстве нового общест­венного строя, основанного на частной инициативе, частной собственно­сти, правовой свободе и «творческой социальности», включающей в себя свободу, справедливость и братство.

Неизбывно размышляя о судьбе России, Ильин считал, что ей все рав­но придется сделать выбор между свободой и рабством, демократией и то­талитаризмом. Веря в лучшее будущее, он подчеркивал, что «безумию ле­вого большевизма Россия должна противопоставить не безумие правого большевизма, а верную меру свободы: свободу веры, искания правды, тру­да и собственности». Значительная часть социально-философских и со­циологических соображений Ильина о будущем устройстве тоталитарных обществ носила характер либерального утопизма религиозного толка. Но в выборе направления движения и основных целях его он был прав, по­скольку без обретения свободы "преодоление тоталитарного отчуждения человека, его освобождение невозможно и немыслимо.

Социологическое и социально-философское творчество Георгия Пет­ровича Федотова (1886-195Ц профессора кафедры истории средних ве­ков в Саратовском университете (1920), эмигрировавшего из Советской России (1925), автора более 300 публикаций по общественным проблемам сыграло значимую роль в осмыслении вопросов назначения и места Рос­сии в истории, соотношения революции и человеческих судеб, гибели и возрождения культуры. Связав себя с социал-демократическим движением уже в год окончания гимназии (1904), Федотов тем не менее прошел в дальнейшем длительную духовную эволюцию, связанную с «личным пе­реживанием Христа»: свобода человека, широкий гуманизм и живое еван­гельское чувство Христа навсегда стали характернейшими чертами Федо­това - социального мыслителя. Вместе с тем ученый все более склонялся к ориентации не столько на религиозную философию или чистое богосло­вие, сколько на «богословие социальное или даже социологическое». Пер­вые же эмигрантские произведения Федотова были посвящены судьбе России, православию в мире, истории русской культуры. Отличительной особенностью Федотова-социолога явилась тотальная критика русской идеологии. Философским камертоном социологического творчества Федо­това явилось понятие «молчание». Молчание творческое, молчание-при­слушивание, чувствительность к тону российской истории, позволившие Федотову дешифровать кровавые общественно-политические сполохи ре­волюций 1917 года и гражданской войны как трагичные полифонические мелодии эволюции православной культуры.

338

Для Федотова человек выступает как судьбоносен культуры: смысл мировой истории, судьбы культуры в истории и как следствие - облик че­ловека в культуре - предельная формула социолого-философского миро­воззрения ученого. Но во всех социологически ориентированных, жизнен­но соразмерных моделях Федотова присутствует универсальная точка от­счета - Россия как непреходящий предмет научного творчества. С его точ­ки зрения, вся история России представляет собой процесс принципиаль­ного преодоления ее лучшими умами «апокалипсического соблазна» в ви­дении перспектив развития. Ни концепция бесконечного прогресса секуля­ризированной Европы в духе общественной мысли Нового времени, ни идея о фатальности гибели «потусторонней» для Запада цивилизации рус­ской православной религиозности не были созвучны мировосприятию Фе­дотова. Постулируя в начале 30-х годов цель построения в Европе и Рос­сии «Нового Града», способного отказаться от трагичного в неизбывности своей стремления континента к военной катастрофе, ученый обращал осо­бое внимание на решение «социальных вопросов». Трудовой социализм, свобода личности вопреки догматам фашизма и коммунизма, христианст­во, русский патриотизм - вот те идеалы, которые мыслитель считал глав­ными в любых проектах общественных трансформаций. Именно через па­радигму этих ценностей культуры призывает Федотов создавать целост­ный облик истории российского государства, целостную социальную мо­дель его общественной эволюции. Осуществляя социологический анализ истории русской интеллигенции, Федотов утверждал, что, пройдя целый век с царем против народа, она некоторое время противостояла и народу и царю (1825-1881) и, наконец, поддержала народ против царя (1905-1917). Для него интеллигенция - не столько носитель и генератор новых идей, сколько определенный общественный слой с его конкретными бытовыми чертами. Для Федотова антигосударственность интеллигенции сопряжена с ее антинациональными ориентациями. Патриотические круги дворянства и армии в принципе не могли, по Федотову, разделить такие идеи, а по­этому интеллигенция искала и нашла на собственную погибель себе со­общников в среде рабочих, крестьян и (что самое печальное) в слоях люмпен-пролетариата России. «Сталинократия» и ее торжество, по Федо­тову, вовсе не отменяют эту тенденцию, они лишь корректируют ее. Этот трагичный выбор - будущий крест государства российского, от разреше­ния этой диллемы зависит ее будущее. Социально-философские и социо­логические изыскания мыслителей российской эмиграции не только спо­собствовали наработке принципиально нетрадиционных способов, средств и методов описания общественных реалий, но и обозначили ряд таких проблем эволюции советского и постсоветского общества, которые оче­видно не подвержены простым решениям даже в конце XX столетия.

339

3.8. Социология в СССР (20-30-е годы)

К началу 20-х годов немарксистская социология в Советской России располагала значительной институциональной базой, и ее влияние ощу­щалось на протяжении всех 20-х годов. Многочисленные партийные про­верки, проводившиеся в партшколах, часто обнаруживали, что студенты вместо трудов классиков читают О. Конта, Г. Спенсера, Э. Дюркгейма.

Уже в первые годы Советской власти социологи немарксистской ори­ентации (П. А. Сорокин, Н. И. Кареев, В. М. Хвостов) издали ряд моно­графий и учебных пособий. Важным событием стал выход в свет сочине­ния П. А. Сорокина «Система социологии». Интенсивный процесс разви­тия немарксистской социологии был остановлен прямыми репрессиями. Осенью 1922 года многие ведущие профессора-обществоведы были вы­сланы из страны. В конце 1922 года закрываются кафедры общей социо­логии во всех центральных университетах, журналы «Мысль», «Эко­номист», а к концу 1924 года - все оппозиционные журналы.

В принципиально иной ситуации оказалась после Октябрьской рево­люции марксистская социология. Уже в мае 1918 года, готовя проект по­становления Совнаркома «О социалистической Академии общественных наук», В. И. Ленин записал: «Одной из первоочередных задач поставить ряд социальных исследований» [33. Т. 27. С. 368]. Первыми учреждения­ми по подготовке лояльных кадров обществоведов и проведению социаль­ных исследований стали Институт красной профессуры в Москве (1921), Научно-исследовательский институт в Петрограде (1922), Социалистиче­ская академия общественных наук, преобразованная в 1924 году в Комму­нистическую академию. В 1922-1924 годах создаются коммунистические университеты в Харькове, Омске, Казани, Смоленске, Ростове-на-Дону и других городах. С 1922 года начал регулярно выходить «Вестник комму­нистической академии», в 1925 году при Комакадемии было создано об­щество статистиков-марксистов (С. Г. Сгрумилин, М. Н. Фалькнер-Смит и др.). С середины 20-х годов стали создаваться кафедры марксизма-ле­нинизма во всех вузах страны. В конце первого послеоктябрьского деся­тилетия прекратили деятельность Философское общество, Большая акаде­мия духовной культуры, Социологическое общество и другие независимые объединения обществоведов.

Первой после 1917 года собственно марксистской книгой по социоло­гии стала работа Н. И. Бухарина «Теория исторического материализма» (1922), получившая разгромную критику со стороны П. А. Сорокина. Тем не менее в 20-е годы она пользовалась большой популярностью.

Приобретая академическую респектабельность и государственную под­держку, марксистская социология приспосабливалась к сложившемуся разделению научного труда в обществознании. Именно в начале 20-х го-

340

дов в марксистской литературе прочно утвердился термин «социология», стали появляться первые монографии и учебные курсы. Это был период острых дискуссий по поводу социологического наследия Маркса - Энгель­са - Ленина, содержания основных теоретических концепций марксизма и категорий исторического материализма. Многие социологи марксистской ориентации отличались европейской образованностью, хорошим знанием трудов своих западных коллег, научной терпимостью и недогматическим отношением к социологическим идеям Маркса. Поэтому дискуссии часто носили творческий характер.

В марксистской и немарксистской литературе 20-х годов широкое рас­пространение получили позитивистские и натуралистические трактовки общественных явлений. Их теоретической базой стали различные направ­ления «поведенческой психологии»: «коллективная рефлексология» В. М. Бехтерева, «биолого-исторический материализм» Н. А. Гредескула, «пси­хологический бихевиоризм» А. М. Боровского, К. Н. Корнилова и др. По­стулат единства законов природы и общества был очень популярен. Вы­ступая против неокантианского противопоставления наук о природе и культуре, многие марксисты склонялись к вульгарно-натуралистическим концепциям общества. Открытое влияние позитивизма было подавлено к на­чалу 30-х годов, хотя в неявной форме его воздействие всегда присутствовало.

Особенно популярны в 20-е годы были различные варианты биологи-зации общественных процессов, попытки соединить дарвинизм с мар­ксизмом, идеи Фрейда и Маркса. Не было, пожалуй, ни одного крупного ученого-биолога, который в своих работах не высказался бы по основным проблемам теории общества. Биологизация общественных явлений часто сочеталась с психофизиологизацией поведения человека (В. М. Бехтерев, А. Иванов-Смоленский и др.). Сторонники психофизиологического редук­ционизма (В. М. Бехтерев и др.) сводили любые, даже самые сложные формы человеческой деятельности к простым актам рефлекторного поведения.

Многие марксистские издания были заполнены механистическими концепциями, воспроизводившими старые идеи механической школы в социологии, «социального энергетизма» (П. С. Юшкевич, А. А. Богданов). При всех недостатках в некоторых из этих работ содержались интересные в социологическом плане идеи, например «фитосоциология» И. К. Пачос-ского, «зоосоциология» М. А. Мезбира. К сожалению, ряд перспективных направлений, лежащих на стыке социологии, биологии, физиологии, пси­хологии, к началу 30-х годов был свернут под влиянием радикальной мар­ксистской критики. Во многих отношениях эта критика была справедли­вой, но идеологическая нетерпимость резко сужала сферу творческих по­исков в социологии, способствовала канонизации марксистских положе­ний об основах общественной жизни.

Институализация марксистской социологии в 20-е годы актуализиро­вала проблему ее предметного самоопределения. Эти проблемы рассмат-

341

ривались во многих публикациях тех лет. В этой же связи усилилась кри­тика позитивистского идеала социологического знания, сводившаяся часто к полному отрицанию возможности применения в социологии методов ес­тественных наук. Потребность в методологической рефлексии вытекала из необходимости научного руководства конкретными социальными иссле­дованиями и организации преподавания исторического материализма.

Большинство марксистов начала 20-х годов рассматривали историче­ский материализм как распространение принципов материалистической диалектики на общество (С. Л. Вольфсон и др.). В 1929 г. в Москве про­шла дискуссия о марксистском понимании социологии. Многие участники дискуссии выступили против трактовки исторического материализма как простой дедукции общих положений диалектики. Постепенно дифферен­цировались учебные программы, стали появляться самостоятельные посо­бия по историческому материализму. Ряд ученых считали исторический материализм общей социологической теорией, т. е. наукой, имеющей тот же гносеологический статус, что и другие фундаментальные науки: физи­ка, химия и т. п. Такой подход существенно противоречил марксистской традиции. Действительно, марксизм всегда претендовал на нечто большее, чем быть одной из наук, а именно на универсальное мировоззрение. По­этому трактовка исторического материализма как общей социологической теории являлась определенной модернизацией учения Маркса и поэтому в течение многих последующих лет вызывала возражения ортодоксальных марксистов.

Столкнувшись с трудностями при определении предметной специфики марксистской социологии, ряд известных авторов (И. П. Разумовский, С. 3. Каценбоген и др.) предлагали считать исторический материализм философско-социологической теорией. Определяя предмет марксистской социологии, большинство социологов начала 20-х годов воспроизводили идеи Конта, Спенсера, Дюркгейма. Социология понималась как наука об обществе в целом, о сложно организованной социальной системе. После широкой дискуссии о содержании и методологической роли понятия «общественно-экономическая формация» марксистская социология стала определяться как наука о закономерностях развития и смены обществен­ных формаций.

Проблема предмета социологии сопрягалась с проблемой структуры социологического знания. В работах С. А. Оранского, И. П. Разумовского, В. И. Ивановского обосновывалась идея трех уровней: общая теория, спе­циальные дисциплины, конкретные исследования.

Активно обсуждался в 20-е годы вопрос о соотношении социологии и практики, в некоторых работах предпринимались попытки анализа гно­сеологической и логической природы прикладного социального знания. Проблема факта и ценности в социологии решалась главным образом на основе известного марксистского принципа партийности.

342

В первой половине 30-х годов исследования в области методологиче­ских проблем социологии фактически прекратились. К середине 30-х го­дов полностью возобладала упрощенная точка зрения на исторический материализм как на конкретизацию положений материалистической диа­лектики, составную часть марксистской философии.

Эта позиция была поддержана И. В. Сталиным в его работе «О диа­лектическом и историческом материализме». Марксизм в стране все больше изолировался от западной социологии и превращался в охрани­тельную доктрину. Тем не менее в 20-е годы еще сохранялись относитель­но благоприятные условия для научных дискуссий. Такие общесоюзные дискуссии прошли практически по всем фундаментальным проблемам ис­торического материализма: соотношению общественного бытия и общест­венного сознания, содержанию понятий общественно-экономическая фор­мация, базис и надстройка, производительные силы и производственные отношения, классы, семья и др. Это был наиболее творческий период в ис­тории советской социологии. Популярность марксизма в сфере европей­ской интеллигенции росла, в рамках марксизма формировались различ­ные ориентации. В самом общем плане можно выделить две линии. Пер­вая продолжала традицию формационного подхода к истории общества (В. В. Адорацкий, С. Л. Вольфсон, В. П. Полгин, С. А. Оранский и др.). Они рассматривали историю как поступь закономерно сменяющих друг друга формаций. Другая развивала активистскую модель Ленина, акцен­тируя внимание на решающей роли революционно-преобразующей практики и субъективных факторах исторического развития (А. А. Бо­гданов и др.).

Первые же попытки систематизации марксистской концепции общест­ва, согласования многочисленных и часто противоречивых высказываний классиков породили острые разногласия и идеологические обвинения. В 20-е годы были сформулированы многие идеи, определившие на долгие годы содержание внутримарксистских теоретических споров. Прошедшие в 20-е годы дискуссии по Основным понятиям исторического материализ­ма выявили самые различные точки зрения. Особенно характерна в этом плане длившаяся в течение двух лет (1927-1929) на страницах журнала «Вестник Коммунистической академии» дискуссия о структуре и движу­щих силах развития производительных сил общества.

Производительные силы часто сводились к средствам производства, технике. Большинство разделяло точку зрения на производительные силы как диалектическое единство орудий труда, предметов труда и рабочей си­лы. Не меньше разногласий вызвал вопрос о содержании понятия «про­изводственные отношения». Значительным влиянием пользовалась «орга­низационная концепция» производственных отношений Н. И. Бухарина. По мнению его оппонентов, трактовка производственных отношений как

343

«трудовой координации людей» игнорировала решающую роль отноше­ний собственности на средства производства. В то же время ряд исследо­вателей сводили всю проблематику социального прогресса к развитию производственных отношений.

Пытаясь ответить на фундаментальный вопрос о причинах развития производительных сил, авторы многих публикаций склонялись к концеп­ции «саморазвития», в качестве конечной причины развития производи­тельных сил объявлялась диалектика составляющих их элементов.

Интерпретация марксистской теории общественного развития привела к обычным для марксизма разногласиям. Многие теоретики (А. А. Богда­нов, Н. И. Бухарин, Ю. К. Милонов и др.) были близки к идеям техноло­гического детерминизма. Производительные силы понимались ими как конечная причина общественного прогресса. В явной или скрытой форме часто высказывались экономические интерпретации марксизма. «Эконо­мическим», или иначе «историческим», материализмом, - писал извест­ный теоретик марксизма М. Н. Покровский, - называется такое понима­ние истории, при котором главное, преобладающее значение придается экономическому строю общества и все исторические перемены объясня­ются влиянием материальных условий». Марксисты-диалектики (С. 3. Ка-ценбоген) возражали, как правило, неубедительными ссылками на относи­тельную самостоятельность надстройки по отношению к базису.

В качестве движущих сил общественного развития рассматривались рост и усложнение человеческих потребностей, среди молодых ученых была популярной идея комбинации многих факторов как условий соци­ального прогресса. После длительных дискуссий, взаимных политических обвинений в середине 30-х годов общепринятой стала схема объяснения социального прогресса на основе закона соответствия производственных отношений характеру и уровню развития производительных сил.

Октябрьская революция обострила проблемы социальной структуры общества. Эволюция классовых отношений находилась в центре внимания социологов самых различных направлений. П. А. Сорокин критиковал марксистов за сведение всей проблематики социальной структуры к клас­совому делению общества, указывал на «принципиальную невозмож­ность» создания бесклассового общества в силу непреодолимых качест­венных различий между людьми. Социологи, более лояльно относившиеся к марксизму (К. М. Тахтарев, С. И. Солнцев и др.), подчеркивали ре­шающую роль классового расслоения общества, объясняли происхожде­ние и эволюцию классов в духе Спенсера или Дюркгейма. Они обычно не признавали классовой борьбы как движущей силы общественного про­гресса. Источником развития, по мнению К. М. Тахтарева, являются не классовые, а национальные отношения, лежащие в фундаменте социаль­ной солидарности и общества.

344

В начале 20-х годов многие социологи-марксисты избегали резко кри­тических оценок немарксистских концепций классов. Позже в литературе стала все чаще появляться вульгарно-идеологическая оценка взглядов Н. А. Бердяева, М. И. Туган-Барановского, Э. Дюркгейма, К. Каутского и других немарксистских или социал-демократических философов и социо­логов. В центре дискуссий 20-х годов оказалось определение классов, дан­ное Н. И. Бухариным в работе «Теория исторического материализма»: «Под общественным классом разумеется совокупность людей, играющих сходную роль в производстве, стоящих в процессе производства в одина­ковых отношениях к другим людям, причем эти отношения выражаются также и в вещах (средствах труда)» [7. С. 325-326].

Под влиянием бухаринского подхода находились многие известные марксисты 20-х годов. В основе концепции классов А. А. Богданова и Н. И. Бухарина лежали представления об исключительной важности технико-организационных отношений в формировании социально-классовой структуры общества, делении общественного труда на управ­ленческий и исполнительский. Такое деление возникает везде, где созда­ются хотя бы зачатки социальной организации. Поэтому классы - естест­венный и необходимый элемент общества. Интеллигенция, с этой точки зрения, - класс «технических организаторов». В разбитых обществах важ­ное значение для социальной стратификации приобретает субъективный фактор (А. А. Богданов), т. е. классовая самоидентификация.

Хотя в 20-е годы были попытки выйти за рамки традиционного мар­ксистского подхода к классам, они не оказали существенного влияния на дальнейшее развитие марксистской социологии. Большинство марксист­ских исследований было посвящено детализации уже сложившейся кон­цепции, разработке таких понятий, как основные и неосновные, промежу­точные, переходные классы, понятий, описывающих внутриклассовую дифференциацию: «подклассы», «классовые типы», «отряды» и т. п., а также анализу межклассовых отношений в переходный период.

После введения нэпа в деревне усилились процессы социально- классо­вой дифференциации. Крестьянство превратилось в самостоятельную по­литическую силу. Возникли острые дискуссии о социальной направленно­сти этих перемен. Левые марксисты, опираясь на многочисленные обсле­дования, проводившиеся, как правило, по методикам, отвечавшим их по­литическим установкам, видели в новых явлениях угрозу политическому режиму (Л. Н. Крицман, К.А. Карев и др.). Правые сторонники Н. И. Бу­харина на основе собственных данных доказывали обратное.

В марксистской литературе второй половины 20-х годов крестьянство определялось как основной наряду с пролетариатом класс переходного общества.

В своем анализе социальной структуры троцкистские теоретики видели в послеоктябрьском обществе лишь два основных класса: буржуазию и

345

пролетариат (крестьянство рассматривалось как мелкая буржуазия) и, сле­довательно, только один тип классовых отношений - классовую борьбу. Многообразие отношений между хозяйственными укладами сводилось к беспощадной борьбе между социалистическим (государственным) и мел­котоварным укладом, к действию двух противоположно направленных «законов» («закона стоимости» и «закона первоначального накопления»). Решающее столкновение пролетариата и крестьянства представлялось не­избежным, поэтому Е. Преображенский и другие левые марксисты выдви­нули в середине 20-х годов лозунги «диктатуры промышленности», «политики сверхиндустриализации», в последующем по сути реализован­ные Сталиным. Сторонники Н. И. Бухарина рассматривали народное хо­зяйство по схеме двух «незамкнутых частей» (социалистического и капи­талистического секторов), стихийно приходящих в равновесие. Соответст­венно в переходном обществе выделились два класса (рабочий класс и мелкотоварное крестьянство). Авторы «теории двухклассового общества» исходили из представлений об устойчивости средних слоев крестьянства, а это явно противоречило ленинскому анализу. В начале 30-х годов сторон­ники Н. И. Бухарина, как и он сам, были репрессированы.

С началом массовой коллективизации деревни марксистская социоло­гия оказалась в необычном положении. Возникающие новые социальные явления не поддавались объяснению в традиционных понятиях. Теорети­ческие споры о социальной (капиталистической или социалистической) природе кооперации переросли в открытую политическую борьбу между различными школами. Подверглись репрессиям сторонники «семейно-трудовой теории» и «теории устойчивости» мелкотоварного крестьянского хозяйства. После острых дискуссий и политической борьбы групповая коллективная собственность была квалифицирована как разновидность социалистической, а процесс коллективизации был представлен как часть более общего процесса уничтожения классов. Концепция бесклассового социалистического общества была в начале 30-х годов почти общеприня­той среди социологов-марксистов. Она формально логически вытекала из общей теории. В исходной абстрактной модели К. Маркса буржуа и про­летарии действительно конституируют друг друга. Попытки же прямого приложения идеализированной модели к конкретной исторической реаль­ности приводили многих марксистов к парадоксальному выводу о том, что ликвидация капиталистических элементов в городе и деревне означает пе­реход к бесклассовому обществу. Такой вывод явно противоречил фактам. Поэтому к середине 30-х годов для описания социальной структуры сло­жившегося общества стали использоваться понятия «новые классы», а за­тем «новые социалистические классы», то есть понятия, которые в класси­ческом марксизме отсутствовали и в целом противоречили доктрине.

Если в 20-е годы применение марксистской теории классов, и прежде всего ее рациональных элементов, подчеркивающих важную роль в соци-

346

альной дифференциации отношений собственности, имело смысл, то «изобретенные» в 30-е годы искусственные конструкции не столько объ­ясняли, сколько искажали суть происходящих в социально-классовой структуре перемен. Процессы, которые возвращали общество к докапита­листическим, феодальным по сути, формам социальной стратификации, выдавались за прорыв в качественно новое ее состояние.

«Крепким орешком» для марксистских социологов всегда была про­блема интеллигенции. В 20-30-е годы эта проблема рассматривалась главным образом в идеологическом плане. Из научных работ следует от­метить статью С. Л. Вольфсона «Интеллигенция как социально-эконо­мическая категория» (1925). По мнению автора, профессиональная заня­тость умственным трудом выделяет интеллигенцию как особый социаль­ный слой общества, «классовый коэффициент» интеллигенции придает характер труда, то есть труд в форме ремесленной, предпринимательской деятельности, или в форме наемного труда. С. Л. Вольфсон преувеличивал масштабы пролетаризации интеллигенции в западном обществе. Как и другие марксисты тех лет, он не понял новых тенденций, связанных с формированием «среднего класса», и роли в этом процессе образованных слоев общества.

К середине 30-х годов окончательно сложилась широко известная по марксистским учебникам концепция социальной структуры социалистиче­ского общества, включавшего два неантагонистических класса (рабочий класс и колхозное крестьянство) и межклассовую прослойку - трудовую интеллигенцию. Предполагалось, что постепенное сближение двух форм собственности (общенародной и колхозно-кооперативной) приведет к со­циально однородному обществу. Эта социальная утопия выполняла в ос­новном идеологические функции.

В теоретических работах по проблеме наций и национальных отноше­ний в 20-30-е годы преобладали взгляды, сформулированные И. В. Ста­линым в его публикациях «Марксизм и национальный вопрос» и «На­циональный вопрос и ленинизм». Нация понималась как объект с готовым набором признаков. Обсуждение проблемы сводилось к комментариям по поводу сталинских дефиниций. Сталинистский подход был в дальнейшем надолго утвержден в советской социологической литературе, в результате споры о дефинициях заслонили проблемы теории в целом. Одним из серь­езных недостатков публикаций 20-30-х годов по проблемам наций было отсутствие четких разграничений национальных и этнических общностей, национальных и этнических процессов. Рассматривая проблему соотно­шения этнической и национальной общности, большинство марксистов считали, что нация возникает на основе готовых этнических общностей. Проблема обратного влияния национальных процессов на этнические ока­зывалась вне поля зрения.

347

Революционное насилие над обществом затронуло в России все сферы общественной жизни, в том числе семью. Это обстоятельство вызывало повышенный интерес к семье многих марксистских теоретиков и партий­ных лидеров. В 20-е годы вышел в свет ряд публикаций В. А. Быстренско-го, А. В. Луначарского, А. М. Коллонтай и др. Появились первые исследо­вания проблем генезиса семьи и брака, закономерностей развития семей-но-брачных отношений в различных общественных формациях, социаль­ных функций семьи, перспектив развития семьи в социалистическом об­ществе. Из публикаций 20-30-х годов выделялись монографии С. Я. Воль-фсона, являющиеся характерным примером становления в рамках мар­ксистской социологии специальных социологических теорий. Создать марксистскую социологию семьи С. Л. Вольфсон считал делом чести мар­ксистской мысли.

На фоне преобладающего в 20-30-е годы в марксистской социологии абстрактного теоретизирования, а то и просто схоластики указанные рабо­ты были в числе немногих, в которых предпринимались попытки сочета­ния теоретического и эмпирического анализа, хотя сами факты в силу идеологических установок часто интерпретировались неверно. Так, рост числа разводов в СССР истолковывался как показатель распада института семьи вообще. Односторонний институциональный подход к исследова­нию семьи, игнорирующий ее характеристики как малой группы, прив9-дил к построению моделей семьи по принципу формальной организации, жестко детерминированной со стороны экономических, правовых инсти­тутов и норм.

Тем не менее, если теоретические поиски в марксистской социологии 20-х и особенно 30-х годов находились под мощным прессом идеологиче­ского давления, то в области социографии новые социальные потребности создавали более благоприятную ситуацию для сбора информации о проис­ходящих в стране социальных процессах. В этом, пожалуй, была главная причина существенного разрыва между теоретическими и эмпирическими исследованиями. Активная работа в области эмпирических социальных исследований началась уже в годы гражданской войны. Ряд исследований, посвященных сбору информации о социальных последствиях революции, провели сотрудники Петроградского социо-библиологического института. В 1920 году под руководством П. А. Сорокина в Петрограде проводились исследования профессиональных групп. Это был первый опыт эмпириче­ского приложения его теории социальной стратификации. К 1923 году не­марксистские социологи были вынуждены прекратить свои исследования. Однако потребность в социальной информации сохранялась.

Наиболее характерной формой организации сбора социальной инфор­мации в 20-е годы стали «социальные обследования», которые проводили центральные и местные органы власти. Социальные обследования обычно

348

тщательно готовились. Программы обследований публиковались в печати. По их результатам издавались монографии, многочисленные статьи в журналах и газетах. Техника проведения анкетных опросов лишь начала формироваться, почти исключительно применялись открытые вопросы. Особый интерес представляет опыт применения тестов в социологических исследованиях проблем образования и воспитания. В социологии 20-х го­дов в основном использовались нестандартизованные процедуры сбора эмпирической информации: монографическое описание, неформализован­ный опрос и др. Несмотря на известные недостатки этих методов, они да­вали и определенные преимущества. Собранная информация отличалась богатством содержания, прикладной эффективностью. Историкам социо­логии еще предстоит освоить огромные архивные материалы советской социографии 20-х - начала 30-х годов.

Большинство исследований имели существенные по современным нормам недостатки: слабую разработанность программ, понятийного ап­парата, частые нарушения в методике сбора первичной информации и др. Однако важно отметить, что советская социография тех лет в меньшей мере, чем академическая социология, зависела от политической цензуры. В результате была накоплена богатая информация о социальных процес­сах в советском обществе довоенного периода, представляющая значи­тельный историко-социологический интерес.

3.9. Возрождение социологии в 60-е годы

Возрождение социологии происходило в период, когда информация о реальном положении советского общества была практически засекречена, методологические принципы исследования социальной действительности оставались деформированными, теоретические исследования руководство­вались идеологическим заказом, который отражал директивное мнение высшей партийно-государственной номенклатуры. Это и определяло стра­тегию научных поисков, выбор объекта эмпирического исследования да и саму судьбу социологии. Два раза - в 30-е и в начале 60-х годов - КПСС объявляла социологию враждебной марксизму лженаукой. И чтобы раз­вернуть систему эмпирических исследований, надо было прежде всего хо­тя бы реабилитировать социологию. Но сделать это можно было единст­венным способом - «вернуть» ее в лоно марксизма, не нарушив идеологи­ческих запретов, т. е. объявить исторический материализм собственно со­циологией, а саму социологию низвести до уровня прикладных исследова­ний. Ситуация сложилась парадоксальная: социологические исследования получили права гражданства, а социология - нет.

349

Парадоксальность еще заключалась и в том, что легализовывать при­ходилось науку, которая в 20-е годы уже существовала на вполне закон­ных основаниях, преимущественно как область марксистского знания. То­гда речь шла лишь об освобождении ее от старой буржуазной схоластики и абстрактного теоретизирования, о превращении ее в область эмпириче­ского, точнее - прикладного знания. «Второе рождение» советской социо­логии (60-е годы) происходило в искусственно созданной ситуации ее идеологического неприятия. К тому времени она успела получить ярлык буржуазной науки. Во многом это объяснялось активным развитием со­циологии за рубежом, но были и субъективные причины. В обществе на­копилось много того, что приходилось скрывать, а не публично демонст­рировать.

Период между 30-ми и 60-ми годами характеризуется перерывом в развитии социологической мысли в советском обществе. Изданные в это время монографии по историческому материализму анализировали соци­альные явления и процессы на крайне общем абстрактно-теоретическом уровне, предельно идеологизированно, в отрыве от реальной жизни. Фи­лософский детерминизм, отрицание социологического мышления имели своим следствием безграничное господство догматизма и схоластики, в науке об обществе. Развитие социологической мысли в конце 30-х годов практически приостановилось. Социологические методы конкретного ис­следования общества были не только изъяты из обращения, но и противопос­тавлены социальному знанию как преимущественно философскому. На кон­кретное изучение явлений и процессов социальной жизни был наложен запрет.

Первое упоминание о социологии как возрожденной научной дисцип­лине относится к 1955 году, когда академик В. С. Немчинов охарактеризо­вал ее как одну из отраслей философского знания, предметом которой яв­ляется развитие общества. В дальнейшем, в 1965 году, социология опре­деляется как наука о законах и движущих силах развития общества. Ее предметом полагают исследование исторически сменяющих друг друга общественных формаций, общественных закономерностей - закономерно­стей становления и развития социальных отношений людей, различных форм их социального взаимодействия. Этот подход, очевидно, полностью отождествлял ее с историческим материализмом, а ее методы - с диалек-тико-материалистической методологией.

Неизбежный порок дискуссий о предмете социологии в 60-е годы ви­дится в их целевой установке: не столько уяснить собственно предметную область науки, сколько доказать, что она не находится в противоречии с марксистской философией и марксистским мировоззрением. Отсюда и расстановка акцентов: выяснение соотношения социологии с историче­ским материализмом, а ее методов - с диалектико-материалистической методологией. По преимуществу это были дискуссии идеологического

350

свойства, в которых понятия общественной науки и идеологии нередко смешивались. Между тем это принципиально разные сферы духовной дея­тельности. Наука, опирающаяся на идеологию, утрачивает право назы­ваться наукой, превращается в наукообразную апологетику корыстного социального интереса. Отождествление общей социологии с историческим материализмом оказалось малоконструктивным еще и потому, что не мог­ло оправдать существование активно складывающихся самостоятельных направлений социологических исследований. Эта позиция имплицитно отрицала самостоятельность социологии как науки и не могла поэтому удовлетворить многих исследователей. В этих условиях возникают попыт­ки найти компромиссный вариант между должным и сущим.

Среди них наибольшую известность получило определение, данное Ю. А. Левадой: «Социология - это эмпирическая социальная дисциплина, изучающая общественные системы в их функционировании и развитии» [35. Ч. 1. С. 85]. Это был компромисс между разными трактовками диа­лектики «эмпирического и теоретического» в социологии. Основываясь на опыте прикладных исследований, автор осуществил попытку выстроить собственное понимание структуры социологического знания. Однако и этот подход был подвергнут резкой критике, главным образом с позиций невозможности существования социологии как самостоятельной науки. Так, в 5-м томе «Философской энциклопедии» (1970) социология тракто­валась как наука о закономерностях и движущих силах развития и функ­ционирования социальных систем, как глобальных (общество в целом), так и частных (социальные группы, организации, процессы).

Вместе с тем многие ученые уже понимали, что, хотя социологическая концепция и катализируется определенным философским мировоззрени­ем, она должна иметь собственный категориальный аппарат. Социология должна рассматривать общество в более специфических категориях и по­нятиях, нежели социальная философия, а кроме того, в понятиях, соотно­симых с эмпирически проверяемыми фактами, что обеспечивается развер­тыванием общесоциологической парадигмы в частносоциологические тео­рии. Многие (В. А. Ядов, А. Г. Здравомыслов, Б. А. Грушин, Ю. А. Лева­да, В. Э. Шляпентох, В. Н. Шубкин и др.) уже уяснили для себя, что ос­новные понятия общесоциологической теории, в отличие от философских категорий, - не материя и сознание, но социальная структура и социаль­ные институты, культура, социальная организация; не человек, но лич­ность как социальный тип и процессы социализации индивидов; не соци­альные отношения в их сущностной глубинной основе, но, скорее, соци­альное взаимодействие и социальные взаимосвязи, в основе которых -глубинные социальные отношения, не схватываемые эмпирически, по­скольку представляют собой философские абстракции. Последние в свою очередь соотносятся не с эмпирическими данными, а имеют своей факту-

351

альной основой конкретно-научные обобщения, развиваемые в частных науках, включая и социологию.

Итак, в 60-х годах была выработана трехуровневая концепция социо­логии: исторический материализм есть общесоциологическая теория, она задает типовой способ построения частносоциологических теорий, кото­рые в свою очередь опираются на обобщение социальных фактов. Эта концепция, сыгравшая свою роль в становлении советской социологии, была, как уже отмечалось, своеобразным компромиссом. Она позволила утвердить статус конкретных социологических исследований, но вместе с тем затруднила включение отечественной науки в мировой процесс разви­тия социологии.

Между тем практика предъявляла спрос на решение множества важ­ных вопросов - в области труда, массовых коммуникаций, семьи, градо­строительства, культурного строительства и др. Появились люди и целые организации, которые приступили к проведению конкретных социологи­ческих исследований. Нельзя сказать, что они нигилистически или пози­тивистски относились к общим вопросам теории; нет, они чувствовали по­требность практики и полагали, что нужно ввязаться в бой, а там уж по­смотреть, что получится. Этот первый после долгого перерыва опыт сразу же пролил свет на многие из тех вопросов, которые в рамках теоретиче­ских дискуссий казались неразрешимыми.

В середине 60-х годов появляются обобщающие итоги многих иссле­дований. В 1965 году издается пятитомник «Избранных произведений» основоположника социальной инженерии С. Г. Струмилина. В 60-е годы проводятся исследования бюджета времени на металлургических, тек­стильных и машиностроительных предприятиях Днепропетровска, Запо­рожья, Одессы, Костромы, включавшие круг проблем, связанныК с анали­зом условий жизни и установлением зависимости образа жизни от соци­ально-бытовых и социально-демографических факторов. Широкий круг исследований социальных проблем брака и семьи был обобщен в кни­ге А. Г. Харчева «Брак и семья в СССР» (1964). Заметным явлением в сфере социологии труда стала книга ленинградских социологов «Человек и его работа» (1967).

Важным шагом на пути институализации социологии в стране явилось издание в 1966 году двухтомника «Социология в СССР», в котором обоб­щался опыт ряда эмпирических исследований, проведенных в разных сфе­рах советского общества. В него вошли исследования по общей социологиче­ской теории (П. Н. Федосеев, Г. П. Францев, Г. В. Осипов и др.), методологии и методике социальных исследований (Г. М. Андреева, Б. А. Грушин, В. Н. Садовский, П. П. Маслов, И. И. Чангли, В. С. Немчинов и др.), со­циальным проблемам труда и досуга (М. Т. Иовчук, Л. Н. Коган, С. Т. Гурья­нов, А. Г. Здравомыслов, В. А. Ядов, Г. А. Пруденский, С. Ф. Фролов,

352

Т. Г. Журавлев), социальным проблемам города и деревни (А. И. Тодо­ровский, В. Н. Шубкин и др.), исследования на стыке смежных с социоло­гией наук (Г. А. Слесарев, Б. Ц. Урланис и др.).

В эти годы в стране были созданы первые социологические учрежде­ния: отдел социологических исследований в Институте философии АН СССР и лаборатория социологических исследований при Ленинградском государственном университете. В 1962 году была основана Советская со­циологическая ассоциация. В 1969 году на базе отдела социологических исследований Института философии АН СССР был создан Институт кон­кретных социальных исследований (с 1972 - Институт социологических исследований, а с 1990 - Институт социологии АН СССР). Были органи­зованы отделы социологических и социальных исследований во Всесоюз­ном институте системных исследований (Москва), Институте экономики и организации промышленного производства (Новосибирск), Институте со­циально-экономических проблем (Ленинград), Институте Уральского на­учного центра (Свердловск), Институте международного рабочего движе­ния (Москва) и др. На Украине, в Белоруссии, Грузии, Армении, Литве, Эстонии сложились социологические подразделения. Значительно расши­рилась сеть социологических лабораторий в вузах страны. В университе­тах (МГУ, ЛГУ, НГУ, БГУ, УрГУ и др.), а также в некоторых экономиче­ских вузах (Институт управления в Москве, Ленинградский финансово-экономический институт и др.) были введены спецкурсы по прикладной социологии. Для аспирантов и студентов были изданы первые учебные по­собия по социологии и ее истории.

Практический опыт проведения конкретных социологических исследо­ваний не только внес большую или меньшую ясность в решение общего «вопроса социологии», но и поставил перед советской социологической наукой ряд новых важных проблем. В первую очередь это проблема син­теза эмпирического и теоретического в исследовании. Социологи-прак­тики либо просто каталогизировали эмпирические находки в соответствии с понятиями и категориями исторического материализма, либо комменти­ровали количественные данные в духе «ползучего эмпиризма», без выхода на теоретические обобщения. Вторая важная проблема - это проблема адекватности методологического и методического оснащения социологи­ческих исследований. Смысл ее состоит в том, что социальные исследова­ния начали осуществляться в нашей стране еще до овладения социологами необходимыми методологическими и методическими навыками работы. В результате наряду с основополагающими, классическими исследованиями появилось множество малограмотных, неэффективных исследований, подрывающих репутацию социологии как науки. Третья проблема - это проблема организации социологической науки в стране. Каждая из на­званных проблем предполагала свои пути и средства решения.

23 История социологии

353

Осмысливая опыт 60-х годов, необходимо отдать должное огромному вкладу и основополагающим открытиям отечественных социологов, но вместе с тем - проанализировать те противоречия и компромиссы, кото­рые сопровождали развитие социологии в эти уникальные по накалу твор­чества годы и в значительной мере снижали ее реальные достижения. Де­ло в том, что сущностной характеристикой социальной системы в то время являлись общественная ориентация на слитность, тотальное единство всех без исключения сфер жизни. Другой стороной этого вопроса была ориен­тация на размывание, а то и элиминацию традиционной социально-классовой стратификации, достижение культурной, религиозной и даже этно-национальной однородности. Интегрированность общества в «новую историческую общность» - советский народ - трактовалась как залог кон­центрации титанической по силе и мощи энергии для достижения единой универсальной цели - коммунизма.

Вместе с тем эта единая универсальная цель обусловила единую моно­идеологию (в лице государственной идеологии) и сконструированные на ее основе политические ориентации, установки, принципы, которые с по­мощью средств массовой информации внедрялись в сознание людей. Эти установки обосновывали и объясняли реальную действительность в тер­минах этой заданной цели и формировали единомыслие по отношению к ней. Государство использовало, таким образом, всю мощь для утвержде­ния мифологизированной версии одной идеологии в качестве единственно возможного мировоззрения. Вследствие тотальной идеологизации общест­венных наук, все, что не согласовывалось с единомыслием в отношении к общей цели, полагалось чуждым, классово неприемлемым. Все, что дик­товалось партийно-государственной идеологией, заведомо считалось на­учным, объективно истинным и прогрессивным по определению.

Такое положение дел вело к тому, что вне сферы научного анализа ос­тались многие тревожные тенденции в жизни общества. Официальные экономические показатели и показатели производственного национально­го дохода росли из года в год. В то же время затратная политика, игнори­рующая человеческие и природные ресурсы в экономической, социальной и других сферах жизнедеятельности общества, размагничивала существо­вавшую нацеленность этого общества на общие идеалы, незаметно, но не­уклонно снижала его социальное самочувствие, его социальную актив­ность, его уверенность в будущем. И как результат, в интересах партийно-государственной номенклатуры расширялась сфера социальной мифоло­гии, которая нуждалась в научном обосновании. При проведении конкрет­ных социологических исследований настойчиво рекомендовалось акцен­тировать внимание на «позитивных» аспектах социального развития об­щества и игнорировать «негативные» аспекты. Поэтому многие труды со­циологов, опубликованные в те годы и вплоть до 80-х годов, носили

354

«лакировочный» характер. Значительная часть первичной социологиче­ской информации, представляющая собой научную ценность, оставалась в архивах. Многие тревожные сигналы социологов, представляемые в ди­рективные органы, - по проблемам разрушения природы, нарастания от­чуждения труда, отчуждения власти от народа, складывания межнацио­нальных конфликтов и другие - не только не принимались во внимание, но и осуждались, а в отдельных случаях наказывались в партийном или административном порядке.

Осмысливая опыт 60-х годов, можно судить о том, в какой мере идео­логическая концепция поступательного развития социалистического строя в коммунистическое будущее детерминировала научные подходы и формы объяснения анализируемых ситуаций, задавала социальный стереотип ис­следователю. Так, буквально все исследования социально-классовой структуры советского общества были нацелены на демонстрацию стира­ния различий между рабочими, крестьянами и интеллигенцией в процессе перехода к коммунизму.

Основная задача исследования социальных проблем труда состояла в том, чтобы устанавливать на базе конкретных социологических исследо­ваний, какое влияние оказывают условия производственной деятельности людей на формирование отношений между ними и развитие самой их личности. В последующих исследованиях (уже в 80-е годы) выяснилось, однако, что условия производственной деятельности составляют не более 60 % в совокупности условий, формирующих личность. Выяснилось, что для удовлетворительного объяснения остальной части дисперсии следует выходить за пределы непосредственно трудовой ситуации, обращаясь к общечеловеческим жизненным ценностям и личностным характеристикам работников.

В нашей стране в 60-е годы было сравнительно небольшое отставание ведущих отраслей промышленности по показателям научно-технического прогресса, поэтому учеными, еще не осознавшими замедления темпов экономического развития, всерьез обсуждались социальные последствия полной автоматизации и высказывались надежды, что мы с ними спра­вимся успешнее, чем справляются в индустриально развитых странах, де­лались далеко идущие прогнозы, раскрывались многообещающие пер­спективы.

В интересном с применением методов вариационной статистики изуче­нии внерабочего времени трудящихся высвобождение этого времени не в последнюю очередь связывалось с научно обоснованным планированием идеологической работы [59. Т. 2. С. 226].

Конкретные исследования социальных проблем города и деревни ис­ходили из концепции, строящейся на закономерности устранения сущест­вующих противоречий между трудом промышленным и сельскохозяйст-

355

венным, между городом и деревней и вследствие этого речь шла о созда­нии относительно однотипных условий, представляющих материальную основу для формирования коммунистических общественных отношений и целостной гармонично развивающейся личности.

Ценность наиболее серьезных работ определяет не идеологизированная концепция, а глубина анализа конкретно-исторической ситуации, адекват­ность применения методов сбора и обработки первичной социологической информации, корректность выводов. Многие из этих исследований имели очень удачные находки в области создания статистико-математического аппарата. Например, при исследовании проблем обучения плодотворно применялась теория случайных процессов; при изучении общественного мнения - теория марковских цепей; в изучении малых групп и конфликт­ных ситуаций - теория групп и линейного программирования. Это про­никновение современной математики в конкретные социологические ис­следования казалось вполне естественным: математика выступала необхо­димым средством систематизации и проверки исходной социальной ин­формации.

Плодотворность развития количественных методов в те годы объясня­лась во многом тем, что социология как бы пробовала себя на стыке с раз­ными науками - экономикой, математикой, системотехникой, статистикой и др., привлекая к себе ведущих специалистов в данных областях. Боль­шое внимание в это время уделялось разработке методологии и логике системного подхода, принадлежавшим к числу основных достижений нау­ки середины XX века. Выдвижение системы в качестве объекта исследо­вания позволяло рассматривать этот объект как целостное образование, возможность саморазвития которого определяется гибкостью и универ­сальностью связей между его элементами. Перед социологией вставала особая познавательная задача: выявление комплексов влияющих друг на друга связей, обеспечивающих состояние, функционирование и развитие системы в направлении ее усложнения и совершенствования.

Вследствие могучего тока от естествознания к обществоведению со­временная социология, вопреки заданному идеологическому руслу, фор­мировалась как конкретная экспериментальная наука о структуре, функ­ционировании и развитии социальных систем, выходя на путь строгого исследования и отказываясь от умозрительных конструкций, утопизма, морализаторства. В рамках социологического (в том числе количественно­го) анализа утверждались категории социальных функций, социальных ролей, социальных отношений и т. д. Однако говорить о количественном анализе социальных систем и процессов как о новом методологическом уровне исследований в социологии было еще преждевременным и в силу специфики ситуации, и в силу значительного отставания советской социо­логии от современной западной.

356

История становления и развития социологии в 60-е годы убеждает в том, что вопреки конкретной ситуации, характеризуемой тоталитарной идеологической концепцией единения общества, несмотря на искусствен­ное отождествление социологии с догматами исторического материализ­ма, лишившее ее собственного лица, в этот период был сделан определен­ный рывок в развитии этой науки. Ведущими социологами страны был внесен заметный вклад в изучение и решение проблем методологии и ме­тодики конкретных социологических исследований: в сфере методологии и процедуры социологических исследований (В. А. Ядов, А. Т. Здравомы-слов, Г. М. Андреева, Г. В. Осипов); в сфере СМИ и общественного мне­ния (Б. М. Фирсов, Б. А. Грушин, В. С. Коробейников); в сфере социоло­гии труда и промышленной социологии (В. А. Ядов, В. Г. Подмарков, Т. И. Заславская, О. И. Шкаратан, 3. Г. Файнбург и др.); в сфере социо­логии личности (И. С. Кон, Ю. А. Левада, В. Б. Ольшанский и др.); в об­ласти разработки принципов системного анализа (И. В. Блауберг, В. Н. Са­довский, Э. Г. Юдин); в сфере применения количественных методов в социо­логии (Ю. Н. Гаврилец, Ю. Л. Коваленко, Г. И. Саганенко, А. А. Чупров и др.). Именно в 60-е годы был подготовлен серьезный задел в виде отечест­венных достижений и успешного осмысления зарубежного опыта, позво­ливший социологии оформиться, несмотря ни на что, в самостоятельную науку со всеми необходимыми атрибутами и с разделением по отраслям социологического знания. Кроме того, опыт 60-х годов позволяет покон­чить с иллюзией самодостаточности советской социологии. Залогом даль­нейшего развития отечественной социологии являются не только успеш­ные собственные исследования, но и преодоление отрыва от мировой со­циологической науки путем освоения всего ценного, что достигнуто за время ее существования.

3.10. Развитие социологии в Беларуси

Социологическая мысль в Беларуси, развиваясь в общем потоке гума­нитарных исследований, имеет давние традиции, основы которых закла­дывались еще в XVIII-XIX веках в трудах Ф. Бодацевича, К. Калиновско-го, А. Пашкевич и других известных ученых и общественных деятелей. В работах этих мыслителей закладывались основы белорусской националь­ной самобытности и особого белорусского менталитета. Социологическая мысль в этот период тяготела к общим теоретическим построениям, сли­ваясь, с одной стороны, с социальной философией, а с другой - с работами этнографического и демографического характера.

Октябрьский переворот и гражданская война, трагично изменившие жизнь России, оказали свое воздействие и на судьбу белорусского народа,

357

получившего в рамках Союза ССР хотя и призрачную, но все же свою го­сударственную определенность. Одной из форм ее проявления стало соз­дание самостоятельных научных центров, в рамках которых отводилось определенное место и социологическим подразделениям. Так, во вновь созданном Белорусском государственном университете (1921) сразу же была открыта кафедра с четкой социологической ориентацией - кафедра социологии и первобытной культуры. В преподавании социологических дисциплин активно участвовали профессора В. И. Пичета, С. 3. Каценбо-ген, В. Н. Ивановский, С. М. Василейский и др. Для студентов факультета общественных наук читались курсы лекций по социологическим пробле­мам экономики и труда, государства и права, семьи и брака, истории и теории культуры. Уже в 1923 году был опубликован первый в республике курс по социологии (Труды БГУ. Мн., 1923, № 4-5).

Масштабы исследовательской работы значительно расширились после создания в январе 1922 года Института белорусской культуры, преобразо­ванного в 1929 году в Академию наук Беларуси. Уже в первые годы дея­тельности Инбелкульта были организованы систематические исследования в области социально-экономических и социально-культурных проблем развития белорусской нации (Е. Ф. Карский, С. М. Некрашевич), динами­ка социальной структуры Беларуси (В. И. Игнатовский, М. В. Довнар-Запольский), социологии семьи, религии (С. Я. Вольфсон, Б. Э. Быхов-ский), образования и воспитания (С. М. Василейский, А. А. Гайваровский, С. М. Ривес). Целый ряд работ по социологии, опубликованных в 20-е го­ды, получил широкую известность как в республике, так и за ее пределами (Вольфсон С. Я. Социология брака и семьи. Мн., 1929; Он же. Современ­ная религиозность. Мн., 1919; Каценбоген С. 3. Марксизм и социология. Саратов, 1926; Ивановский В. Н. Методологические введения в науку и философию. Мн., 1923; Ривес С. М. Религиозность и антирелигиозность в детской среде. Мн., 1930; Василейский С. М. и др. Из теории и практики профориентации и профконсультации. Мн., 1929; Касперов1ч М. I. Края-знауства. Мн., 1929 и др.). Правда, нельзя не отметить и того обстоятель­ства, что теоретико-методологические установки белорусских социологов в целом не отличались оригинальностью. Они либо воспроизводили идеи популярных школ западной социологии начала XX века, либо продолжали марксистскую социологическую традицию. На протяжении 20-х годов в академической среде весьма влиятельными были позитивистские и нату­ралистические идеи, различные варианты биопсихологических концепций общественных явлений.

В историко-социологическом плане значительный интерес представля­ет опыт развития социографии и разработки методов эмпирических иссле­дований. В частности, в 1927 году в Минске вышла первая в марксистской литературе и единственная в довоенный период монография С. М. Васи-

358

лейского «Введение в теорию и технику психологических, педагогических и психотехнических исследований», посвященная систематическому ана­лизу методов сбора и обработки эмпирической социальной информации. Предпринятая автором попытка модификации процесса социального ис­следования отражала растущую потребность в методическом обеспечении многочисленных социальных обследований, проводившихся в Беларуси в 20-е - начале 30-х годов. В этот период Центральное Бюро краеведения Инбелкульта публиковало многочисленные программы, на основе которых составлялись стандартные монографические описания в стиле популярной в конце XIX века «социальной гигиены». Многие из таких описаний отли­чались достаточно высоким методическим уровнем и воспроизводили ши­рокую панораму общественной жизни и быта сельских и местечковых по­селений республики. В настоящее время они представляют ценный источ­ник исторической информации.

Особенно важную роль в развитии эмпирических социальных исследо­ваний сыграла система статистической информации. В Беларуси форми­рование органов государственной статистики завершилось уже в 1922 го­ду. Многие статистические обследования и по предмету и по методу пред­ставляли собой по существу социологические исследования. В их органи­зации видную роль сыграли известные белорусские статистики А. В. Ки-баев, М. Н. Кириевич, С. Н. Слунский, Б. Я. Смулевич и др.

В 1927 году в Минске вышла в свет коллективная монография «Рабочая молодежь Белоруссии. Численность, состав, быт, условия труда и физическое состояние», подготовленная Б. Я. Смулевичем и другими преподавателями кафедры социальной гигиены. В работе обобщались ма­териалы крупномасштабного обследования влияния социально-экономи­ческих условий труда и быта на физическое развитие молодежи. В 1927 году под руководством С. М. Василейского было проведено выборочное исследование ценностных ориентации и уровня культурного развития со­циальных групп молодежи Беларуси. С помощью анкет и тестов было об­следовано более четырех тысяч респондентов. В том же году под руковод­ством П. Я. Панкевича проводилось выборочное исследование образа жизни, состояния нравственного сознания, быта студенческой молодежи. Анкетным опросом было охвачено более 1600 студентов (Асвета. 1928. № 4). В 20-е годы активно разрабатывались проблемы профориентации и проф­отбора, изучались мотивы выбора профессий, жизненные планы молоде­жи, престиж профессий (Василейский С. М.). В конце 20-х - начале 30-х годов был проведен ряд крупных выборочных опросов, посвященных изу­чению религиозности и антирелигиозных установок населения. (Вольфсон С. Я. Современная религиозность. Мн., 1930).

Эмпирические социальные исследования 20-30-х годов в большинстве своем имели прикладной характер и были мало связаны с теоретическими

359

концепциями. Обычно они проводились по описательному плану, без предварительной формулировки гипотез. В этих исследованиях применя­лись наиболее элементарные уровни измерения социальных признаков. Социологические анкеты включали главным образом открытые вопросы, что определяло низкий уровень стандартизации процедуры сбора инфор­мации. Нетрудно найти и другие слабые звенья в практике социологиче­ских исследований тех лет. Вместе с тем несомненен и значительный ус­пех белорусской социологической мысли, попытавшейся в новых истори­ческих условиях осмыслить дух революционного преобразования общест­ва, его положительные и отрицательные моменты. Последнее, видимо, не устраивало официальную власть, которая стала с подозрением смотреть на научные разработки в области истории, социологии, статистики и др.

К середине 30-х годов, по мере экспансии тоталитарного мировоззре­ния, социологические исследования как в стране в целом, так и в Беларуси стали постепенно свертываться. Обрушившиеся на белорусскую интелли­генцию в начале 30-х годов массовые репрессии привели не только к мо­ральному, но и физическому уничтожению ее наиболее квалифицирован­ного ядра. Эту трагическую участь разделило и большинство белорусских социологов, обвиненных в «контрреволюционных заговорах», «антиком­мунистической деятельности», в «сотрудничестве с польской, германской, французской и т. п. разведками». Фактически в 1937-1938 годах социоло­гия как специфическая отрасль научного знания перестала существовать. Чудом уцелевшие социологи были вынуждены переквалифицироваться, многие вообще ушли из сферы научной и педагогической деятельности.

Интересный эмпирический и теоретический материал, накопленный в указанные годы белорусскими исследователями, стал постепенно забы­ваться, оказавшись в закрытых фондах архивов и библиотек, находив­шихся долгий период под бдительным оком спецслужб и КГБ. Разруши­тельный вал Великой Отечественной войны, прокатившийся по террито­рии республики, нанес еще один сокрушительный удар по социологии и ее кадрам. Поэтому в период с середины 30-х и до середины 50-х годов со­циологическая мысль в Беларуси практически полностью отсутствовала.

И все же расширяющиеся потребности социального развития респуб­лики настоятельно требовали восстановления к развития на новой, качест­венно более высокой методологической и теоретической основе социоло­гической науки. Очень медленно, но неуклонно с середины 60-х годов на­чинается новый этап развития социологических исследований в республике.

В 1968 году в составе Института философии и права АН БССР был создан сектор конкретных социальных исследований, куда перешла основ­ная часть сотрудников бывшего сектора исторического материализма во главе с заведующим - профессором Г. П. Давидюком. Создание сектора, рост числа квалифицированных сотрудников дали возможность расши-

360

рить тематику социологических исследований, в частности по таким те­мам, как социальные последствия научно-технической революции на селе, проблемы изменения духовной жизни крестьянства, научное управление и социальное планирование в городе и на селе.

Исследования по этим темам велись много лет в Жлобинском, Коре-личском, Несвижском, Пружанском, Толочинском, Шкловском, Слуцком, Пинском районах, на Барановичском хлопчатобумажном комбинате, а также на заводах г. Минска (автомобильном, заводе автоматических ли­ний, мотовелозаводе и др.). Исследования на предприятиях велись пре­имущественно на хоздоговорной основе.

В 1969 году по просьбе городских властей академические социологи организовали на многих предприятиях Минска исследования по социаль­ному планированию. С целью оказания помощи практическим работникам в выполнении этой задачи социологи в 1970 году разработали методику социального планирования - «Перспективное социальное развитие произ­водственного коллектива». В ней были раскрыты цели, задачи и сущность социального планирования, структура плана социального развития пред­приятия, значение и необходимость социологической информации в соци­альном управлении, методы сбора такой информации. В 1972 году вышло второе дополненное издание этой методики.

Объективная потребность социального развития, рост престижа социо­логических исследований поставили перед президиумом Академии наук Беларуси задачу дальнейшего развития и укрепления социологических подразделений. В 1970 году в составе академического института филосо­фии и права был открыт отдел социальных исследований с секторами: со­циальное управление, социальное планирование, социальные проблемы села, которые в 1975 году были объединены в один отдел - управления социальными процессами.

В 1965 году на общественных началах в г. Минске был открыт инсти­тут социальных исследований. Он имел совет и секции, состоявшие из на­учных работников Академии, преподавателей ряда кафедр общественных наук вузов. Институт выполнял функции научного центра, координирую­щего социологические исследования, проводимые в республике, много сделал в плане пропаганды социологических знаний. При институте рабо­тали курсы по подготовке социологов. Слушателями были научные работ­ники, преподаватели, работники советских и общественных организаций . Лекции читали известные социологи из Москвы, Ленинграда и других на­учных центров страны. Когда в Академии наук был создан отдел социаль­ных исследований, на который возлагалась обязанность координационно­го центра социологических исследований в республике, потребность в ин­ституте социальных исследований на общественных началах отпала, и он прекратил свое существование в 1970 году.

361

В 1967 году начали функционировать проблемные социологические лаборатории в Белорусском государственном университете и Институте народного хозяйства. В эти же годы на кафедрах общественных дисцип­лин стали создаваться социологические группы, в частности в Белорус­ском политехническом институте, Минском пединституте, Белорусской сельскохозяйственной академии, Гродненском педагогическом и Гроднен­ском сельскохозяйственном институтах, Брестском педагогическом инсти­туте, которые на хоздоговорной основе осуществляли ряд крупных иссле­довательских программ на ряде промышленных предприятий республики.

В 60-70-е годы социологические группы в Беларуси функционировали во всех ведущих вузах. Начавшие исследование проблем социального планирования в 60-е годы социологи Брестского пединститута в 70-е годы успешно стали исследовать проблемы социологии культуры, молодежи, образования. Под научным руководством профессора В. В. Коклюхина социологи этого института выполнили много исследовательских проектов по проблемам: учитель и школьник, школьник и семья, сознание молоде­жи в современном изменяющемся мире. Накопленный материал, опыт проведения исследований позволил брестским социологам ежегодно про­водить научно-практические конференции по социологическим проблемам молодежи, куда охотно приезжали социологи не только из Беларуси, но и с Украины, из России и других республик.

Позднее социология стала развиваться в Гомеле^ иЛ^родно. Разрознен­ные одиночки-социологи в этих городах объединились в исследователь­ские группы, а затем и в лаборатории после открытия там университетов в начале 70-х годов. В Гродно социологи разрабатывали первое время про­блемы социального планирования.jeeja, социологию религии. Позже, в 80-е годы, они активно взялись за исследование проблем социологии об-разовщия^молодежи, духовного развития студенчества. Провели нескольз­ко республиканских конфёренцийтю" пртблемам~рховного развития jwo-лодежи. С образованием социологтеской лаборатории в_Гродненском -университете здесь сосредоточили ^чусилия на" исследовании проблем~со-~ циологии высшей школы.

В Гомеле социологи много сделали по разработке планов социального развития крушгёйцщхГ 1тредприятий города. В конце 70-х и в 80-е годы здесь исследовались проблемы социальных потребностей, управления^ т. д. Это явилось основанием проведения нескольких республиканских конференций по проблемам решения социальных вопросов города и про­мышленных предприятий. После аварии на Чернобыльской АЭС гомель­ские социологи заняты исследованием социальных последствий этой ава­рии. Материалы этих исследований опубликованы ведущими социологами Гомеля А. Г. Злотниковым и А. Л. Касьяненко в работе «Гомельчане в экстремальных условиях: социально-психологический климат в постчер­нобыльский период» (Гомель, 1991).

362

На фоне небольших групп, кафедральных социологических лаборато- 1рий выделялась Проблемная научно-исследовательская социологическая'лаборатория Белорусского государственного университета, которая былаобразована в 1967 году. Первым ее руководителем был член-кор­респондент Академии наук Беларуси И. Н. Лущицкий, затем последова­тельно - профессора Ю. Г. ЮркёЖчТгПТ^авидюкТТ. Д. Лаптенок. На­чав со штата из 4 человек, лаборатория выросла в крупное научное под­разделение, включающее более 50 сотрудников. В 1991 году лабораториябыла преобразована в Социологический центр Белгосуниверситета. J

В начале 1978 года оформился и стал набирать темпы и масштабы <piF\боты Сектор методологических проблем социологических исследований вИнституте философии и права Академии наук Беларуси, возглавил кото­рый тогдашний директор института, член-корреспондент АН Республики \Беларусь Е. М. Бабосов. -——*

Работа сектора была связана с проведением социологических исследо­ваний республиканского масштаба, ориентированных на анализ и обоб­щение/фазных сторон и сфер жизнедеятельности рабоцего класса, интел­лигенции, крестьянства. Анализировались характер и содераанйОруда основных социально-демографических и_„с.сщиально-профессиональных групп, занятых в народном хозяйстве республики; выяснялись условия их труда, материально-бытовые и культурные условия жизни; рассматрива­лись особенности семейного и бытового уклада, изучались свободное вре­мя в бюджете времени трудящихся, их образование и уровень культуры, их социальная активность и трудовые перемещения.

Основная задача республиканских исследований состояла в корректи­ровке и дополнении системы экономических показателей народнохозяйст­венного развития щстшой социальных показателей~6тражающих основ­ные тенденции социально-экономического, социально-политического и со­циокультурного развития, интеллектуального потенциала^есщблики. Ре­зультаты исследования^болБПГбГб" круга социальных "проблем связывались с деятельностью человека, его объективным положением в конкретных условиях труда и быта, с его потребностями и интересами, ценностными ориентациями и степенью их реализации, с его субъективным восприяти­ем социального положения и его отношением к различным социальным явлениям и процессам, происходящим в обществе.

В январе 1989 года Сектор методологических проблем социологических исследований был преобразован в Центр социологических исследований.

Большой опыт социологических разработок, сложившаяся школа бело~ \ русских социологов, создание фундаментальных работ в области теорети­ческой социологии и богатый опыт проведения прикладных социологиче­ских исследований республиканского масштаба сформировали основу для организации в рамках республиканской академии самостоятельного Ин- I

363

статута социологии, который был создан в 1990 году под руководством члена-корреспондента АН Республики Беларусь, профессора Е. М. Бабо-сова. L- Создание института как самостоятельной организации способствовало укреплению базы социологических исследований и развитию основных направлений социологической мысли. Большое внимание продолжает уделяться теоретическому анализу методологических проблем научного знания, уточнению объекта, предмета, методов социологического исследо­вания, построению концептуальных социологических систем. Г~ В республике активно развертывается процесс освоения, критического ( осмысления и заимствования опыта мировой социологической мысли, в ^v первую очередь американской и западноевропейской. Ведущие социологи (Е. М. Бабосов, Г. Н. Соколова и др.) принимали участие в работе X, XI и XII Всемирных социологических конгрессов, являются членами исследо-( вательских комитетов Международной Социологической Ассоциации. ^ В качестве одного из направлений в институте активно развиваются теоретико-методологические основы учения о народонаселении, которое рассматривается как объект социально-экономического планирования: /^изучается демографичеекая-неяятика в системе общественных отношений, занятость, образ5в^шк_и_^агз^нные условия населения в системе отрас­левого планирования; исследуется отёцйфика разных социально-демо­графических групп и формируются демографйч^й^прогнозы, а также создаются модели трудового потенциала и потребления населения.

Активно разрабатываются новые мeтcщoлoгичecj<иj^oдxQi^ьI-лcиccлe-дованию социальных проблем труда, обогащен понятийный аппарат тео­рии социологии труда разработкой и введением в научный оборот ряда основополагающих понятий, разработана философско-социологическая концепция феномена культуры труда, проанализировано культуроформи-рующеё -воздействие труЖ на~ сотщальное и духовное развитие рабочего класса и технической интеллигенции.

Формирование рыночных отношений обусловило переход из традици­онного русла социологии труда в сферу экономической социологии, где исследователями формируется концепция рынка рабочей силы, социаль­ная направленность которого будет тем очевиднее, чем эффективнее соци­альные механизмы будут регулировать все виды трудовых перемещений, способствуя реализации позитивных тенденций общественного прогресса.

Кризис, а затем и развал тоталитарной системы власти, развитие мно­гообразных процессов демократизации общества, обретение Беларусьюсуверенитета и государственной независимости резко усилили ..шгг.ерес_общественности к исследованию главного субъекта и объекта социоло­гии - человека, его формирования в процессах социализации и культура-лизации, основных „асшкхож. его..жшнедеятельностивразличных сотгио^культурных, экономических и политических условиях, особенностей егоидентификации в различные социальные группы и общности.

364

Проблемы социологии политики разрабатывает группа .социологов под руководством доктора социологических наук, профессора И, В. Кртлярова. С 1990 года она осуществляет мониторинг социально-политической си­туации в Республике Беларусь. В Центре социально-экономических и по­литических исследований Белорусского института информации и прогно­за, который возглавлял И. В. Котляров, постоянно выявлялось отношение населения Беларуси к политическим субъектам и политическим процес­сам, анализировались способы и методы стабилизации социально-поли­тической ситуации в республике, разрабатывались прогнозные сценарии и модели ее изменения.

Продолжает развиваться традиционное для Беларуси научное направ­ление - социология культуры. Основным здесь становится органическоевзаимодействие деятедышш^у^^ целевого подхо-

дов, синхронно^о^и^шахгюнного аспектов в исследовании развития куль­туры как процесса опредмечивания и распредмечивания сущностных сил человека. В широкой социокультурной панораме изучаются и интерпрети­руются объективирование и субъективирование особенностей культурного процесса, экстериоризация (творцами) и интериоризация (потребителями) ценностей культуры, стабильность и динамичность в ее развитии. С при­менением специфических социологических методов осуществляется теоре­тическая экспликация единства культуры, вариантности и многообразия ее сфер, уточняются ее основные функции, виды, особенности взаимодейст­вия с философией, наукой, религией, нравственностью. Прослеживается социодинамика культуры в ее национальных традициях и особенностях в контексте взаимодействия со становлением и проявлениями специфически белорусского менталитета и национальных традиций, национального са­мосознания белорусского народа как в прошлые эпохи, так и в современ­ный период ^обретения республикой государственной независимости, рас­крывается роль культуры в становлении и развитии личности. Результаты этих исследований отражены в ряде коллективных монографий, среди ко­торых выделяются такие, как «Социалистическая культура и духовный мир человека» (1985), «Место славянских культур в духовном наследии и современность» (1990), «Культура и личность: социокультурные исследо­вания в Беларуси» (1990).

Широким ф^нтом^ведутся исследования; в.о5даш:и..тшго^жшжахки-Определены методологические принципы исследования научной деятель­ности в контексте ее социальных и социокультурных условий, в единстве ее индивидуальных и коллективных детерминант, синхронных и диахрон-ных аспектов формирования, преобразования, практической реализации, соотношения фундаментальных и прикладных компонентов. Выявлены основные особенности организационных структур в исследовательской деятельности, социодинамики научных коллективов, проявления и разре­шения конфликтов в них.

365

Много внимания уделяется изучению социальных обгцностей. Наибо­лее серьезно в белорусской'социологии оказались исследованы такие пер­вичные социальные общности, как.-еемюг-и трудовоЛ^главным образом, производственный) коллектив. Известно, что идеологическая критика ев­ропейской и американской социологии имеет глубокие корни и традиции во всей отечественной социологии. Наряду с этим в работах белорусских социологов, среди которых особое место занимают работы И. И. Антоно­вича [2; 3], имеет место фундированное и обоснованное введение в научный оборот нового материала и новых имен западных исследо­вателей, с которыми ранее не был знаком белорусский читатель. В после­днее время происходит перемещение акцентов критики: от идеологизиро­ванной интерпретации ко все более обоснованному и логически строгому усвоению реальных достижений западной методологии социальной науки. Важным моментом институализацни белорусской социологии является

-начало 1гоофессиональной^подгот61№ в Беларуси. Если в

прошлые годы штат Социологов в основном формировался за счет выпу­скников философского отделения исторического факультета Белгосуни-верситета, то начиная с 1989 года с открытием отделения социологии на вновь созданном философско-экономическом факультете и открытием ка­федры социологии (зав. кафедрой профессор А. Н. Елсуков) осуществля­ется специализированная подготовка социологов-профессионалов.

^ Открытие отделения социологии заметно оживило социологическую мысль. Расширился диапазон исследовательских программ, совершенст­вуется методика и техника социологических исследований, шире исполь­зуются технические средства обработки социологической информации,

увеличивается количество учебных и учебно-методических публикаций. Подготовка социологов охватывает все ступени формирования творческой личности от школьных кружков и олимпиад до аспирантуры и докторан­туры, выпускники которых защищают свои диссертации в специализиро­ванных советах, открытых при Институте социологии АН Республики Бе­ларусь и Белгосуниверситете.

^—"Важным шагом в развитии социологической мысли республики стало учреждение в сентябре 1976 года Белорусского отделения Советской со­циологической ассоциации, преобразованного в 1991 году в самостоятель­ную Ассоциацию белорусских социологов.

^ Большой смысл для развития науки имеют творческие связи, устанав­ливаемые между учеными разных стран. Активное участие белорусских социологов в работе международных конгрессов, конференций и коллок­виумов, творческие связи с коллегами из ближнего и дальнего зарубежья, обмен студентами, аспирантами, преподавателями и сотрудниками позво­ляют надеяться, что социологическая мысль Беларуси развивается в об­щем фарватере мировой научной мысли и ее достижения имеют не только региональное, но и международное значение.

366

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

I енезис и эволюция социологической мысли в ее многомерной преем­ственности и многообразных изменениях являют собой одно из примеча­тельных событий истории социальной мысли и общественного сознания нового и новейшего времени. Опираясь как на традиции европейской со­циальной философии, так и на собственные оригинальные парадигмы в решении теоретических и прикладных задач, социологическое знание ис­полняет сегодня важнейшую роль в современной цивилизации. Характер­но, что, отпочковавшись от умозрительных конструкций социальной фи­лософии, философии истории, исторической фактографии и разрозненных эмпирических обобщений политико-юридической мысли, социология пе­решла к научному изучению явлений общественной жизни в диахрониче­ском и синхроническом аспектах. Методологическим принципом новой науки стало утверждение первостепенного и исключительного значения социальной реальности и социологических методов в объяснении соци­альных явлений и развития общества.

О. Контом в рамках введенного им термина «социология» для обозна­чения новой науки активно разрабатывается специфика социологического подхода к общественной жизни, состоящая в том, что он представляет со­бой теоретическое исследование законов социальных явлений с помощью общенаучного метода, а не философской рефлексии. Вслед за Контом Спенсер помещает в основу социологии идею эволюции, сущность кото­рой он видел в переходе от гомогенности к гетерогенности, возрастающей связности и специфической определенности общественной жизни. Основ­ные морфологические признаки эволюции Спенсера, дополненные тези­сом о всеобщей тенденции к росту внутренней дифференциации, сопрово­ждающейся процессами интеграции общественных органов, легли в осно­ву дальнейшего развития социологической мысли.

Вместе с тем социологизм оставлял вне поля зрения субъективный мир человека, и потому в начале XX века в социологии формируется направ-

367

ление, существенным специфическим признаком которого явилось нали­чие атрибутивного комплекса психологических моментов, - социологиче­ский психологизм. Возникло, таким образом, плюралистическое направ­ление в социологии, принимающее в качестве основной предпосылки ис­следования и объяснения 'социальных явлений и процессов действие и взаимодействие общественных, групповых и индивидуальных психиче­ских факторов. Развитие этого направления в социологии - неодномер­ный, диалектически противоречивый процесс, порождающий значитель­ное количество проблем (поливариантность развития и внутренняя диф­ференциация социологического психологизма, периодизация его эволю­ционирования, значимость его достижений и просчетов, перспективы из­менения и т. д.), требующих соответствующего изучения.

На первом этапе развитие социологического психологизма характери­зовалось использованием общих психологических представлений и выра­боткой психологических ориентации (Уотсон, Толмен, Скиннер, Хоманс и др.). На втором этапе социологический психологизм обрел статус домини­рующего направления в западной социологии и развивался уже на собст­венной основе под определяющим воздействием психопраксических ори­ентации и комплекса бихевиористских, психоаналитических и персоноло-гических идей (Фрейд, Адлер, Юнг, Райх и др.). На третьем этапе социо­логический психологизм все более обусловливается и характеризуется от­носительной самодостаточностью, способностью к индуцированию новых . исследовательских направлений, оперативным использованием достиже­ний социальной философии и социальной психологии (Хорни, Салливен, Фромм и др.).

Значительным влиянием в Германии и США в конце XIX - начале XX века пользовалась формальная социология, представители которой (Диль-тей, Зиммель, фон Визе, Теннис, Фиркандт, Беккер и др.) стремились про­тивопоставить методологию анализа общественных структур общей опи­сательное™ историко-эволюционистских концепций социологии.

Классическая социология явилась, таким образом, провозвестником и фундаментом основных направлений современной социологии. Так, пози­тивизм нашел свое вьфажение и модификацию в развитии эмпирической социологии как естественнонаучной ориентации, вобравшей в себя все лучшее, что было создано позитивизмом и неопозитивизмом, и характери­зующейся выявлением связей и отношений между теоретическими по-

368

строениями и эмпирическими исследованиями, поиском путей организа­ции эмпирических исследований в соответствии с особенностями концеп­туального аппарата теории, активным применением математических ме­тодов анализа данных. Из некоторых направлений формальной социоло­гии возник в своем законченном виде структурно-функциональный анализ (Т. Парсонс, Р. Мертон); в рамках психологического направления сфор­мировались теория социального конфликта, концепция социального обме­на, теория символического интеракционизма, социометрия, пост- и нео­фрейдистские концепции.

Мощное развитие отечественной социологической мысли (Дани­левский, Бакунин, Кропоткин, Ткачев, Герцен, Чернышевский, Лавров, Михайловский, Кистяковский, Новгородцев, Хвостов и др.), возникшее в XIX веке в русле социальной философии, обогатило многими оригиналь­ными идеями мировую социологию (например, «культурно-исторические типы» как носители исторической жизни Данилевского или субъективный метод в социологии Михайловского). Однако само по себе это развитие осталось в относительной неизвестности, интеллектуальной изолирован­ности даже от последующих научных изысканий соотечественников. По­этому показ влияния мощной отечественной школы на формирование ми­рового социологического знания сопровождается в книге обоснованием необходимости и плодотворности обращения современных исследователей к истокам отечественной мысли.

К основополагающим комплексам проблем современного социологи­ческого знания правомерно отнести в первую очередь, отсутствие общей, универсальной социологической теории и адекватной ей методологии, со­прягающихся с методологиями так называемых специальных теорий или теорий среднего уровня со своими специфическими методами и инстру­ментарием. Многочисленные попытки создания всеобщей теории и мето­дологии не увенчались успехом. И поныне социология вынуждена доволь­ствоваться, как правило, теориями среднего ранга и специальными тео­риями, что, с одной стороны, раскрепощает исследователей и стимулирует их на разработку нетрадиционных идей и подходов, а с другой— ведет к плюрализму методологических решений, их слабой согласованности в рамках общей теории, что ставит под сомнение достоверность их концеп­ций и выводов.

Отмечая наличие определенного дисбаланса в развитии теоретических и эмпирических компонентов социологического знания, необходимо отме-

24 История социологии joy

тить высокую степень интеллектуального потенциала и научного статуса этой общественной дисциплины. Причиной тому в первую очередь - по­стоянный интерес социологии к проблемам общества и человека, высту­пающим в качестве основы кумулятивного характера и стабильности раз­вития данной науки. Сформированный современной социологией инфор­мационный потенциал, явно доминирующие в ее границах ориентации ли­берального и гуманистического характера содействуют обретению ею ши­рокой популярности и организационной зрелости. При сохранении совре­менных тенденций социология значительно усилит свои позиции и влия­ние на различные стороны общественной жизни и развития культуры.

Большое значение для институализации социологии в качестве само­стоятельной науки имеет формирование в ней слоя эмпирических иссле­дований, сразу придавших этой науке ярко выраженный прикладной ха­рактер. Если Англия и Франция были зачинателями теоретической социо­логии, то США стали страной, давшей мощный импульс эмпирическим социологическим исследованиям, получившим соответствующее методо­логическое обеспечение. При достаточно широком распространении со­циологии в мире всегда имеет смысл говорить о доминировании опреде­ленных национальных школ, к каковым относятся американская, англий­ская, французская, немецкая, итальянская школы социологии. В равной мере можно говорить и о российской школе социологии, вобравшей в себя лучшие идеи западной социологии и придавшие ей свой национальный от­тенок, но перенесшей сложные катаклизмы своего развития от оригиналь­ных теоретических построений до полного разгрома в период тоталитар­ного режима.

Само падение этого режима во многом определялось тем, что социоло­гическая мысль в постсталинский период постепенно обрела характер конструктивной критики, нейтрализующей ортодоксии господствующей идеологии. В недрах господствующего строя создавалась иллюзорная уве­ренность в том, что социология может вдохнуть свежую струю в усиление идеологической пропаганды, но на самом деле она постепенно выходила из-под опеки органов идеологического давления, приобретая характер мощной разрушительной силы, так как постоянно была нацелена на необ­ходимость улучшения всех сторон общественной жизни, что, кстати, и ос­тавалось незамеченным для идеологических цензоров, постоянно стремя­щихся подправить чересчур смелые теоретические выводы отдельных со­циологов и в период брежневского благополучия.

370

Идеологическая борьба этого периода достаточно больно ударила не только по деятелям культуры, но и по социологам. Но так или иначе в Со­ветском Союзе складывались и укреплялись свои социологические служ­бы, школы и направления. Ведущее место среди них заняли московская, ленинградская, новосибирская, киевская, харьковская и минская школы социологии. В университетах стали открываться факультеты, отделения и специализации, в национальных академиях - институты социологии, как грибы после теплого дождя, стали появляться многочисленные центры и службы изучения общественного мнения, которые в своей совокупности отчетливо демонстрируют тот факт, что отечественная социологическая мысль обрела наконец статус законной научной дисциплины, активно влияющей на общественную жизнь страны в постсоциалистических госу­дарствах.