В семью пришла беда

Больной ребенок в семье. В июне 1980 года в Высшей медицинской школе г. Ганновера (ФРГ) проходила международная конференция, посвященная проблеме хронически больных детей. Известно, что свыше 10% детей и подростков в современном обществе страдают соматическими болезнями, причем у 5% из них психические и эмоциональные расстройства, возникшие на почве длительного течения соматической болезни или ее выраженности, становятся хроническими.

Пребывание подобных детей в семье создает много сложностей, которые условно могут быть разделены на две группы: первая - как семья влияет на состояние больного ребенка; вторая - каким образом состояние хронически больного ребенка меняет психологический климат в семье. Отсюда и чисто практические задачи, стоящие перед психологами и врачами: добиться того, чтобы семья помогала хронически больному ребенку или подростку поскорее выздороветь или лучше адаптироваться и чтобы пребывание этого пациента в семье не вызывало в ней частых, шумных и уж тем более неразрешимых конфликтов. Мнения ученых тут расходятся. В частности, многие полагают, что современная психиатрия еще не может дать исчерпывающие ответы на подобные вопросы. Это объясняется относительной молодостью детской психиатрии и педиатрии - этим наукам не более ста лет, и они еще не накопили соответствующего опыта.

Мы упоминаем об этой конференции, поскольку она была довольно типичной в одном отношении: несмотря на то, что было высказано много здравых и практически важных мыслей, реализация их очень затруднена - в первую очередь из-за непонимания родителями необходимости более бережного отношения к детям и критического восприятия своих недостатков (с целью, понятно, их ликвидации).

Конференция привлекла к себе всеобщее внимание - ведь обсуждаемые проблемы интересуют всех, кто имеет детей. В частности, подробно анализировалось пребывание в семье психически больного ребенка и то, как сама атмосфера в семье может провоцировать или вызывать психические расстройства. Многие участники конференции активно ставили вопрос о так называемых шизофреногенных семьях, в которых вырастают дети и подростки с шизофренией. В таких семьях преобладают родители с нарушенными контактами, эмоциональной холодностью, взаимным равнодушием. Особенно большое значение имеют эмоциональные расстройства матери: некоторые авторы выделяют даже "псевдо-матриофокальную семью", в которой мать вроде бы и есть, но фактически она отсутствует. Еще хуже обстоит дело, когда в семье нет отца, а ребенка воспитывает шизофреногенная мать. Нередко этот ребенок является единственным в семье.

Лондонские врачи Кюиперс, Берковитц и Лефф в своем докладе показали, что чем более естественно, предупредительно, терпимо и милосердно относились родственники к своим больным шизофренией родным, тем меньше было у последних рецидивов. Необходимо одновременно лечить как самого больного, так и его родителей (а зачастую и детей, и иных родственников). Если методы лечения больного могут быть самыми разнообразными, то лечение родственников должно ограничиваться, главным образом, семейной психотерапией.

Давайте помогать друг другу. Специалист из ФРГ М. Меллер посвятил свое выступление вопросам самопомощи хронически больных и их родственников. Врач должен подсказать им, как помогать себе и на что направить эту помощь. Этой работе могут способствовать объединения типа "Родители помогают родителям", занимающиеся помощью пациентам и их родителям. Задачи этих объединений не только материальные и организационные, но и психопрофилактические и психотерапевтические, направленные главным образом на восстановление эмоционального тонуса детей, обмен опытом. В этих объединениях родителей широко используются различные виды социально-психологического и психотерапевтического воздействия.

В большинстве европейских (в том числе социалистических) стран, в Северной Америке, Австралии и ряде других регионов получили широкое распространение и другие объединения родителей по взаимопомощи. Почему бы не создать их у нас?

Я хорошо помню, как в 60-х и 70-х годах ко мне приходил один пенсионер, пропагандировавший некое объединение родителей, у которых больны дети. Этот пенсионер, энергичный, умный, жалевший несчастных мам и пап (у него самого кто-то болел), был полон того активного милосердия, которое так располагало к нему разных людей. Ко мне он шел за советом, чем бы могло такое объединение заниматься. Я рекомендовал, чтобы родители создавали нечто типа детского сада на дому: по очереди одна мать следит за 5-6 детьми, дает им лекарства, кормит, занимается и т. д. За разрешением создать такое объединение пенсионер пошел в роно, но положительного ответа не получил. Потом он перестал ко мне приходить.

Но жизнь продолжается. И перемены, которые еще 5-10 лет назад казались утопическими, сейчас стали реальными. И я не сомневаюсь, что объединения типа "Родители помогают родителям" появятся и в нашей стране.

Мы уже употребили термин "психотерапия". Что это такое? Психотерапия - это лечение с помощью психического воздействия. Мы выделяем медицинскую, психологическую и педагогическую психотерапию. Расшифровка содержания этих определений займет много места, и не этому посвящена наша книга. Отметим лишь, что педагогическая психотерапия вполне по силам учителю (игровая, семейная психотерапия), медицинская психотерапия занимается в первую очередь строго определенными видами психотерапевтического лечения (гипноз, наркопсихотерапия). У психолога свои инструменты психотерапевтического воздействия: коллективная психотерапия, группы общения и т. д.

Впервые слово "психотерапия" использовал (правда, в несколько ином, чем ныне, смысле) А. И. Герцен в повести "Доктор Крупов", вышедшей в свет в 1847 году. Известно, что родоначальником термина "психотерапия" считается английский врач Даниэл Хак Тьюк, предложивший его в 1872 году и называвший психотерапией "лечение болезни путем воздействия разума на организм".

В мире к настоящему времени насчитывается не менее 250 психотерапевтических приемов (к ним относятся гипноз и иные виды внушения, аутогенная тренировка и т. д.). В последние десятилетия появилась тенденция расширять понимание психотерапии, к ней относят даже разные виды перестройки личности на базе туманных религиозно-мистических принципов, а также довольно слабо относящиеся к медицине приемы - кулинаротерапию, лечение криком, особым дыханием и т. д. Естественно, что пишущий эти строки решительно отвергает отнесение к психотерапии указанных приемов.

Итак, игнорируя социально-психологические аспекты пребывания ребенка и подростка в семье, врачи рискуют свести плоды своих трудов на нет, так как без правильного воздействия на подобных пациентов в условиях семьи (т. е. с помощью родителей) невозможно добиться их полной социальной и психологической реабилитации.

В 1977 году на Московском международном кинофестивале демонстрировался австрийский фильм Я хочу жить". В нем показана счастливая семья: мать - актриса, после рождения сына всецело посвятившая себя воспитанию ребенка; отец - профессор-онколог и удачливо практикующий врач; десятилетний сын. Семья окружена друзьями, в общем, все прекрасно складывается у героев фильма.

И вдруг - автомобильная катастрофа, сын Никки превращается в калеку. Мальчик прикован к креслу, у него травматическая афазия (исчезновение речи после травмы) и травматическое слабоумие. Медицина в этом случае, как считают авторы фильма, бессильна. Что делать?

Отец постепенно склоняется к мысли, что сына следует отдать в дом инвалидов, ибо никто и никогда не сделает мальчика полноценным человеком, а если он останется дома, то семья распадется, счастье пойдет прахом, жизнь взрослых будет непоправимо исковеркана. Иначе смотрит мать: она, понятно, осознает, что сын безнадежен, но не хочет отдавать ребенка в дом инвалидов. Чем она руководствуется? Слепой, безотчетной любовью. Кто ее поддерживает? Подруги, друзья, родственники? Нет, ни один человек не разделяет желание матери посвятить себя сохранению физического существования ребенка, который, может быть, и не сможет, по мысли авторов, оценить ее героизма.

Авторы фильма оставляют вопрос открытым в споре о том, что делать, как жить дальше. Их симпатии, конечно, на стороне матери, но и ее противники не вызывают у них раздражения или неприятия.

А что думает пишущий эти строки? Односложного ответа у меня нет. И отец прав, и мать права. Впрочем, в этом и задача любого искусства - заставить задуматься над фактом, а не давать готовые ответы. Искусство и прямая дидактика исключают друг друга. Вот почему в большинстве приводимых нами киноиллюстраций нет готового ответа на поставленные в кинофильмах сложнейшие вопросы.

Следует обратить внимание и на надуманность и нереальность альтернативы "семья - детский дом". Это не противопоставление, не взаимоисключение, а взаимодополнение. Родители сколько угодно могут посещать ребенка в приюте, брать его домой и т. д. Так и в нашей стране, так и за рубежом. Поэтому никогда не следует думать, что, переведя ребенка в дом инвалидов или детский дом, родители никогда его уже не увидят. Не увидят - если не захотят этого. А захотят - могут проводить с несчастным сыном или дочерью хоть 24 часа в сутки.

Надо помогать детям всегда, даже если нечем помочь и, казалось бы, незачем. Люди должны помогать друг другу, особенно больным и несчастным.

Подвиг профессора Кару. Всякий раз, когда приходится касаться проблемы содержания в семье или в больнице тяжело больных или совершенно неизлечимых пациентов, я вспоминаю одну и ту же историю.

За годы своего правления фашисты уничтожили около четверти миллиона душевнобольных - об этом кошмарном преступлении нацизма никогда нельзя забывать наравне с гибелью людей в Освенциме, Хатыни или Орадуре. Больных - в том числе детей и подростков - расстреливали, убивали в душегубках, вводили им внутривенно воздух, делали инъекции отравляющих веществ. Трагедия заключалась в том, что нередко нацисты принуждали самих медиков убивать своих пациентов. Некоторые медицинские работники проявляли при этом героизм, большинство же подчинялись грубой силе. Вот по какому изуверскому сценарию проходили убийства душевнобольных на оккупированной территории Советского Союза. Собирали врачей и медсестер и приказывали им за 3-4 дня отравить всех хронически больных, которые не успели разбежаться. За непослушание - смерть. Видя, что медики отказываются выполнять приказ, нацисты расстреливали каждого второго-третьего из персонала. Оставшиеся в живых принимались исполнять приказ. После окончания войны эти люди были, естественно, наказаны. Мне доводилось общаться с некоторыми из них - все они были глубоко несчастными людьми, с исковерканной душой. Ведь для медика нет большего преступления, чем собственноручно убивать беззащитных больных. Вот на какие преступления толкали нацисты невинных людей! Разве это можно забыть? И тем более простить?

Само фашистское государство было построено на тирании одних, страхе других, апатии третьих, пресмыкательстве перед силой четвертых. Лишь единицы боролись. И если бы не Советская Армия, эти единицы никогда бы не оказались в рядах победителей.

Так вот - в этом государстве, где все понятия были поставлены с ног на голову, где люди мыслили совсем иными категориями, нежели все остальное человечество, в этом ненормальном государстве и люди вели себя ненормально.

А как вели себя душевнобольные в экстремальных положениях, когда врачи их убивали? Душевнобольные вели себя как нормальные люди. Вот как все переменилось в тоталитарном фашистском обществе.

Большинство душевнобольных быстро приходили в себя, как только чувствовали реальную угрозу жизни. В дальнейшем такие лица вели себя как обычные люди, стараясь избежать гибели. Дело усложнялось тем, что, с одной стороны, больные подсознательно чувствовали, что врач не принесет им ничего плохого (на то он и врач), но с другой - пациенты смутно догадывались, что что-то тут не так, что врач может стать их убийцей. Но даже в такой кошмарной ситуации больные в общем разбирались, что к чему, и убегали от своих убийц - в белых ли или в эсэсовских халатах. Тем же врачам, которые им помогали, больные старались содействовать в осуществлении спасения.

Живет в Тарту замечательный человек - профессор Эльмар Юханович Кару. В 1944-1975 годах он заведовал кафедрой психиатрии Тартуского университета и был главным психиатром Эстонии. В годы фашистской оккупации Кару проявил выдающийся личный героизм, не имевший прецедента за всю историю психиатрии. Это единственный в мире психиатр, решившийся на спасение своих пациентов несмотря на угрозу собственной жизни (буду рад, если ошибаюсь, если узнаю, что были и другие мужественные люди).

Что же произошло в Тарту в годы войны?

Нацисты приказали доктору Кару (он был тогда главным врачом клиники) собрать всех тяжело больных, чтобы их уничтожить. Когда в положенный день фашистские убийцы пришли в клинику, они были изумлены: оказалось, что доктор Кару вместе с сыном и женой переселился в больничную палату, стал жить вместе с пациентами, заявив, что когда будут уничтожать его пациентов, пусть уничтожат и его самого с семьей. Поднять руку на известного ученого, за которого наверняка будут ходатайствовать психиатры Финляндии, Швеции и других стран, гитлеровцы не решились. Все годы оккупации Кару прожил в больничной палате вместе с пациентами. Ни один больной не был уничтожен. И этот поединок Кару с фашистами продолжался не один день, а более трех лет!

В конце войны нацисты решили эвакуировать университет в Германию. Они предполагали, что, оставшись без своего защитника пациенты станут легкой добычей для убийц. Кару под угрозой силы вынужден был эвакуироваться, но с собой он взял всех "пациентов" которым грозила смерть в душегубках. К счастью, Советская Армия наступала быстро, эшелоны с эвакуированными сотрудниками университета застряли в Хаапсалу, откуда Кару со своими подопечными вернулся в Тарту.

Кару по-эстонски значит "медведь". В доме доктора Кару много сувениров в виде самых разнообразных медведей. Это подарки больных, спасенных им. В том числе и тех, кого он уберег в годы оккупации. А ведь у многих врачей, допускавших убийства своих пациентов, был летаргический сон их совести. Не было этого сна у Эльмара Юхановича Кару. Как было бы хорошо, если бы как можно меньше людей впадали в преступную летаргию! В летаргию души, совести, знаний. Чтобы было поменьше невежественных, злобных, равнодушных людей! Чтобы люди брали пример с тех, чья душа горит состраданием, любознательностью, стремлением активно переделывать этот несовершенный мир.