1.4. Социал-дарвинистские концепции

Одним из первых западных социологов, обратившихся к изучению общественных процессов и явлений и, в частности, общественных кон­фликтов в контексте идей Г. Спенсера, был польско-австрийский социолог и юрист, профессор университета в Граце Людвиг Гумплович (1838-1909), автор книг «Расовая борьба» (1883), «Основы социологии» (1899) и др.

Желая избежать справедливых обвинений в несколько избыточном экономическом де­терминизме, Энгельс был вынужден усиленно подчеркивать: «Согласно материалистическому пониманию истории в историческом процессе определяющим моментом в конечном счете яв­ляется производство и воспроизводство действительной жизни. Ни я, ни Маркс большего ни­когда не утверждали. Если же кто-нибудь искажает это положение в том смысле, что экономи­ческий момент является будто единственно определяющим моментом, то он превращает это утверждение в ничего не говорящую, абстрактную, бессмысленную фразу... Существует взаимодействие всех этих моментов, в котором экономическое движение как необходимое в конечном счете прокладывает себе дорогу сквозь бесконечное множество случайно­стей...» [37. Т. 37. С. 394-395].

Как же следует трактовать, по Марксу, эту «конечную» или «предельную» необ­ходимость? К. Маркс отмечал, что тезис о примате способа производства материальной жизни справедлив «по отношению к современному миру, когда господствуют материальные интересы, но неприменим ни к средним векам, когда господствовал католицизм, ни к древним Афинам или Риму, где господствовала политика». Но одновременно Маркс полагал, что «...средние века не могли жить католицизмом, а античный мир - политикой. Наоборот, тот способ, каким в эти эпохи добывались средства к жизни, объясняет, почему в одном случае главную роль играла политика, а в другом - католицизм» [37. Т. 23. С. 92].

63

Стремясь, с одной стороны, развивать ортодоксальные подходы соци­ал-дарвинизма, а с другой, ориентируясь на поиск новых концептуальных горизонтов, Гумплович сочетал в собственных социологических изыска­ниях как традиционные, базисные идеи идеалистической философии, так и сопрягающиеся с ними положения психологии. Это позволило ему увидеть социальные процессы в иных измерениях и описать их как процессы со-циопсихического группового взаимодействия.

Выступая убежденным противником примитивных биологических ана­логий в качестве объясняющего принципа социологии, Гумплович под­черкивал, что биологические аналогии никакого значения для социологии не имеют, они дают только сравнения и образы, но ни в каком случае и никогда не дадут знаний. Тем не менее распространенная квалификация воззренийТумшювича связана в первую очередь с характерным для него подходом к пониманию общества как совокупности групп людей, беспо­щадно борющихся между собой за влияние, выживание и господство.

Выдвигая в качестве объекта социологии социальную группу, Гумпло­вич предлагал принять в качестве предмета этой дисциплины систему движений этих групп, повинующихся вечным и неизменным законам. Концепция исторической эволюции, которой придерживался Гумплович, рассматривала человечество частицей вселенной и природы, частицей, подлежащей тем же «вечным законам», как и целое, а человеческую исто­рию как «естественный процесс».

Все социальные группы Гумплович подразделял на «простые» (исходные, первоначальные, примитивные) и «сложные» (группы второго порядка). К «простым» группам он относил сообщества людей, обладаю­щие ярко выраженными антропологическими и этническими признаками (например, первобытные орды, племена и т. д.), к «сложным» - много­мерные социальные образования, например сословия, классы, государ­ство и т. д.

Основной особенностью социологической концепции Гумпловича было его стремление к обоснованию положения о принципиальной несводимо­сти общественных явлений к природе индивида, а также интерпретация последнего как реальности второго порядка, являющейся продуктом груп­пового опыта.

В социологии Гумпловича общество трактуется как продукт завоевания одних социальных групп другими, а относительно развитые социальные структурные формы - как плод военной субординации. Основанием для таких выводов послужили исходные предпосылки его концепции, согласно которым людям от рождения присуща взаимная ненависть, определяющая отношения между группами, народами, племенами и расами, постоянно пребывающими в состоянии беспощадной борьбы. При этом, с точки зре­ния Гумпловича, по мере развития общества межгрупповые конфликты не

64

исчезают, а лишь приобретают иные формы. То, что на ранней ступени развития общества представало в качестве антропологической борьбы различных племен, в условиях существования государственных систем обращается «в борьбу социальных групп, классов, сословий и политиче­ских партий» [13. С. 194].

Рассматривая межгосударственные и межплеменные конфликты как главные формы социальных конфликтов, Гумплович утверждал, что ко­нечными причинами всех общественных процессов являются эксплуата­ция чуждых племен и стремление людей к удовлетворению собственных материальных потребностей, поскольку «... всегда и всюду экономические мотивы являются причиной всякого социального движения, обусловлива­ют все государственное и социальное развитие» [13. С. 192]. При этом удовлетворение экономических потребностей, согласно воззрениям Гумп-ловича, могло осуществляться только посредством использования различ­ных форм принуждения и насилия.

Теоретические представления Гумпловича в конечном счете были ори­ентированы на обоснование положений о неизбежности социального кон­фликта и общественного неравенства людей, обусловливаемых биосоци­альным неравенством рас. Отвергая достаточно популярную в этот исто­рический период теорию классовой борьбы, противопоставляя ей доктри­ну борьбы рас, интерпретированную в контексте социального дарвинизма, Гумплович утверждал, что любой мощный этнический или социальный элемент стремится к порабощению слабого социального элемента и что в юдчинении слабых проявляется естественный общественный закон - за­кон борьбы за существование. При этом как господствующий слой, так и угнетаемый, согласно Гумпловичу, обладают стремлением к власти, при­чем, «это стремление у господствующих классов выражается в эксплуата­ции как можно более интенсивной и, следовательно, в порабощении клас­сов подчиненных; у последних оно проявляется в увеличении силы сопротив­ления, в уменьшении и ослаблении своей зависимости» [13. С. 179-180].

Термин «раса» Гумплович, как правило, использовал для обозначения наций или народов, а не групп с определенными биологическими чертами, в связи с чем «расовая борьба» трактовалась им как борьба гетерогенных социальных и этнических единиц, групп и общностей. В целом правомер­но считать, что «расовый фактор» у Гумпловича выступал преимущест­венно как понятие, фиксирующее этнопсихическую отчужденность соци­альных групп. Тем не менее впоследствии его расовые идеи могли быть и были истолкованы как «научное» обоснование биологического и социаль­ного расизма и активно использовались нацистскими идеологами.

Консервативные, а зачастую и просто реакционные воззрения Гумпло­вича наложили отпечаток на все стороны его социологического учения. Отрицая прогресс в развитии человеческого интеллекта и нравственности,

5 История социологии

65

источник и предпосылку которой он усматривал в отношениях «прими­тивной» группы, Гумплович в значительной мере содействовал «социо­логическому обоснованию» тирании и агрессии. Это было одним из есте­ственных следствий биопсихического редукционизма Гумпловича, счи­тавшего, что все общественные явления обусловливаются неизменной че­ловеческой природой с присущими ей склонностями к господству и экс­плуатации, конфликтам и войнам.

В целом же социология Гумпловича, которую он сумел эмансипиро­вать от несоциальных наук, и в особенности его концепция социального конфликта, несмотря на ряд очевидных противоречий, выступили в роли инициирующего момента и одного из заметных источников формирования и эволюции западной социологии классического периода.

Социал-дарвинистским мотивам в социологии Гумпловича оказались созвучны идеи австрийского военного деятеля, философа и социолога Густава Ратценхофера_(1М2-1904), автора книг «Сущность и цель по­литики» (Т893Х«Социологическое познание» (1898) и посмертно опубли­кованной работы «Социология. Позитивное учение о человеческих взаи­моотношениях» (1907).

По мнению Ратценхофера, социология является особой философской наукой, выступающей в роли основы всех социальных наук и практиче­ской политики, поскольку она познает фундаментальные общественные закономерности.

Основными явлениями и процессами социальной жизни Ратценхофер считал следующие: размножение и самосохранение индивидов, изменение индивидуального и социального типов, борьбу за существование и абсо­лютную враждебность рас, расовую дифференциацию, пространственное расположение, господство и подчинение, чередование социализации и ин­дивидуализации общественных структур, эволюцию интересов, государст­во, глобальное общество.

Отрицая противоположность наук о природе и наук о духе, Ратценхо­фер полагал, что социологические закономерности близки химическим и, особенно, биологическим закономерностям.

В качестве основной задачи социологии Ратценхофер выдвинул изуче­ние и описание «взаимоотношений единиц сознания», коренящихся в био­логии человека и определяемых «первичной силой» и «внутренним инте­ресом», являющими собой космическую силу и присущими всем общест­венным и природным явлениям.

Разрабатывая идеи социального дарвинизма, Ратценхофер стремился к истолкованию «внутреннего интереса» как регулирующего фактора созна­ния и общественных процессов, как силы, обусловливающей борьбу за существование.

Основой социологического учения Ратценхофера являлась концепция конфликта интересов. Разделяя мнение Гумпловича о конфликтной при-

66

роде социального процесса, Ратценхофер утверждал, что социальная жизнь основывается на конфликте противоречивых интересов социальных групп и индивидов. По его мнению, значительное разнообразие человече­ских интересов может быть сведено к пяти основным типам: прокреатив-ным (стимулирующим продолжение рода), физиологическим (связанным с питанием), индивидуальным (связанным со стремлением к самоутвержде­нию), социальным (родственным и групповым) и трансцендентным (религиозным).

В отличие от Гумпловича, придававшего социальному конфликту ста­тус извечной всеобщности, Ратценхофер стремился к выработке более взвешенной оценки роли конфликта в общественной жизни и детальной разработке системы значений интересов, лишь намеченной его предшест­венником. Признавая первичность и универсальность конфликта, Ратцен­хофер тем не менее обращал особо пристальное внимание на выявление возможностей его социализации, которая понималась им как присущая конфликту тенденция к самоликвидации. В качестве единственно реально­го пути преодоления социального конфликта Ратценхофер называл со­трудничество между людьми. Последнее, по его мнению, достижимо на основе действия закона «приведения по взаимное соответствие индивиду­альных и социальных интересов», который квалифицировался им как ба­зовый закон социологии. Сформулированные Ратценхофером идеи о воз­можной регуляции различных общественных конфликтов стали в даль­нейшем одним из распространенных мотивов западной социологии.

Существенно важным моментом социологических изысканий Ратцен-хофера явилась систематическая разработке им теории борьбы за сущест­вование. В ее контексте Ратценхофер довел антидемократическую направ­ленность собственного учения до попытки доказательства того, что идеи равенства, интернационализма и свободы являются фантомами, социаль­ными иллюзиями. Многие же Тезисы Ратценхофера (об общественно-исторической значимости насилия и подчинения; об истории общества как борьбе рас; о войне как «форме развития» общества, т. е. апологетика войны) непосредственно смыкались с возникшей несколько позже идеоло­гией геополитики.

Заметную роль в разработке социал-дарвинистских подходов в социо­логической науке сыграл видный деятель американской социологии, про­фессор Йельского университета Уильям Самнер (1840-1910).

Основными принципами социологии Самнер считал неуклонный и ав­томатический характер общественной эволюции, а также всесилие и уни­версальность естественного отбора и борьбы за существование.

Эволюция, по Самнеру, прокладывает себе путь через борьбу за суще­ствование, которая столь же «естественна», как сама эволюция или грави­тация. Социальное неравенство, с точки зрения Самнера, выступает как

67

естественное состояние и необходимое условие развития цивилизации. Идея естественного отбора трактуется им как идея естественности и зако­номерности социального отбора. Нарастание имущественного неравенст­ва, по мнению социолога, - не препятствие общественному прогрессу, а его предпосылка и условие.

Тем не менее, приступив на основе социологического анализа большо­го этнографического материала к изучению нормативных элементов об­щественной жизни, Самнер несколько отошел от традиционалистских представлений.

Первичным фактором, определяющим развитие общества и его соци­альную структуру, Самнер считал нравы и народные обычаи, понимав­шиеся им как всякий способ мышления, чувствования, поведения и дос­тижения цели, общий для членов социальной группы.

Анализируя механизмы формирования народных обычаев, или стан­дартизированных нормативов поведения, Самнер отмечал, что «действие, в котором формируются народные обычаи, состоит в частом повторении мелких актов обычно большим количеством людей, действующих сообща или по крайней мере действующих сходным образом перед лицом одной проблемы» [94. Р. 83].

Абсолютизируя процессы борьбы за существование и их роль в чело­веческих сообществах, Самнер трактовал народные обычаи как бессозна­тельно складывающиеся способы борьбы людей между собой и с окру­жающей живой природой. Основополагающими мотивами человеческих действий он считал голод, сексуальную страсть, честолюбие и страх.

Анализ механизмов возникновения обычаев и привычек Самнер осу­ществлял исходя из того, что способы деятельности, которые вырабаты­ваются людьми для удовлетворения потребностей, постепенно становятся рутинными и выступают для индивида уже как привычки. В результате этого индивид соответствует собственному общественному окружению как участник деятельности социальной группы, как существо, принимающее ее нормы.

Определенную популярность приобрели в западной социологии выра­ботанные Самнером понятия «мы-группа» и «они-группа», посредством которых фиксировались социальные отношения и установки. По Самнеру, «мы-группа» характеризуется отношениями солидарности и сплоченности, а взаимоотношения «мы-группа» и «они-группа» - определенной напря­женностью и враждебностью. Эти отношения, свойственные главным об­разом «примитивным обществам», Самнер непосредственно связывал с «этноцентризмом», понимаемым им как склонность человека к воспри­ятию и оценке окружающего мира сквозь призму представлений той соци­альной группы, к которой он принадлежит.

68

Полагая, что собственная социальная группа является для человека центром всего, а все остальные ранжируются и оцениваются по отноше­нию к ней, Самнер предложил представление об обществе как конгломе­рате конкурирующих групп, стремящихся осуществить основную цель жизни - поддержание ее самоё.

Это воззрение на общество обусловило мнение Самнера о том, что стихийная природа всех социальных процессов делает невозможным регу­лирование людьми собственной общественной жизнедеятельности.

Ограничившись в основном лишь социопсихологической интерпрета­цией изучаемых и реконструируемых процессов и явлений, Самнер тем не менее сумел получить ряд значимых результатов, в том числе - постанов­ку проблемы о роли социальных норм в жизни людей.

Существенно важными для становления и развития ряда концепций и гипотез западной социологии в духе^ социал-дарвинизма стали идеи аме­риканского социолога Альбиона Смолла (1854-1926).

Заимствовав у Ратценхофера^типотезу конфликта интересов и исходя из того, что интересы являются первичными элементами общественных действий, Смолл предложил считать категорию интереса основной едини­цей социологического анализа и концепции социального процесса.

Уделяя категории «интерес» особое внимание, Смолл тем не менее не сумел выработать корректного определения ее, поскольку в общих чертах под интересом он понимал лишь «неудовлетворенную способность, соот­ветствующую нереализованному условию, и ее предрасположенность к та­кой перестройке, которая была бы направлена на реализацию указанного условия» [94. Р. 105].

Полагая, что жизнь индивида в обществе сводима к процессу приспо­собления и удовлетворения интересов, в ходе которого каждый человек стремится удовлетворить собственные интересы за счет других людей, Смолл утверждал, что эти простейшие образы действий вполне возможно проследить в поведении индивидов и даже классифицировать их.

Осуществляя эту классификацию, Смолл сделал вывод, что вся обще­ственная жизнь является результатом взаимодействия шести общих клас­сов интересов, ориентированных на здоровье (пищу, сексуальные отноше­ния), благосостояние (владение вещами), общение, познание, красоту и справедливость (правоту). Подчеркивая особую силу интереса справедли­вости, Смолл вместе с тем отмечал, что любой класс интересов притязает на абсолютное доминирование, в результате чего реализуется постоянный конфликт разных классов интересов, выступающий формой выражения их всеобщей связи.

По мнению Смолла, вокруг мощных носителей различных интересов и образуются различные общественные группы и институты. Причем в силу самой природы данных социальных общностей конфликт между ними становится в первую очередь конфликтом интересов.

69

Психологическая акцентировка социальных проблем, характерная для творчества Смолла, содействовала его частичному отходу от прямолиней­ного социал-дарвинизма, что выразилось в предложении трактовать соци­альный конфликт как одну из возможных форм взаимодействия людей.

Истолковывая процесс общественного развития как результат постоян­но возрастающего взаимопереплетения интересов индивидов, Смолл уде­лил большое внимание проблеме перехода от социального конфликта к социальному согласию. По Смоллу, этот переход должен осуществляться с учетом того, что «все социальные проблемы являются проблемами отно­шений личных единиц, которые имеют в себе определенную инициативу, выбор и силу. Этому личному уравнению должна быть приписана его ре­альная ценность» [5. С. 401].

В наиболее концентрированной форме суть социологических ориента­ции Смолла следует из его афоризма, предвосхитившего психологическое направление как в классической, так и в современной социологии Запада: «Нет ничего социального, что не являлось бы психическим».

Придавая большое значение поиску практических возможностей ис­пользования социологии для постепенного улучшения всех общественных институтов, Смолл утверждал, что социология в ее прикладном аспекте может и должна выступать в качестве эффективного компонента «социа­льной технологии», направленной на гармонизацию социальных структур и отношений.

Существенно важным моментом в теории Смолла стала формулировка им практической задачи социологии, в качестве которой он рассматривал установление гармоничных внутренних и внешних отношений социальных групп и институтов путем изменения содержания и направленности пси­хических процессов.

Попытки представителей социал-дарвинизма сочетать историко-эволюционный подход к обществу со структурно-функциональным были, безусловно, шагом вперед. Тем не менее при всем внутреннем многообра­зии идей и концепций социал-дарвинизма присущий ему редукционизм, абсолютизация одной (пусть и существенно важной) тенденции общест­венной жизни вынуждали последующих исследователей искать иные под­ходы и парадигмы изучения социальной реальности. Такая попытка рас­ширения концептуальных средств социологии прослеживается уже у Смолла, который полагал, что психологические моменты анализа соци­альных явлений играют не менее важную роль, чем чисто биологические факторы борьбы за существование.

1.5. Психологические концепции

Парадигма психологизма. Органическая концепция общества, стре­мившаяся объяснить ряд важных социальных явлений исходя из чисто биологических аналогий, чрезвычайно упрощала понимание структуры общественного бытия, специфику его развития и функционирования. Чрезмерная натурализация социальных явлений не позволяла учесть са­мый главный фактор общественного бытия - роль человеческой психики и сознания. Неудивительно поэтому, что чисто биологические модели струк­туры общества и путей его развития постепенно утрачивают свою попу­лярность, уступая место более сложным теоретическим системам, акцен­тирующим внимание на психосознательных факторах человеческого пове­дения. В социологии складывается целое направление психологизма, представители которого, с разных сторон рассматривая суть психологиче­ских явлений, старались определить с их помощью сущностные характе­ристики человека и общества, законов их функционирования и развития.

Несмотря на то что практически по всем наиболее важным параметрам (определению предмета, метода, главных исследовательских процедур, категориально-понятийному аппарату, целям и задачам исследования, ме­тодам и способам описания, интерпретации результатов, нацеленности на анализ развития и функционирования общества и т. п.) различные психо­логические направления западной социологии классического периода су­щественно отличались друг от друга, тем не менее им присущи и общие черты. Все они основывались на позициях психологического редукцио­низма, т. е. допускали возможность полного или частичного сведения со­циальных явлений к действию тех или иных психических факторов.

В рамках психологического подхода почти одновременно сформирова­лись три относительно самостоятельных течения - индивидуалист­ское, групповое и социетарное. Представители первого счи­тали, что социальные явления и процессы обусловливаются действием ин­дивидуальных психических факторов и поэтому должны объясняться по­средством анализа психики индивида и соответствующего категориально-понятийного аппарата. По мнению сторонников второго направления, аналогичные действия должны осуществляться с позиций психологии групп (рода, племени, коллектива и т. д.). Представители третьего подхода рассматривали психику индивида как продукт общества и предлагали подходить к тем же действиям с позиций общественной психологии и со­циологии.

Анализ этих подходов и характер их взаимодействия позволяет более глу­боко и всесторонне раскрыть суть парадигмы психологизма в социологии.

Психологический эволюционизм. Лесте{(Уо£д_^%А\-\9\Ъ) - аме­риканский исследователь - геолог и палеонтолог, первый президент Аме-

71

риканской социологической ассоциации. Одним из первых используя идею Спенсера о всеобщей эволюции и развитии общества как высшем этапе этой эволюции, попытался наполнить ее человеческим содержанием, т. е. представить этот этап космической эволюции как реализацию созна­тельно поставленной цели, как «направленное развитие», в рамках кото­рого более важную роль играют психические (сознательные), а не чисто биологические факторы.

В книге «Динамическая социология, или Прикладная социальная нау­ка, основанная на статической социологии и менее сложных науках» (1891) Уорд отстаивал идею о том, что основополагающими обществен­ными запросами являются увеличение наслаждения и уменьшение страда­ния. При этом он утверждал, что желание быть счастливым есть основной стимул всех общественных движений и это желание поддерживало все прошлые моральные и религиозные системы.

Существенной частью социологии Уорда стало его учение о сущности универсальных социальных сил. К «существенным общественным силам» он относил «силы предохранительные» - «положительные» (вкус и стрем­ление к удовольствию) и «отрицательные» (стремление избежать страда­ния), а также «силы воспроизводящие» - «прямые» (половые и любовные желания) и «непрямые» (родительские и родственные чувства).

Исходя из того, что силы общественные есть силы психические, а по­тому и социология должна иметь психический базис, Уорд объяснял мо­тивы группового поведения действием яда «психических сил», которые относились им к сфере мотивации поведения личности и не могли охваты­вать всей совокупности социальных факторов, влияющих на формирова­ние этой мотивации.

Уорд особенно подчеркивал, что «психические силы», «великий пси­хический фактор» предшествовавшие ему исследователи социальных про­блем просто упустили из виду и что это упущение преодолевается в его социологии.

В контексте данного тезиса Уорд обратил особое внимание на лично­стную проблематику. Основой всех действий личности, своего рода «пер­воначальной социальной силой» Уорд рассматривал «желания», выра­жающие природные импульсы человека. Многообразие человеческих же­ланий группируется, с его точки зрения, вокруг двух основных - удовле­творения голода и жажды и удовлетворения половых потребностей, отра­жающих стремление к продолжению рода. Этими комплексными жела­ниями, согласно концепции Уорда, обусловливается активное поведение человека, направленное на преобразование естественной окружающей среды.

Подчеркивая исключительную роль человеческого интеллекта как главной движущей силы исторического развития, Уорд вместе с тем отме-

72

чал противоречивость человеческого существования. В частности, он не­однократно подчеркивал, что прирожденные интересы человека действу­ют, как правило, в противоположных направлениях, в силу чего интересы отдельных индивидов сталкиваются, «бросаются друг на друга» и что в общественной сфере идет постоянная борьба за существование. В резуль­тате, по Уорду, единственной основой для формирования всех социальных учреждений могла явиться лишь первичная, однородная, недифференци­рованная общественная плазма - групповое чувство безопасности.

Согласно концепции Уорда, человеческие желания, связанные с удов­летворением голода и жажды, породили труд и обман, которые являются постоянными спутниками человеческой цивилизации. При этом в доктри­не Уорда обман выступал как специфическая разновидность труда. По его мысли, на первых ступенях эволюции человек обманывал животное, что­бы убить и съесть его, а сейчас он обманывает людей для приобретения богатства и удовлетворения своих желаний.

Помимо «желания», поведение человека, как утверждал Уорд, опреде­ляется также и «репродуктивными силами», к которым он относил, в ча­стности, сексуальную, романтическую, супружескую, материнскую и кровную любовь (с соответствующими им различными видами ненавис­ти). В природе этих сил Уорд усмотрел и источник неравенства, сущест­венный элемент которого - неравенство между мужчиной и женщиной -определяется, по его мнению, совокупностью всех иных неравенств.

Определив стимулы индивидуального поведения, Уорд далее описыва­ет психические факторы цивилизации. По его мнению, последние подраз­деляются на три основные группы: субъективные, объективные и социаль­но синтезированные факторы. Явления, обнимаемые чувством, он относил к «субъективной психологии», а обнимаемые интеллектом, - к «объективной психологии».

Ксубъективным факторам, кроме всего прочего, он относил раз­личные проявления души: чувства, эмоции, волевые акты и т. д., к объ­ективным - интуицию, способность к изобретению, проявление твор­ческого духа, интеллектуальные задатки, а к социальному синтезу факто­ров - экономию природы, экономию ума, социальные аспекты проявления воли и интеллекта, социократию.

Существенно психологизируя социологическую теорию, Уорд потратил немало усилий на разработку концепции «социогении», которая, как он полагал, представляет собой высшую качественную ступень эволюции всего сущего. Так, в результате рассмотрения основных этапов космо-, био- и антропогенеза Уорд сделал вывод, согласно которому главные цели эволюции (биологический уровень) и общества (социологический уровень) совпадают: это - «усилие». Таким образом, по Уорду, социогения синте­зирует все природные и социальные силы, обладая к тому же неким чувст­вом и разумной целью.

73

Социальный прогресс общества и цивилизации, по мнению Уорда, обусловливается и обеспечивается особыми «социогенетическими сила­ми», которые подразделялись им на силы интеллектуального и морального порядка. Из всех «социогенетических сил», согласно Уорду, главную роль играют «интеллектуальные силы», являющиеся источником идей и подчи­ненные трем желаниям знания: получению знаний, раскрытию правды и установлению взаимного обмена информацией.

Значительное внимание уделил Уорд разработке утопического учения об «идеальном обществе» - «социократии», отличительным признаком которого, по его мнению, будет научный контроль социальных сил «посредством коллективного разума общества».

Излагая основные идеи своего социологического учения, Уорд подчер­кивал, что сутью его концепции и «венцом всей системы» является «признание и доказательство необходимости равного и всеобщего распре­деления знания» [66. С. 3].

Полагая, что в современном ему обществе идет борьба за организацию, Уорд провозгласил эту борьбу фундаментальным законом социального развития. Исходя из содержания этого закона, он вывел тезис о необходи­мости всеобщего образования как регулирующего фактора организацион­ной структуры капиталистического общества. Образование, писал Уорд, един­ственная надежная форма социальных видоизменений, несомненно влекущая за собой благие последствия. Постоянно подчеркивая, что единой целью всех общественных органов и учреждений должно быть общее благосос­тояние, Уорд предлагал в роли средства для достижения этой цели «уменьшение социального трения».

Психологический эволюционизм социологического учения Уорда, сво­дивший суть социальных процессов к столкновению неизменных черт биологической и психической природы индивида с общественными усло­виями, являл собой в конечном счете обоснование идеи мирного устране­ния социального неравенства и просветительской трансформации капита­лизма в социалыдо справедливое и благоденствующее общество.

Франклин/Гиддингс (1855-1931) - американский социолог, основатель первой в СШХ кафедры социологии (1894) в Колумбийском университете, подобно Уорду, также ориентировался на создание всеохватывающей со­циологической системы, исходя из психологических оснований.

Характеризуя социологию как «конкретную, описательную, истори­ческую, объяснительную» науку, Гиддингс отмечал, что в отличие от пси­хологии, изучающей проявления индивидуального разума, социология ка­сается более сложных и специализированных явлениий разума, наблю­даемых в ассоциации индивидов друг с другом.

По мысли Гиддингса, социология - это наука, изучающая психические явления в их более высокой сложности и противодействии..., в силу чего в социологии необходимо развивать «конструктивный» метод психологиче-

74

ского синтеза на основе тщательного изучения психических вероятностей «великого мира человеческой борьбы».

Центральная теоретическая идея Гиддингса наиболее полно вырази­лась в понятии «себеподобного сознания» («сознания рода», «родового сознания»), под которым подразумевалось чувство тождества, испыты­ваемое одними людьми по отношению к другим. «Первичный элементар­ный субъективный факт в обществе есть сознание рода, - утверждал Гид-дингс, - ... под этими словами я подразумеваю такое состояние сознания, в ко­тором всякое существо, какое бы место оно ни занимало в природе, признает другое сознательное существо принадлежащим к одному роду с собою» [11. С. 19].

Именно «сознание рода», по Гиддингсу, делает возможным осмыс­ленное многомерное взаимодействие разумных существ и одновременно сохраняет индивидуальные особенности каждого из них, так как только сознание рода, по его мнению, отличает социальное поведение от чисто экономического, политического или чисто религиозного поведения.

Трактуя общество как ряд взаимосвязанных дифференцированных групп и ассоциаций, в которых наблюдается постоянный сложный процесс производства и воспроизводства социальных отношений и сложных организаций, Гиддингс считал необходимым рассматривать общество как союз, организацию, сумму внешних отношений, связывающих вместе соединившихся индивидов.

В качестве исходного момента социального организма Гиддингс при­нимал исключительно психическое начало. «Общество в первоначальном смысле слова, - отмечал Гиддингс, - означает сотоварищество, общую жизнь, ассоциацию, а все ... социальные факты по природе своей -психические», в силу чего общество есть «психическое явление, обуслов­ленное физическим процессом» [11. С. 14].

Анализируя природу и характер общественной ассоциации индивидов, Гиддингс утверждал, что «истинная ассоциация начинается в зарождении сознания рода» [11. С. 386], а «ассоциация подразумевает, что сношение убедило сталкивающихся индивидов в том, что они слишком подобны между собою, чтобы пытаться покорить друг друга...» [11. С. 118].

С точки зрения Гиддингса, в обществе действуют два основных типа сил, именуемые им «волевым процессом» и силами «искусственного от­бора как сознательного выбора». В частности, это силы социализирую­щие (условие, по Гиддингсу, внешнее по отношению к социальной струк­туре, порождающее ассоциацию и способствующее социализации) -страсти и стремление индивидов, климат, почва и прочее, с одной сторо­ны, и социальные силы - с другой. В структуру «социальных сил» Гид­дингс включал влияние группы или общества на индивида. Это влияние направляет поведение индивидов к достижению групповых целей любого характера. Примерами «социальных сил», полагал социолог, могут слу­жить общественное мнение или законодательство.

75

В общем виде социальный процесс выступает у Гиддингса как вза­имодействие сознательных мотивов, волевой ассоциации и физи­ческих сил.

К числу позитивных моментов социологического учения Гиддингса можно отнести и его вывод о существовании определенной взаимосвязи между социальной структурой, социальным процессом, социальными силами и различного рода субъективными моментами социальных явлений.

В целом, придерживаясь в первый период своего творческого развития идеи психического эволюционизма, он полагал, что в общественном развитии действуют две силы: сознательная и бессознательная, поэтому главными факторами эволюции у него выступают, с одной стороны, объективно-природные, а с другой - субъективно-психологические. При­чем последние приобретают не столько личностный, сколько коллек­тивный характер как «сознание рода», которое и предопределяет поведение индивидов, j

ИнстинктивизмГоо второй половине XIX века рационалистические тенденции в трактовке человеческого бытия несколько ослабевают, усту­пая свое место парадигме иррационализма. В рамках новой философской ориентации (Ф. Ницше, М. Штирнер и др.) формируется новая методоло­гическая установка, в которой общественные явления начинают осмысли­ваться в терминах неосознанных «инстинктов», «стремлений» и «им­пульсов». В социологии это устремление воплотилось в теории ин-стинктивизм^———^

УилъялСМак-Дугаж (1871-1938) - социолог и психолог, выходец из Англии, с 1920 года профессор американского университета в Гарварде, а затем в Дьюке.

Провозгласив психологию «основным базисом», на котором долж­ны быть построены все социальные науки - этика, экономика, наука о государстве, философия, история, социология, Мак-Дугалл стремился создать психосоциальную систему общественных дисциплин.

Главное место в учении Мак-Дугалла занимают социально-психо­логическая теория личности и дифференцированная классификация социальных инстинктов, импульсов, эмоций. По его мнению, основной движущей силой поведения человека являются инстинкты, и вследст­вие этого теоретической основой всех общественных дисциплин долж­на стать «психология инстинкта».

Подменяя собственно социологический подход психологическим ин-стинктивизмом, Мак-Дугалл понимал инстинкт как «врожденное, или природное, психофизическое предрасположение, которое заставляет инди­вида воспринимать определенные объекты или обращать внимание на них и испытывать при этом специфическое эмоциональное возбуждение, дей-

76

ствовать по отношению к этим объектам определенным образом или, по крайней мере, испытывать импульс к такому действию» [84. Р. 11].

По мнению Мак-Дугалла, «инстинкты» являют собой наследственно определенные каналы разрядки нервной энергии. Они состоят из афферентной (воспринимающей, рецептивной) части, ответственной за то, как воспринимаются предметы и явления центральной части, благода­ря которой мы испытываем специфическое эмоциональное возбуждение при восприятии данных предметов, и эфферентной (двигательной) части, которая обусловливает характер нашей реакции на эти предметы.

Мак-Дугалл выделял около 20 основных инстинктов, обусловливаю­щих поведение человека. Среди них инстинкты любопытства, драчливо­сти, воспроизведения себе подобных, самоуничижения и т. д. Главенст­вующим инстинктом Мак-Дугалл считал стадный инстинкт.

Примитивизируя различного рода социальные процессы и явления, Мак-Дугалл произвольно сводил любые общественные изменения к дей­ствию одного или нескольких инстинктов. Так, в соответствии с собствен­ной гипотезой о причинах вооруженного насилия он характеризовал вой­ны как вечные и неизбежные проявления инстинкта драчливости, в основе же религии, по Мак-Дугаллу, лежит комплекс инстинктов, среди которых особое внимание он уделял комплексам любопытства, самоуничижения и эмоционального возбуждения.

Всего же Мак-Дугалл выделил семь пар основных инстинктов и эмо­ций. По его мнению, каждому первичному инстинкту соответствует опре­деленная эмоция, которая подобно инстинкту является простой и неразло­жимой и проявляется в виде субъективного коррелята инстинкта. Например, инстинкту бегства соответствует эмоция страха, инстинкту драчливости - эмо­ция гнева, инстинкту воспроизведения - эмоция сексуальной ревности и т. д.

С точки зрения Мак-Дугалла, в ходе развития эмоциональной сферы человека различные эмоции объединяются в более сложные группы и приобретают иерархическое строение. При этом подчеркивалось, что если комплекс эмоций индивида организован вокруг стабильного объекта, то происходит развитие чувства. Из всех человеческих чувств Мак-Дугалл особо выделял «эготическое чувство» как доминирующее в сложившейся структуре характера человека. Этим чувством, по Мак-Дугаллу, обуслов­ливается формирование содержания и формы человеческого «Я», которое в целом соответствует общему социальному фону.

Примечательной в учении Мак-Дугалла была трактовка им социаль­ных процессов как процессов, изначально устремленных к некой биологи­чески значимой цели. Главным признаком живого является «горме» - не­кая движущая телеологическая сила интуитивного характера.

Считая стремление к цели базисным признаком поведения животных и человека, Мак-Дугалл хотел создать целевую «гормическую психологию»,

77

в которой это поведение могло бы получить соответствующее объяснение. Однако в конечном счете эти попытки не увенчались успехом.

Психологический инстинктивизм внес определенный вклад в развитие социологии прежде всего своим обращением к изучению неосознаваемых компонентов человеческой психики и их роли в общественной жизни. Од­нако собственная теоретическая основа этого социологического направле­ния оказалась весьма уязвимой. Не только содержание, но даже и количе­ство «базовых инстинктов» весьма существенно разнилось у представите­лей инстинктивизма. Так, Мак-Дугалл доводил их количество до 18, У. Джеймс - до 38, а Л. Бернард в ходе анализа значения этого терми­на в соответствующей литературе насчитал уже 15 789 отдельных ин­стинктов, которые «укрупнялись до 6131 инстинкта самостоятельной «сущности».

В целом, признавая справедливость замечания П. Сорокина о том, что инстинктивистские концепции представляли собой некую разновидность рафинированного анимизма, поскольку «позади человека и его деятельности они помещают некоторое число духов, называя их инстинктами, и интерпре­тируют все явления как проявления этих инстинктов-духов» [95. Р. 615], необходимо отметить, что эти концепции выступили как своеобразный теоретический луч, который, высвечивая какие-то важные моменты человеческой психики, давал понять некоторые акты поведения человека. Хотя, разумеется, этот луч оказался чрезвычайно узким и не смог ох­ватить всего богатства человеческой психики и объяснить многие тайные стороны человеческого бытия.

Теория подражания. Большое влияние на формирование и развитие психологических направлений в западной социологии классического пе­риода оказал французский криминалист д социолог, профессор новой фи­лософии в Коллеж де Франс Габриэль Tqpd (1843-1904).

По мнению Тарда, общество есть продукт взаимодействия индивидов, в силу чего основу общественного развития и всех социальных процессов составляют межиндивидуальные или «интериндивидуальные» отношения людей, познание которых является основной задачей социологии.

Призывая особенно тщательно исследовать личные особенности, кото­рые одни только реальны, одни только истинны и которые постоянно бро­дят внутри каждого общества, Тард настаивал на том, что «социология должна исходить из отношения между двумя умами, из отражения одного другим, как астрономия исходит из отношения между двумя взаимно при­тягивающимися массами» [64. С. 16].

Такая интерпретация оснований социологии неизбежно вела к ут­верждению ее статуса как «интерпсихологической» дисциплины. И в теории Тарда социология действительно почти отождествлялась с «интерпсихологией». Более того, рассматривая психологию в качестве

78

базиса социологии, Тард был убежден, что прогрессивное развитие социоло­гии будет обусловливаться и определяться ее возрастающей психологизацией.

Психологизируя социологию, Тард ориентировался главным образом на поиск научно значимых фактов в сфере индивидуальной психики и особенно межиндивидуального взаимодействия людей. По его мнению, «требовать основных социальных фактов надо не исключительно от вну-треннемозговой психологии, но главным образом от междумозговой психологии, то есть той, которая изучает происхождение сознательных отношений между несколькими, прежде всего двумя индивидуумами. Разнообразные группировки и комбинации этих основных социальньгх фактов и образуют затем так называемые простые социальные явления...», состав­ляющие необходимую основу всех социальных отношений [64. С. 12].

Особое внимание Тард уделял изучению различных социальных про­цессов, детерминирующих становление, развитие и функционирование общества. Согласно теории Тарда, тремя основными социальными процес­сами являются: повторение (подражание), противоположение (оппозиция), ' приспособление (адаптация).

Исходя из того, что законы социологии должны распространяться на все минувшие, нынешние и грядущие состояния общества, Тард пытался найти всеобщие и вневременные социальные закономерности, которые могли бы быть сведены к нескольким «универсальным» социологическим и психологическим законам. Таковыми и стали «законы подражания», составившие концептуальное ядро его общесоциологической теории.

Генеральным положением этой теории была идея, согласно которой основной движущей силой исторического процесса, равно как и любого человеческого сообщества, является неодолимое психическое стремление людей к подражанию. «Первичный социальный факт, - подчеркивал Тард, -состоит в подражании, в явлении, предшествующем всякой взаимопомощи, разделению труда и договору» [64. С. 88].

Настаивая на том, что все главнейшие акты общественной жизни со­вершаются под владычеством примера, Тард утверждал, что открытые им «законы подражания» присущи человеческому обществу на всех этапах его существования, поскольку «всякое социальное явление имеет постоянно подражательный характер, свойственный исключи­тельно только социальным явлениям» [64. С. 15].

Эти утверждения представляют собой по существу формулировку именно того, что сам Тард именовал «законами подражания».

В непосредственной связи с «законами подражания» и в их контексте Тард изучал и объяснял проблему общественного прогресса, уделяя особое внимание его источнику и механизму действия.

Согласно теории Тарда, единственным источником общественного прогресса являются открытия и изобретения, возникающие вследствие

79

инициативы и оригинальности отдельных людей. Эти творческие лич­ности, по Тарду, вырабатывают принципиально новое знание, а также знание, основанное на новой комбинации уже существующих идей. А знание такого рода и обеспечивает прогрессивное социальное развитие.

Наряду с изложением этих соображений Тард особенно подчеркивал, что глубинная причина общественного прогресса - подражание, по­скольку, с одной стороны, любое изобретение, потребность в нем «своди­мо... к первичным психологическим элементам, возникающим под влия­нием примера», с другой - поскольку благодаря подражанию (сущест­вующему также в форме традиций, обычаев, моды и т. д.) осущест­вляются отбор и внедрение открытий и изобретений в жизнь общества [63. С. 45].

Сущность концепции и законов подражания в «идеологическом измерении» достаточно определенно была выражена самим Тардом, про­возгласившим в качестве основного закона закон подражания низших слоев общества высшим. Придание этому «закону» базисного статуса Тард обосновывал тем, что, по его наблюдениям, «любое, самое незна­чительное нововведение стремится распространиться по всей сфере социальных отношений, - при этом по направлению от высших классов к низшим» [63. С. 348]. Хотя в истории, как известно, довольно часто случалось и обратное.

В целом для учения Тарда характерно сведение значительного мно­гообразия социальных отношений лишь к одной из их разновидностей -отношению «учителя - ученика» в ряду ситуаций. Эта элементарная схема и тардовская типология подражания и поныне используются многими современными западными социологами, утверждающими, что в об­ществе реализуются три основных типа подражания: взаимное подра­жание, подражание обычаям и образцам и подражание идеалу.

Согласно учению Тарда, механизм действия «законов подражания» определяется преимущественно верованиями и желаниями, являющими собой некую субстанцию социального взаимодействия людей. По его мысли, именно через согласие и разногласие взаимно укрепляемых и взаимоограничиваемых верований и желаний организуется человеческое общество. При этом Тард утверждал, что общество имеет скорее юри­дические, нежели экономические основания, поскольку оно базируется на взаимном распределении обязательств или соизволений, прав и обя­занностей [63. С. 19, 62].

Идеалистическая трактовка Тардом общества и «законов подражания» существенно искажала картину социальной реальности. Но вместе с тем следует отметить, что в отличие от многих своих предшественников Тард сумел приблизиться к пониманию того, что одной из основных задач социологии должно быть изучение социального взаимодействия. Этому

80

вопросу Тард уделил немало внимания. В значительной мере оно отра­зилось в разработке концепции противоположения («оппозиции») как второго (после подражания) основного социального процесса.

Считая «оппозицию» своеобразной приватной формой социального конфликта, Тард стремился доказать, что наличие общественных противо­речий обусловливается взаимодействием сторонников противоположных социальных изобретений, выступающих в качестве конкурирующих мо­делей подражания. Преодоление таких ситуаций, как полагал Тард, во многом происходит в силу действия третьего основного социального процесса - приспособления (адаптации).

Полагая, что «элемент социального приспособления лежит, в сущ­ности, во взаимном приспособлении двух людей, из которых один словом или делом отвечает вслух на высказанный или молчаливый вопрос другого, так как удовлетворение потребности, как и решение задачи, есть только ответ на вопрос» [64. С. 49]. Тард считал «адаптацию» доми­нирующим моментом социального взаимодействия. В частности, именно такое понимание приспособления было характерно для суждений Тарда по проблеме классов и классовой борьбы. Тард одним из первых среди западных социологов стал охотно пользоваться понятием «класс». В то же время содержание данного понятия он относил лишь к психическим компонентам и декларировал, что классовая борьба является отступле­нием от правил «нормальной жизни».

Подчеркивая, что главным моментом межклассовых отношений вы­ступает не борьба, а сотрудничество, Тард рекомендовал «низшему классу» осуществлять восхождение по ступеням общественной иерархии путем абсолютного подражания «высшему классу». По его мнению, роль важного фактора, уничтожающего расстояние между социальными классами, может сыграть, например, «вежливое обращение». В дальней­шем аналогичные социальные рецепты преодоления классовых про­тиворечий - унификация «стиля жизни» и манер поведения - высказы­вались могими западными социологами и политологами, ■h Среди исследовательских интересов Тарда заметное место занимала проблема «психологии толпы» и механизмов формирования общест­венного мнения. Понимая толпу как собрание разнородных, незнакомых друг другу элементов, Тард утверждал, что формирование толпы проис­ходит в результате двоякого действия механизма подражательности. Толпа, по Тарду, это «собрание существ, поскольку они готовы подражать друг другу или поскольку они, не подражая друг другу теперь, походят друг на друга, так как общие им черты являются старинными копиями с одного и того же образца» [63. С. 168). В качестве общих черт толпы, объединяющих ее участников, Тард называл веру, страсть, цель, «коллек­тивное самолюбие», эгоизм и одностороннюю иррациональную подра-

6 История социологии

81

жательность. Осознавая многоликость различных вариантов толпы, Тард предпринял попытку их классификации. По его мнению, все виды толпы можно подразделить на выжидающие, внимающие, заявляющие-е^еебе и действующие. "~

В учении Тарда эта классификация сыграла немалую роль, но принципиального значения все же не получила, поскольку Тарда главным образом интересовали не отдельные свойства толпы, а ее общие ха­рактеристики как зародыша и элемента общества. Утверждая, что существуют два различных зародыша общества - семья и толпа, он полагал, что в деревенских обществах господствует семейное начало, в городах же господствует толпа. В целом в исследованиях Тарда приоритет принадлежал изучению толпы как формы организации общества на стадии сформировавшейся городской культуры.

Стремясь к позитивному решению данной проблемы, Тард подчер­кивал, что применительно к достаточно развитым обществам, достигшим зрелых этапов общественной эволюции, необходимо говорить не о «тол­пе», а о «публике». Вводя в социологическую теорию представлением публике как "особой разновидности социальных общностей, он харак­теризовал ее как социальное объединение, формирующееся под воз­действием различных средств массовой коммуникации. По Тарду, публика в отличие от толпы не является неким физическим объединением людей. Она представляет собой духовно целую группу «рассеянных» в про­странстве индивидов, для которой характерно наличие заметного духов­ного или идейного внушения, «заражения без соприкосновения», общ­ность мнений, определенный интеллектуализм и общее самосознание.

Принципиальным отличием публики от толпы Тард считал то, что в публике каждый получает возможность для самовыражения, в то время как в толпе человек утрачивает свою индивидуальность и интеллектуаль­ность, в силу чего умственный уровень любой толпы значительно ниже, чем интеллект большей части составляющих ее людей. Примечательно, что в рассуждениях о «публике» Тард счел возможным и необходимым подчеркнуть ее особенно быстрый рост в революционные эпохи. Это тем более интересно, поскольку Тард активно проповедовал желательность преодоления нетерпимости со стороны «всякой толпы» (или нации, среди которой господствует «дух толпы») и выгодность «постепенной замены толпы» публикой, поскольку это замещение «всегда сопровождается вы­игрышем в терпимости».

Основная идея Тарда о существовании «законов подражания» распро­странялась им на предметные области различных наук и дисциплин. Оп­ределенный позитивный эффект имело внедрение его идей в кри­миналистику, вследствие чего он считается одним из основоположников криминалистического направления в западной социологии.

Человек, справедливо утверждал Тард, становится преступником, а не рождается им. По мнению Тарда, существует лишь очень немного людей,

82

которые всегда и везде совершали бы преступления, естественные или нет, как лишь очень немногие никогда и нигде не поддались бы искушению согрешить. Огромное большинство состоит из лиц, остающихся честными по милости судьбы, или из таких, кого толкнуло на преступление не­счастное стечение обстоятельств.

В общем для концепции Тарда было характерно понимание пре­ступника как «социального экскремента» общества, сформировавшегося в соответствии с законами подражания и приспособления.

В свое время, оценивая работы Тарда о законах подражания как «очень интересное исследование», Г. В. Плеханов отмечал, что подражание играло очень большую роль в истории всех наших идей, вкусов, моды и обычаев... Но также мало может подлежать сомнению и то обстоя­тельство, подчеркивал Плеханов, что Тард поставил исследование законов под-ражания на ложную основу. Эта оценка справедлива и в настоящее время. Некорректная трактовка подражания и преувеличение его роли в об-щественной жизни в значительной мере снизили ценность ряда социо­логических концепций Г. Тарда. Тем не менее его социологическое творчество оказало большое влияние на постановку и исследование ряда проблем как социальной психологии, одним из родоначальников которой Тард признается по праву, так и собственно социологии. В современной западной обществоведческой и человековедческой традиции к ним при­нято относить проблему межличностного взаимодействия, проблему психосоциальных механизмов, теории массовых коммуникаций и «мас­сового общества», теории социализации и социального контроля, про­блему использования статистических методов в социологии и т. д. '

Независимо от Тарда, отталкиваясь от экспериментальных данных и теоретических обобщений так называемой генетической психологии, к аналогичным выводам пришел американский ученый Джеймс Марк Болдуин (1861-1934), автор книг «Духовное развитие ребенка и расы» (1895), «Социальная и этическая интерпретации духовного развития» (1897).

Называя Тарда одним из самых авторитетных и выдающихся совре­менных авторов в социологии и социальной психологии, Болдуин тракто­вал дисциплину, постигающую на теоретическом и эмпирическом уровнях общественное мнение и массовые коммуникации, то есть «социальную», «общественную», или «интерментальную», «психологию», по сути как си­ноним «социологии». Собственный подход Болдуин именовал поперемен­но то социально-психологическим, то социологическим.

В отличие от «чистого» социолога Тарда, стремившегося осуществлять свои научные изыски в границах направления от групповых общественных процессов к личности, Болдуин пытался двигаться обратным путем - от лич­ности к обществу. С точки зрения психологии, - утверждал Болдуин, - соци-

83

альная организация совпадает с организацией человеческой личности и ее самосознания. Структура же личности, по Болдуину, вместе со структурой ее самосознания, не просто «отражает» организацию общества, но тожде­ственна с ней.

Отдавая должное ориентации представителей «теории подражания» на выход за рамки социологического исследования и интерпретации только лишь интрапсихических процессов, их желанию сделать предметом и еди­ницей социологических изысканий не отдельно взятого индивида, а про­цесс межличностного взаимодействия в целом, необходимо отметить, что методологические и концептуальные просчеты Тарда и его последователей явились объектом жесткой критики на собственно социологическом уров­не уже на рубеже ХГХ-ХХ веков. Так, Э. Дюркгеим указывал, что нельзя «обозначать одним и тем же словом и тот процесс, благодаря которому у определенной группы людей вырабатывается коллективное чувство, и тот, из которого проистекает наша привязанность к общим и традиционным правилам поведения, и тот, наконец, который заставляет панурговых ба­ранов бросаться в воду, потому что один из них сделал это. Совершенно разное дело чувствовать сообща, преклоняться перед авторитетом мнения и автоматически повторять то, что делают другие» [17. С. 142].

В целом «теория подражания» оказала весьма существенное воз­действие на дальнейшее развитие западной социологии, поскольку кри­тическое осмысление ее в ряде случаев оказалось не менее плодотворным, чем пропаганда ее собственных идей.

Теории психологии народов и группового поведения. Большую популярность приообрели в начале XX века социологические сочинения французского социального психолога, антрополога и археолога Гюстава Лебона (1841-1931).

Лебон полагал, что основным инструментом познания общественных процессов и истории должна быть модифицированная психология. По его мнению, эта психология ориентируется не столько на познание сознатель­ных поступков людей, сколько на неосознаваемые моменты душевной жизни, поскольку «скрытые, ускользающие от нас мотивы» поведения формируются благодаря «наследственному влиянию» в «бессознательном субстрате» психики.

Главным направлением социологии и психологии Лебона можно счи­тать его изыскания в области психологии народов и масс.

Анализируя психические компоненты исторического процесса, Лебон пришел к выводу о телеологическом характере истории и механическом действии ее законов («со слепой правильностью механизма»), столкнове­ние с которыми приводит к неизбежному поражению человека [34. С. 16].

В значительной мере действием именно этих законов и закономер­ностей Лебон объяснял то обстоятельство, что, по его мнению, каждый

84

народ обладает душевным строем столь же устойчивым, как и его анатомические особенности, и от него-то и происходят его чувства, его мысли, его учреждения, его верования и его искусства. При этом Лебон полагал, что нравственные и интеллектуальные признаки, ассоциация которых образует душу народа, представляют синтез прошлого опыта.

Важное место в социологическом творчестве Лебона занимали про­блемы «толпы» и «расы». По мнению исследователя, в жизни евро­пейского общества в конце XIX - начале XX века начался качественно новый этап развития - «эра толпы», отличительным признаком которой является «замена сознательной деятельности индивидов бессознательной деятельностью толпы».

Трактуя толпу как группу людей, охваченных общими настроениями, стремлениями и чувствами, Лебон выделял характерные черты толпы: за­раженность общей идеей, сознание непреодолимости собственной силы, утрату чувства ответственности, нетерпимость, догматизм, восприим­чивость к внушению, готовность к импульсивным действиям и бездум­ному следованию за лидерами.

Рассматривая наступление «эры толпы» как начало упадка цивили­зации, Лебон особенно акцентировал деперсонализацию и деиндивидуа-лизацию людей в толпе. Согласно утверждениям Лебона, каковы бы ни были составляющие толпу индивиды, как бы сходны или несходны они ни были между собой по своему образу жизни, занятиям, характеру или интеллигентности, один лишь факт принадлежности их к толпе достаточен для образования у них своего рода коллективной души, благодаря которой они совсем иначе чувствуют, мыслят и действуют, чем чувствовал, мы­слил и действовал бы каждый из них в отдельности [21. С. 71].

Отмечая бессознательный и избыточно эмоциональный характер поведения людей в толпе, Лебон утверждал, что это поведение обу­словливается действием бессознательного закона «духовного единства толпы». Этим же законом в значительной мере, по его мнению, детер­минируется превращение индивида в толпе в некий безвольный автомат с подавленными рациональными началами, присущими отдельной чело­веческой личности. Утрата же личностных свойств индивида и индиви­дуальных черт личности ведет к превращению человека в иррациональное существо, стремящееся к немедленной некритической реализации внушен­ных ему идей.

Согласно концепции Лебона, разнообразные виды «толпы» в конечном счете могут быть сведены к двум основным типам: /«разнородной толпе» (уличные группы, парламентские собрания и т. д.) и ^однородной толпе» (секты, касты и классы). В этой связи следует отметить, что даже в со­циологии самого Лебона эта классификация не обладала принци­пиальным значением, поскольку автора преимущественно интересовали те общие признаки и характеристики, которые присущи любой толпе.

85

Проблеме рас в социологии Лебона было уделено значительно меньше внимания, нежели проблеме толпы (масс). В общих чертах изыскания Лебона в этой области были ориентированы на поиск доказательств принципиального неравенства различных рас. Ввиду отсутствия таких доказательств Лебон был вынужден ограничиваться формулировкой необоснованных суждений о том, что «различные человеческие расы отли­чаются между собой не только очень большими анатомическими разли­чиями, но и столь же значительными психологическими различиями» [21. С. 67]. В силу этого, по его мнению, даже в отдаленной перспективе слияние рас невозможно. Расистские взгляды Лебона выразились также в его трактовке религиозных и династических войн как войн по сути расовых.

Особое внимание уделил Лебон антисоциалистической полемике. Этот строй трактовался им как общество, состоящее из толп не приспособлен­ных к жизни людей и дегенератов [34. С. 285]. При этом собственные концепции толпы Лебон пропагандировал в качестве «последнего средст­ва», имеющегося в руках государственного человека, не для того, чтобы управлять массами, так как это невозможно, а для того, чтобы «не давать им слишком много воли над собою».

Особый интерес в книге «Психология социализма» (1908) представляет последняя глава ее «Будущность социализма», основные положения кото­рой любопытны сейчас именно потому, что они были сформулированы до построения социализма в одной отдельно взятой стране и создания социа­листического лагеря.

Выступая с открыто антисоциалистических позиций и стремясь «обе­речь умы от гибельных увлечений» социализмом и революционизмом, Лебон утверждал, что «большая часть социалистических теорий находится в явном противоречии с законами, управляющими современным миром, и что осуществление этих теорий привело бы нас снова к низшим, давно уже пройденным ступеням цивилизации».

Но вместе с тем, отмечая притягательность социалистических идей для широких народных масс, Лебон четко зафиксировал, что «нелепость большей части социалистических теорий не сможет помешать их торжест­ву». По его мнению, социалистический строй в виде «государственного социализма», по-видимому, будет неизбежно установлен в какой-то евро­пейской стране (скорее всего в Италии), либо путем эволюционного «мир­ного введения законными мерами», либо путем непременно верхушечного социального переворота, при котором в случае подрыва духа армии ее удастся направить на насильственное решение внутриполитических задач. Но, как полагал Лебон, независимо от способа прихода к власти, социа­лизм может воцариться только как «коллективная трагедия», и, следова­тельно, пройдет традиционный революционный путь: от трогательного гуманитаризма, идиллий и речей философов до гильотины.

86

Захват власти социалистами, по Лебону, породит эпоху разрушений, анархии и террора, которая сменится эпохой цезарей времен упадка, а за­тем эпохой сурового деспотизма. «За социальным разложением, порож­денным торжеством социализма, - писал Лебон, - последовала бы ужас­ная анархия и общее разорение. И тогда скоро появился бы Марий, Сулла, Наполеон, какой-нибудь генерал, который водворил бы мир посредством железного режима, установленного вслед за массовым истреблением лю­дей, что не помешало бы ему... быть радостно провозглашенным избави­телем» [34. С. 369].

При торжестве социализма, как полагал Лебон, в результате неизбеж­ного расширения прав государства произойдут уничтожение свободной конкуренции и уравнение заработка, что повлечет за собой разорение страны и соответственно сдачу ее позиций по сравнению с другими госу­дарствами. Поскольку захват государством всех отраслей производства приведет к падению конкурентоспособности товаров по отношению к то­варам частной промышленности других стран, постольку, по Лебону, без­условно будет необходимо «осудить часть нации на принудительные рабо­ты при минимальном содержании, одним словом, восстановить рабство» [34. С. 370-371]. Настаивая на том, что все социалистические пути ведут в пропасть рабства, нищеты и цезаризма, Лебон тем не менее с какой-то жутковатой решимостью настаивал на целесообразности осуществления социалистического эксперимента. «И все-таки, - писал Лебон, - кажется, этого ужасного режима не миновать. Нужно, чтобы хотя одна страна ис­пытала его на себе в назидание всему миру. Это будет одна из тех экспе­риментальных школ, которые в настоящее время одни только могут отрез­вить народы, зараженные болезненным бредом о счастии по милости лживых внушений жрецов новой веры. Пожелаем, чтобы это испытание прежде всего выпало на долю наших врагов». Правда, настаивая на ско­рейшем проведении этого чудовищного эксперимента, Лебон все-таки предполагал, что социализм не сможет существовать долго. И в результате «опыт скоро покажет приверженцам социалистических иллюзий всю тщетность их мечты, и тогда они с яростью разобьют идола, которого по­читали прежде, чем познать. К несчастью, такой опыт может быть сделан лишь при условии предварительного разрушения общества» [34. C.372JJ

В целом же разработанная Лебоном социологическая концепция отра­зила как достижения, так и просчеты консервативных версий западного социологического теоретизирования. Оказав существенное влияние на са­моопределение предметов западной социологии и социальной психологии, «психология народов и толпы», к адептам которой, кроме Лебона, принято относить также Морица Лацаруса (1824-1903) и Хеймана Штейнталя (1823-1899), не смогла концептуализировать и начать конкретное иссле-

87

дование взаимодействия культуры и индивидуального сознания. Послед­няя проблема осталась в ней принципиально не решенной, что дополня­лось также практически полным отсутствием объяснительных моделей в структуре конкретного материала (этнографического, психологического, лингвистического и т. д.).

1.6. Психоаналитическая концепция 3. Фрейда

Одной из ведущих идейных, теоретических и методологических основ западной социологии классического периода, и в особенности ее психоло­гического направления, стал комплекс фрейдистских доктрин, оказавших значительное воздействие на всю социальную мысль.

Создав первоначально новый психотерапевтический метод лечения психонервных заболеваний - психоанализ, австрийский врач и психолог, профессор Зигмунд Фрейд (1856-1939) развил свои идеи, в частности, в таких работах, как «Тотем и табу. Психология первобытной культуры и религии» (1913), «Психология масс и анализ человеческого «Я» (1921), «Беспокойство в культуре» (1929) и др., и довел их до уровня своеоб­разного психосоциологического учения о бытии человека в норме и па­тологии.

Философско-социологическая доктрина Фрейда (фрейдизм, «глубинная психология») существенно трансформировала доминирующие традиции психологического направления западной социологии, содействовала опре­деленному синтезу его различных течений, их модернизации.

Наиболее существенная часть психоаналитической социологии Фрейда -учение о человеке, представляющее собой совокупность разнопорядковых концепций о природе и сущности человека, его психике, формировании, развитии и структуре личности, причинах и механизмах деятельности и поведения человека в различных социальных общностях.

Одной из отличительных особенностей учения Фрейда было утвержде­ние принципа всеобщей детерминации психической деятельности, что обусловило значительное расширение исследовательских горизонтов и многомерную интерпретацию мотивов человеческого поведения.

По мысли Фрейда, началом и основой психической жизни человека яв­ляются различные инстинкты, влечения и желания, изначально присущие человеческому организму.

Недооценивая сознание и социальное окружение в процессе формиро­вания и бытия человека, Фрейд утверждал, что ведущую роль в организа­ции жизнедеятельности человека играют различного рода биологические механизмы. В частности, он полагал, что в каждом человеке от рождения заложены влечения инцеста (кровосмешения), каннибализма (людоедства)

88

и жажда убийства, которые оказывают большое влияние на всю психиче­скую деятельность человека и его поведение.

Сформулировав психоаналитический парафраз филогенетического за­кона Геккеля-Мюллера, Фрейд настаивал на том, что духовное развитие индивидуума вкратце повторяет ход развития человечества, в силу чего в своих психических структурах каждый человек несет бремя переживаний отдаленных предков.

Согласно учению Фрейда, главенствующая роль в организации челове­ческого поведения принадлежит инстинктам. Умозрительная теория ин­стинктов Фрейда основывалась на^понймании и толковании инстинктов как «психического отражения» потребностей человеческого организма и как своеобразного биологического и психического неделимого стереотипа поведения человека.

Фрейд утверждал, что особо важную роль в формировании человека и его жизни играют два всеобщих космических инстинкта: Эрос (сек­суальный инстинкт, инстинкт жизни, инстинкт самосохранения) и Танатос (инстинкт смерти, инстинкт агрессии, инстинкт деструкции, инстинкт разрушения) [69. Кн. I. С. 374-380].

Представляя человеческую жизнедеятельность как результат борьбы двух вечных сил Эроса и Танатоса, Фрейд считал, что эти инстинкты яв­ляются основными двигателями прогресса. Единство и борьба Эроса и Танатоса, по Фрейду, не только обусловливают конечность бытия индиви­да, но и весьма существенно определяют деятельность различных соци­альных групп, народов и государств.

Занимаясь терапией психоневрозов и исследованием причин, порож­дающих их, Фрейд обнаружил неврозы, возможной причиной возникнове­ния которых был конфликт между сексуальными влечениями и желания­ми, с одной стороны, и морально-волевыми ограничениями - с другой. В этой связи он предположил, что неврозы (и другие невротические состоя­ния) могут возникать вследствие подавления эротического влечения. При­няв это предположение за доказанный факт, он выдвинул гипотезу о том, что расстройство психики человека (неизбежно ведущее к изменению его личности) обусловлено либо непосредственными эротическими пережива­ниями, либо этими же переживаниями, унаследованными индивидом от предшествующих поколений, либо комбинацией непосредственных и на­следуемых переживаний.

Неправомерно распространяя частные выводы своей клинической практики на человечество в целом (по Фрейду, отличие невротика от здо­рового человека не имеет принципиального значения), он возвел эти вы­воды в догму своей метапсихологии и провозгласил сексуальный инстинкт основной детерминантой человеческой деятельности.

89

По мнению Фрейда, подавление и реализация сексуального инстинкта, состоящего из парциальных инстинктов, проистекающих из разнообраз­ных органических источников, составляют основу всех проявлений психи­ческой деятельности, а также формирования личности, мотивации ее по­ведения и складывания наиболее существенных черт человека.

Пытаясь обосновать эти воззрения, Фрейд выдвинул еще несколько ги­потез, призванных объяснить механизмы полового инстинкта и причины исключительного влияния его на формирование и функционирование лич­ности.

По Фрейду, носителем полового инстинкта является всеобщая психи­ческая энергия, имеющая сексуальную окраску (либидо), которая иногда трактовалась им как энергия сексуального влечения или половой голод.

В теории Фрейда концепции либидо принадлежит весьма важная роль. Учитывая это, необходимо отметить, что Фрейд не сумел выработать од­нозначной трактовки либидо и в зависимости от тех или иных поворотов теоретических изысканий истолковывал либидо то в одном, то в другом смысле.

В одних случаях Фрейд говорил о либидо как о меняющейся количест­венно силе и заявлял, что это либидо мы отличаем от энергии, которую следует положить вообще в основу душевных процессов [69. Кн. II. С. 82]. В других - утверждал, что либидо в глубочайшей основе своей и в конечном результате составляет только продукт дифференциации энергии, дейст­вующей вообще в психике. Он определил либидо как половой голод, от­ражающий половые потребности человека и животных, как всеобщую сек­суально окрашенную психическую энергию. (Позже Фрейд предположил также существование другого важного момента психической жизни - мор-тидо - влечения к смерти, агрессивного влечения.)

Фрейд трактовал либидо как исключительно мощное мотивационное начало, оказывающее решающее воздействие на поведение человека. Он считал, что энергия сексуального влечения может сублимироваться (преобразовываться и переноситься) на различные объекты и находить выход в многообразных видах человеческой деятельности, приемлемых индивидом и обществом. При этом Фрейд приписывал формам проявле­ния либидо исключительно широкий диапазон - от элементарных физио­логических актов до научного и художественного творчества. Впоследст­вии энергия сексуального влечения и механизм сублимации были про­возглашены Фрейдом основой и двигателем человеческой жизнедея­тельности.

Это положение предопределило характер его учения, одной из отличи­тельных черт которого стал пансексуализм - объяснение феноменов чело­веческого существования преимущественно или исключительно сексуаль­ными устремлениями индивидов.

90

Существенно важной частью учения Фрейда стала его теория комплек­сов. Заимствовав у К. Юнга идею комплекса как группы представлений, связанных одним аффектом, Фрейд разработал конпепцию комплексов как совокупности неосознаваемых эмоционально окрашенных представле­ний, влияющих на поведение и здоровье человека.

Считая, что источником психоневрозов являются особенности пережи­вания и подавления эротического влечения, Фрейд уделил значительное внимание разработке комплексов Эдипа, кастрации и неполноценности.

По мысли Фрейда, наиболее важную роль в формировании и жизне­деятельности человека играет комплекс Эдипа,» Исследуя сновидения сво­их пациентов, Фрейд обратил внимание на то, что значительная часть их с возмущением и негодованием сообщали ему о сновидениях, основным мо­тивом которых была половая связь с матерью.

Усмотрев в этом определенную тенденцию, 3. Фрейд предположил, что подобные сновидения дают известные основания считать, что первое со­циальное побуждение человека направлено на мать, в то время как первое насильственное желание и ненависть направлены на отца.

Эту предполагаемую неосознаваемую установку, основным содержани­ем которой считалось эротическое влечение ребенка к матери и связанное с ним агрессивное чувство к отцу, Фрейд назвал комплексом Эдипа (Эдиповым комплексом). Наименование, данное Фрейдом этому комплек­су, не случайно. Оно связано с его психоаналитическим толкованием гре­ческого мифа о царе Эдипе в одноименной трагедии Софокла, когда фи-ванский царь Эдип, вопреки своей воле и не ведая того, убивает отца (Лаия), женится на матери (Иокасте) и становится отцом детей, которые в то же время являются его братьями по материнской линии.

Основная идея фрейдовской интерпретации Эдиповой ситуации пре­дельно проста: действия царя Эдипа представляют собой лишь осуществ­ление желаний нашего детства. По мысли Фрейда, Эдипов комплекс из­вечно тяготеет над всеми мужчинами - каждый мальчик испытывает сек­суальное влечение к матери, воспринимая своего отца как сексуального соперника, которого он боится и ненавидит. При этом необходимо под­черкнуть, что данные тенденции и влечения по своему характеру субли-минальны, т. е. они не осознаются их носителями.

Таким образом, как полагал Фрейд, в психике человека существуют диаметрально противоположные осознаваемые и неосознаваемые чувства, направленные на один и тот же объект, что само по себе объясняет из­вестную противоречивость психической организации человека.

Согласно психоаналитической теории, Эдипов комплекс есть биопси­хический феномен, передающийся по наследству и проявляющийся в каж­дом человеке по достижении им определенного возраста. При этом пред­полагалось, что типическое проявление данного комплекса происходит то-

91

иУ

гда, когда сексуальное влечение достигает определенной степени зрелости и направляется уже не на собственный носитель, а на объект, в роли кото­рого выступают родители. В этот период формирования психики и лично­сти человека, по мысли Фрейда, вступает в действие механизм Эдипова комплекса, характеризующийся столкновением врожденных (сублими-нальных) и приобретенных (осознаваемых) установок, в зависимости от исхода которого возможно либо нормальное, либо анормальное развитие личности, сопровождающееся возникновением чувства вины и неврозов.

Именно в Эдиповой ситуации усмотрел Фрейд-психопатолог ком­плексное ядро всех неврозов, представляющее собой существенную часть их содержания.

В комплексе Эдипа, как полагал Фрейд, «завершается инфантильная сек­суальность, оказывающая решающее влияние своим действием на сексуаль­ность взрослых. Каждому новорожденному предстоит задача одолеть Эдипов комплекс; кто не в состоянии это сделать, заболевает неврозом» [69. Кн. П. С. 91].

Важным следствием пожизненного действия Эдиповой ситуации Фрейд считал отпечаток, накладываемый ею на систему сексуальных ком­понентов мировосприятия и мышления, выражающихся в грезах, фанта­зиях и элементах поведения.

По мере разработки своего учения Фрейд придавал комплексу Эдипа все большее значение. В конечном счете в его трактовке Эдипов комплекс оказался чуть ли не субстанциональным началом и базисом человечес­кого бытия.

Важнейшим компонентом психосоциологической теории Фрейда явля­ется учение о трех принципах психической деятельности: принципе посто­янства, принципе удовольствия и принципе реальности. -—

По мысли Фрейда, совокупное действие этих принципов обеспечивает формирование и функционирование личности, выступая в роли мощных мотивационных стимулов деятельности.

Исходя из предположения, что психический аппарат обладает тенден­цией удерживать имеющееся в нем количество возбуждения на возможно бо­лее низком или, по меньшей мере, постоянном уровне [69. Кн. I. С. 191], об­наруживая при этом бережливость в расходовании энергии, Фрейд посту­лировал существование своеобразного принципа постоянства, сущностное содержание которого заключается в тенденции поддерживать количество психического возбуждения на относительно постоянном уровне. Из этого принципа Фрейд вывел принцип удовольствия (наслаждения), который был провозглашен им высшей изначальной тенденцией человеческого ор­ганизма. По Фрейду, сущностное содержание этого господствующего принципа психической жизни состоит в инстинктивном стремлении к дос-

92

тижению удовольствия (наслаждения), с одной стороны, и избеганию не­удовольствия (боли, страдания и т. л.) - с другой.

Любопытным и примечательным компонентом учения Фрейда о принципах психической деятельности является то обстоятельство, что, по его мысли, принцип удовольствия находится в подчинении инстинкту (влечению) смерти и действует согласованно с ним.

Провозглашая принцип удовольствия главенствующим принципом психической жизни, Фрейд вместе с тем отмечал, что он не может уп­равлять течением всех психических процессов и поведенческих актов, поскольку ему противостоят различные другие силы или условия и, таким образом, конечный исход не всегда будет соответствовать принципу удовольствия.

В качестве основной силы, противостоящей принципу удовольствия, Фрейд рассматривал принцип реальности, обеспечивающий приведение в известное соответствие с требованиями внешнего мира (реальности) бес­сознательных индивидуалистических стремлений к получению удовольст­вия По Фрейду, принцип реальности коренным образом отличается от других принципов психической жизни, поскольку он является тенденцией, формирующейся в процессе становления личности, в то время как прин­ципы постоянства и удовольствия выступают имманентными тенденциями организма. По мнению Фрейда, основная направленность формирования и развития личности характеризуется противоречивым, но постепенным пе­реходом ее от ситуации безоговорочного доминирования принципа удо­вольствия к частичной замене его принципом реальности. При этом пред­полагалось, что борьба тенденций удовольствия и реальности в значи­тельной мере обусловливает конфликтную природу личности, которая су­щественно усиливается амбивалентной (полярно двойственной) при­родой человеческих чувств.

Согласно данной гипотезе Фрейда, все человеческие чувства противо­речивы по природе своей и включают в себя борьбу противоположных сил и тенденций. Например, отношение субъекта к объекту характеризуется одновременной направленностью на один и тот же объект противополож­ных чувств (симпатии и антипатии, любви и ненависти), объединен­ных в одной эмоции.

По мнению Фрейда, амбивалентность чувств особенно типична для лиц, страдающих различными невропсихическими заболеваниями.

Объясняя приобретенную амбивалентность высоким уровнем конфлик­тности социальных отношений, Фрейд подчеркивал, что противоречивость социального бытия усиливает наследуемую амбивалентность. Причем в результате действия социального фактора врожденная амбивалентность зачастую столь усиливается приобретенной, что в определенных случаях

93

врожденно-приобретенная амбивалентность чувств может обрести харак­тер амбивалентного конфликта и выйти за рамки нормы.

Существенно важную роль в организации человеческого поведения в норме и патологии Фрейд отводил «руководящим чувствам», к которым он относил страх смерти и чувство вины.

Таков в общих чертах психоаналитический эскиз картины природы и сущности человека. Конечно же, постоянное стремление Фрейда найти, исследовать и описать «универсальные механизмы», обусловливающие формирование, развитие и поведение человека, несомненно было пози­тивным. Но вместе с тем следует отметить, что, увлекаясь разработкой своего учения, Фрейд нередко вводил в него недостаточно проверенные, а иногда и просто неверные конструкты.

Представления Фрейда о конфликтной природе человека были развиты им в структурной теории личности. Согласно этой теории, личность являет собой противоречивое единство трех взаимодействующих сфер: «Оно», «Я» и «Сверх-Я» («Идеал-Я», «Я-идеал»), содержание и действие которых отражает ее существо и многообразие.

Согласно учению Фрейда, структура личности обладает определенной сопряженностью со структурой психики. Главенствующая сфера личности -«Оно» - представляется Фрейдом как вместилище бессознательных, иррацио­нальных реакций и импульсов, биологических по природе и психобиологиче­ских по проявлению. «Оно» - это неорганизованная сама в себе сфера личности, которая по отношению к другим ее частям все же выступает в качестве единой психоличностной силы, поскольку ее внутренние и внеш­ние проявления регулируются и контролируются единым принципом -принципом удовольствия (наслаждения).

Фрейд полагал, что в «Оно» идет бескомпромиссная борьба Эроса и Танатоса, которая обусловливает сущность этой сферы. Согласно Фрейду, «Оно» является источником и поставщиком энергии для других сфер лич­ности и, образуя движущие силы личности, выражается, как правило, в желаниях и влечениях.

Вторая сфера личности - «Я», по мысли Фрейда, происходит от ком­плекса Эдипа и, обособляясь от «Оно», в известной мере являет собой ра­зумность и рассудительность. В общих чертах «Я» предстает как органи­зованное начало личности, руководствующееся в своей деятельности принципом реальности, что позволяет ему отчасти контролировать сле­пые, иррациональные импульсы «Оно» и приводить их в известное соот­ветствие с требованиями внешнего мира.

Третья сфера личности - «Сверх-Я» («Идеал-Я», «Я-идеал»), согласно Фрейду, возникает на основе «Я» и выступает как продукт культуры, складывающийся из комплекса совести, моральных черт и норм поведе­ния, которые контролируют действия «Я» и предписывают ему моральные

94

образцы подражания и деятельности в контексте высших социальных чувств.

Согласно учению Фрейда, сферы личности находятся в постоянном взаимодействии и оказывают значительное влияние на функциональную деятельность друг друга. Одно из важнейших отношений такого рода -взаимоотношение «Оно» и «Я» - описывалось Фрейдом следующим обра­зом: «Функциональная важность «Я» выражается в том, что в нормальных случаях оно владеет подступами к подвижности. В своем отношении к «Оно» оно похоже на всадника, который должен обуздать превосходящего его по силе коня, разница в том, что всадник пытается сделать это собст­венными силами, а «Я» - заимствованными. Если всадник не хочет рас­статься с конем, то ему не остается ничего другого, как вести коня туда, куда конь хочет; так и «Я» превращает волю «Оно» в действие, как будто бы это была его собственная воля» [69. Кн. I. С. 363].

Постоянное противоборство трех сфер личности в значительной мере смягчается, по Фрейду, специальными «защитными механизмами» («ме­ханизмами защиты»), образовавшимися в результате эволюции человека. Важнейшими из неосознаваемых «защитных механизмов», призванных обеспечить известную целостность и стабильность личности в условиях конфликта противоречивых импульсов и установок, Фрейд считал «суб­лимацию» (процесс преобразования и переадресования сексуальной энер­гии в различные формы деятельности, приемлемые индивидом и общест­вом), «вытеснение» (бессознательное устранение индивидом мотивов сво­их действий из сферы сознания), «регрессию» (переход на более прими­тивный уровень мышления и поведения), «проекцию» (неосознанное пе­ренесение, «приписывание» собственных ощущений, представлений, же­ланий, мыслей, влечений и зачастую «постыдных», бессознательных стремлений другим людям), «рационализацию» (бессознательное стрем­ление индивида к рациональному обоснованию своих идей и поведения даже в тех случаях, когда они иррациональны), «реактивное образование» (изменение неприемлемой для сознания тенденции на более приемлемую или противоположную), «фиксацию поведения» (тенденцию «Я» к сохра­нению апробированных, эффективных стереотипов поведения, известное изменение которых может привести к патологическому навязчивому стремлению к повторениям) и пр.

Настаивая на изначальной противоречивости и конфликтности сфер личности, Фрейд особенно акцентировал динамические моменты бытия личности, что явилось сильной стороной его концепции.

Придавая важное значение всем сферам личности и механизму их взаимодействия, Фрейд вместе с тем стремился увязать с теорией лично­сти свои многообразные концепции и гипотезы. Примером этого могут служить его концепции творчества и учение о характерах, которые (если

95

J

исходить из внутренней логики психоаналитического учения) действи­тельно согласуются с его конструкцией личности и дополняют ее.

По Фрейду, источником творческой деятельности личности является психоличностный конфликт, в процессе протекания которого главенст­вующую роль играют бессознательные силы «Оно», мотивирующие твор­ческую деятельность.

Понимание конфликта как источника творчества обусловило то обстоя­тельство, что в теории личности Фрейда творчество предстает как один из способов разрядки психических конфликтов и напряжений, функциональ­ное преобразование которых обеспечивается одним из важнейших «защитных механизмов» - «Я»-сублимацией. По Фрейду, в результате сублимации бессознательные, сексуально окрашенные, подавленные, не­удовлетворенные влечения и психические напряжения получают свое вы­ражение в разнообразных творческих актах личности.

В общем, наличие определенной связи между сексуальностью и твор­чеством отмечалось многими исследователями. В этом плане позиция Фрейда отличалась от позиции других ученых главным образом абсолю­тизацией и фетишизацией этой связи. Вместе с тем следует отметить, что исследование Фрейдом вопроса о связи творчества и невроза позволило ему не только установить их общие корни и взаимосвязи, но и пока­зать значение творческой деятельности как эффективного средства психотерапии.

Разрабатывая учение о характере в общем контексте теории личности, Фрейд пришел к выводу, что характер человека формируется в основном в течение первых пяти лет жизни под воздействием факторов конституцио­нального и индивидуального порядка. Подчеркивая исключительную роль детства в формировании характера личности, Фрейд высказал предполо­жение о существовании различных видов характеров и их определенной связи с эрогенными зонами. Согласно Фрейду, эта связь выражается пре­имущественно в воздействии различных эрогенных зон на формирование характера в целом или отдельных черт характера. При этом следует под­черкнуть, что данная классификация вызвала сомнения и возражения даже среди сторонников психоанализа.

В целом теория личности Фрейда и дополняющие ее учения, концеп­ции и доктрины, несмотря на наличие в них догматической психосексуа-лизации и множества спекулятивных истолкований, явились определен­ным шагом вперед по отношению к существовавшим доктринам западной социологии. Принципиально важным достижением была выработка ново­го взгляда на личность человека, как на изменяющееся во времени, струк­турированное, противоречивое динамическое образование.

По мере разработки психоаналитического учения Фрейд уделял все­возрастающее внимание собственно философско-социологическим про-

96

блемам, среди которых заметное место занимали вопросы культуры, рели­гии, межличностных отношений, психологии масс, конфликтного бытия человека в системе цивилизации.

Существенным элементом социологии Фрейда явилась его теория про­исхождения культуры и религии. Опираясь на предположение Ч. Дарвина о том, что первоначальной исторической формой организации людей, возможно, была орда, над которой неограниченно властвовал сильный и жестокий самец, Фрейд стремился доказать, что судьба этой орды остави­ла неизгладимые следы в истории человечества, что возникшие в ней пер­вые стереотипы социального поведения людей обусловили и непосредст­венно повлекли за собой происхождение важнейших культурных установ­лений, государственных порядков, нравственности, религии и других со­циальных феноменов человеческого существования.

Согласно гипотезе Фрейда, доисторической первобытной ордой правил ревнивый и жестокий самец, который изгонял своих сыновей, когда они достигали половой зрелости и заявляли о своих правах на женщин этой орды. Данный конфликт, как полагал Фрейд, имел место в каждой орде. До поры до времени он не нарушал единства и гармонии психической жизни первобытного человека, которая отличалась высокой степенью ам­бивалентности: дети, по Фрейду, ненавидели отца, который являлся таким большим препятствием на пути удовлетворения их стремлений к вла­сти и их сексуальных влечений, но в то же время они любили его и восхищались им.

Но однажды, стремясь к удовлетворению своих сексуальных влечений, сговорившиеся братья убили и съели соперника-отца. С этого момента гармонии человеческой психики и личности пришел конец. Под влиянием убийства и каннибмистекого акта-в них образовались «бессознательное» (носитель кровосмесительных и агрессивных побуждений) и «Я» (но­ситель запретов и морали).

Это расщепление психики и личности первобытного человека объясня­лось Фрейдом тем, что якобы в результате убийства и каннибалистского акта первобытные люди обрели неведомое им ранее чувство вины, кото­рое испытывали братья перед убитым и съеденным отцом, и чувство стра­ха разделить впоследствии его участь. По мысли Фрейда, эти чувства вы­нудили братьев-отцеубийц заключить своеобразный общественный дого­вор об отказе от сожительства с женами отца (запрещение инцеста) и об отказе от убийства (запрещение убийства).

Так, по Фрейду, чувство вины и страха привело первобытных людей к установлению табу (норм-запретов поведения) и первых социальных ценностей.

Мифологизируя жизнь первобытной орды, Фрейд экстраполировал эту мифологизацию на жизнь современного общества. Он утверждал, что по-

7 История социологии

97

следовательный прогресс цивилизации был во многом обусловлен чувст­вом вины и страха, которое инициировало первые ограничения изначаль­ных и вечных аморальных влечений (инцеста и убийства), вытекающих из Эдипова комплекса. Однако, по Фрейду, влечения эти не исчезали, а пере­давались от поколения к поколению столь стабильно, что вполне отчетли­во проявляются и в современных людях, хотя и подавляются, как правило, индивидуальным сознанием и общественной моралью.

Фрейд полагал, что установление первых норм-запретов, древнего об­щества (табу) обусловило переход его к другому уровню организации от орды с жестоким и ревнивым самцом во главе к братской общине с кол­лективной ответственностью, что послужило толчком к развитию общест­ва и цивилизации.

Наряду с установлением системы табу другим весьма важным истори­ческим фактором этого периода Фрейд считал возникновение первобыт­ной религии (тотемизма), суть которой трактовалась им как Символиче­ское воскрешение убитого самца в образе зверя-тотема, место которого впоследствии занял Бог.

К числу факторов, способствовавших образованию культуры и про­грессу цивилизации, Фрейд относил возникновение религиозных верова­ний и религиозных систем. При этом сама религия и ее идеология рас­сматривались им как производные от деятельности биопсихических механизмов, а социальные источники религии освещались им недоста­точно полно.

Фрейд в целом правильно подметил, что среди основных причин, обу­словливающих возникновение религии в первобытном обществе, было бессилие людей перед природой. В этой связи одной из важнейших функ­ций религии первобытного общества он считал ее роль как силы, иллю­зорно защищающей человека от произвола природы. Наряду с этим Фрейд обращал внимание и на другую функцию религии - функцию защиты че­ловека от несправедливостей культуры. «Я пытался показать, - писал Фрейд, - что религиозные представления вышли из той же потребности, как и все другие достижения культуры, - из необходимости защитить себя от подавляющего превосходства природы. К этому присоединился второй мотив - стремление внести поправки в мучительно ощущаемые несовер­шенства культуры» [68. С. 495].

По Фрейду, возникновение религиозности и религии обусловливается биологическими и психическими причинами, которые выступают в каче­стве единого биопсихического источника. Началом и основой религии яв­ляется Эдипов комплекс, в котором совпадает начало религии, нравствен­ности, общественности и искусства.

В общем, как полагал Фрейд, любой бог может быть понят как симво­лизированный и возвеличенный отец первобытной орды. «Психо-

98

аналитическое исследование, - писал Фрейд, - показывает с особенной ясностью, что каждый создает бога по образу своего отца, что личное от­ношение к богу зависит от отношения к телесному отцу и вместе с ним претерпевает колебания и превращения и что бог в сущности является не чем иным, как превознесенным отцом» [69. Кн. I. С. 336].

Проводя четкую аналогию между религией и неврозом навязчивости, Фрейд сформулировал крамольное утверждение о том, что «религию можно было бы считать общечеловеческим неврозом навязчивости: как и у ребенка, она произошла из Эдипова комплекса, из отношения к отцу» [68. С. 515].

Психоаналитический анализ религии привел Фрейда к выводу о том, что религиозные иллюзии являлись сильнейшей защитой от невротиче­ской опасности для людей, которых они связывали. По Фрейду, верующий в высокой степени защищен от опасности заболевания известными невро­зами: тот факт, что он получил общий невроз, снимает с него задачу раз­вития первоначального невроза. Мнение Фрейда об известной позитивной психотерапевтической ценности религиозных верований, обладающих своеобразными свойствами профилактической психотерапии, пожалуй, можно принять. Но при этом справедливости ради необходимо отметить и другую сторону этой проблемы - религиозные верования нередко иниции­руют и провоцируют возникновение различных невротических и психопа­тических состояний.

Атеистическое отношение Фрейда к религии заключало в себе немало своеобразных элементов, но он однозначно заявлял о том, что безнравст­венность во все времена находила в религии не меньшую опору, чем нрав­ственность, и что сохранение современного отношения к религии пред­ставляет для культуры гораздо большую опасность, чем отречение от него. Более того, размышляя о возможных путях развития культуры, Фрейд указал на решающуюроль науки в крушении религии и ее предпосылок.

Важной составной частью фрейдистской социологии явилась психо­аналитическая интерпретация разнообразных феноменов межличностных отношений и психологии масс.

Среди многообразных проблем этой части учения Фрейда значитель­ное место занимают анализ природы социальных связей, исследование сущности организаций и групп, изучение явлений массовой психологии и поведения разнообразных социальных общностей.

Следует отметить, что примечательной особенностью фрейдовских изысканий в данных областях было то, что они осуществлялись на основе его понимания природы и сущности человека с использованием нарабо­танной индивидуалистической методологии.

Пожалуй, наиболее ярко эта методология проявила себя в предложен­ном Фрейдом определении психологии масс и ее предмета. Согласно ут-

99

верждению Фрейда, она занимается исследованием «отдельного человека как члена племени, народа, касты, сословия, институции или как состав­ной части человеческой толпы, в известное время и для определенной це­ли организующейся в массу» [68. С. 423]. Данное понимание психологии масс и ее предмета было известным шагом назад для социологии Запада, поскольку, согласно представлениям предшественников Фрейда в иссле­довании этой предметной области (например, Г. Тарда, Г. Лебона и др.), психология масс должна претендовать на исследование социальных явле­ний и процессов взаимоотношений людей. Вместе с тем нельзя не отме­тить высокий уровень адаптационности фрейдистской социологии, позво­лившей ей стать связующим звеном между различными западными концепциями психосоциологической и собственно социологической ориентации.

Исходным пунктом фрейдовского анализа феноменов межличностных отношений и психологии масс стал традиционный для психологических направлений в социологии подход, согласно которому при исследовании различных явлений культуры и социальной психики, как правило, не об­наруживаются законы и закономерности, в принципе отличные от тех, ко­торые выявляются при исследовании личности.

Для фрейдистской социологии характерно принципиальное допущение существования практически почти неизменной массовой психики, основы­вающееся на признании непрерывности в жизни чувств людей, дающей возможность не обращать внимания на прерываемость душевных актов вследствие гибели индивидов, поскольку психические процессы одного поколения находят свое продолжение в другом. В данном случае Фрейд явно пренебрегал исторической психодинамикой, в силу чего его рассуж­дения нередко приобретали абстрактно-механистический характер.

Из многих разнообразных человеческих общностей Фрейд особенно выделял два опорных типа: толпу и массу.

Под толпой он понимал неорганизованный конгломерат (сборище) лю­дей, а под массой - особым образом организованную толпу, в которой ус­танавливается некоторая общность индивидов друг с другом: общий инте­рес к объекту, однородное чувство в определенной ситуации и известная способность оказывать влияние друг на друга. При этом следует иметь в виду, что под массой («психологической массой») Фрейд понимал такое сообщество людей, одним из отличительных признаков которого является либидонозная привязанность к вождю (лидеру) всех членов сообщества и либидонозная привязанность между составляющими его индивидами.

Многообразные виды масс подразделялись Фрейдом преимущественно на два основных типа масс: массы естественные (т. е. самоорганизующие­ся массы) и массы искусственные (т. с. массы, требующие для своего со­хранения известного внешнего насилия).

100

Примечательной особенностью фрейдовского понимания природы и сущности масс (а также их классификации) является то, что Фрейд зачас­тую без достаточных оснований отождествляет массы с иными видами со­циальных общностей и приравнивает массы к первобытной орде.

В частности, он указывал на то, что в орде, как и в массе, не осуществ­ляются никакие импульсы, кроме коллективных, отсутствует индивиду­альная (единичная) воля и что жизненные акты индивидов по характеру своему однородны. Среди других признаков, роднящих массу и орду, Фрейд выделял общее для массы и орды исчезновение сознательной инди­видуальности, ориентировку мыслей и чувств в одинаковых направлениях, преобладание эффективности и бессознательной душевной системы, тен­денцию к немедленному выполнению появляющихся намерений и пр.

«Масса кажется нам, - резюмировал свою точку зрения Фрейд, - вновь ожившей первобытной ордой. Так же, как в каждом отдельном индивиде первобытный человек фактически сохранился, так и из любой человече­ской толпы может снова возникнуть первобытная орда; поскольку массо-образование обычно владеет умами людей, мы в ней узнаем продолжение первобытной орды» [68. С. 464].

Стремясь свести разнообразные формы индивидуального поведения, межличностных и межгрупповых отношений к единой, элементарной и универсальной основе, Фрейд перенес действие постулированных им ме­ханизмов, обусловливающих индивидуальное человеческое поведение в норме и патологии, на межличностные отношения и психологию масс, что уже само по себе свидетельствовало о недостаточно глубоком понимании Фрейдом сущности социальных процессов.

Согласно представлениям Фрейда, исключительную роль в организа­ции и существовании массы играют разнообразные формы проявления либидо, которые «составляют сущность массовой души».

Прежде всего Фрейд отмечал две важнейшие функции либидо в массе: 1) как главного звена, связывающего отдельных членов массы (индиви­дов) друг с другом- 2j) как мотивационного и установочного начала в пове­дении отдельных членов и массы в целом.

Несмотря на противоречивую трактовку природы либидо, Фрейд на­стаивал на либидонозной структуре массы и выделял два наиболее харак­терных типа либидонозной связанности членов любого человеческого со­общества, особенно четко проявляющихся в искусственных массах. К ним он относил либидонозную связанность по подчинению одному общему вождю (лидеру) и либидонозную связанность между всеми членами мас­сы. При этом основным типом либидонозной связанности массы, обуслов­ливающим ее бытие, Фрейд считал первый, покоящийся на иллюзии, буд­то бы вождь, подобно первобытному отцу-вождю, любит «одинаково всех индивидов, входящих в массу». Причем Фрейд подчеркивал, что иллюзия

101

одинаковой любви лидера ко всем членам массы является одним из важ­нейших связующих ее звеньев и что с исчезновением привязанности к во­ждю, как правило, исчезают и взаимные привязанности индивидов, со­ставляющих массу. Масса разлетается прахом...

Стремление постичь сущность массы посредством анализа роли вождя в конечном счете привело Фрейда к гипертрофизации роли выдающейся личности в историческом процессе.

Признавая факт участия индивида в деятельности разнообразных масс и наличия у него различных привязанностей и идентификаций с их лиде­рами, Фрейд был вынужден отметить, что индивидуальный «Я-идеал» в силу этого может формироваться по различным прототипам. Но, призна­вая своеобразие индивидов, он все же настаивал на том, что внутри мас­сы, как участник ее, индивид претерпевает глубокие изменения. Его эф­фективность, по Фрейду, чрезвычайно повышается, его интеллектуальная деятельность заметно понижается: оба процесса протекают, очевидно, в направлении сравнения с другими индивидами, составляющими массу. В общих чертах эти выводы Фрейда настолько напоминают идеи его пред­шественников, что, по-видимому, могут быть поняты как психоаналитиче­ский парафраз психосоциологических концепций Лебона.

Существенно важной частью фрейдистской социологии являлась про­блема интерпретации конфликтного бытия личности в культуре, которая, как правило, выступала в форме проблемы конфликта личности и культуры.

В изучении проблемы конфликта личности и культуры Фрейд широко использовал различные концепции. Но в то же время, опираясь на уже существующую психосоциологическую традицию, он привнес в традици­онные истолкования этого конфликта новые наблюдения и гипотезы, ис­ходившие не только из его теоретических изысканий, но также из клини­ческой практики и личного жизненного опыта.

Отмечая свою неудовлетворенность существовавшими определениями культуры, Фрейд предложил собственное определение этого феномена: «Человеческая ^льтура^-^под-этим..^.разумею все то, чем_недовеческая "жизнь возвышается над своими животными условиями и чем она отлича­ется от жизни животных, - я пренебрегаю различием между культурой и цивилизацией, - эта человеческая культура, как известно, показывает две свои стороны. С одной стороны, она охватывает все приобретенные людьми знания и умения... для удовлетворения человеческих потребнос­тей, с другой- стороны, - в нее входят все те установления, которые необ­ходимы для упорядочения-о-тношений людей между собой, а особенно для распределения достижимых благ» [68. С. 481-482].

Справедливо выделяя некоторые существенные черты культуры как совокупности достижений общества в его материальном и духовном раз­витии, которые используются людьми и обществом и служат их дальней-

102

шему прогрессу, Фрейд вместе с тем подчеркивал, что основным предме­том его исследований является по преимуществу относительно традицион­ная буржуазная культура и поведение ее участников.

Среди основополагающих факторов становления и развития культуры Фрейд особенно выделял два фактора, выступивших, по его мнению, своеобразным фундаментом культуры. «Человеческая культура, - указы­вал Фрейд, - зиждется на двух началах: на овладении силами природы и на ограничении наших влечений. Скованные рабы несут трон властитель­ницы». Причем Фрейд подчеркивал, что культурное строительство обще­ства «по большей части постоянно воссоздается благодаря тому, что от­дельная личность, вступая в человеческое общество, снова жертвует удов­летворением своих влечений в пользу общества» [67. С. 12].

Таким образом, по Фрейду, каждый человек, вступая в систему культу­ры, в виде своеобразной платы за это вступление отказывается от влече­ний, проистекающих преимущественно из эротических источников, руко­водствующихся принципом удовольствия.

Этот отказ от влечений не проходит бесследно и неизбежно вызывает враждебное отношение к культуре, поскольку, по Фрейду, каждый человек стремится к удовлетворению своих инстинктов и влечений, а общество подавляет эти устремления. Именно поэтому в концепции Фрейда культу­ра (или общество) изначально предстает как чуждая, враждебная человеку внешняя сила, мирное сосуществование с которой исключительно трудно для него.

Утверждая, что в конечном счете каждый человек на деле является противником культуры, Фрейд стремился обосновать это тем, что, по его мнению, равновесие между требованиями полового влечения и культуры вообще невозможно в силу различной природы человеческой психосексу­альности и культуры.

В социологии Фрейда конфликт личности с культурой выступает по преимуществу в форме психосексуального конфликта буржуазного обще­ства. Фрейд отмечал, что данный конфликт проявляется прежде всего в сфере морали и находит реальное выражение в значительном распростра­нении психонервных заболеваний.

Подчеркивая «несправедливость» и вред ханжеской «двойной» сексу­альной морали буржуазного общества - одной для мужчин, другой - для женщин, - Фрейд многократно и резко выступал против «культурного ли­цемерия» буржуазного общества, выделяя его как одну из типичных черт буржуазной культуры, характеризующейся значительным расхождением официально провозглашаемой морали с реальным уровнем ее.

Исходя из того, что культура налагает на человека лишения и что люди причиняют ему горе вопреки предписаниям культуры или же вследствие того, что она несовершенна, Фрейд прямо указывал на то, что в буржуаз-

ии

ном обществе «бесконечное множество культурных людей, которые от­шатнулись бы от убийства или кровосмешения, не отказывают себе в удовлетворении жадности, жажды агрессии, половой похоти, не перестают вредить другим ложью, обманом и клеветой, если это можно делать без­наказанно...» [68. С. 487].

Исследуя конфликтное бытие человека в культуре, Фрейд в конечном счете пришел к выводу, что «культура, оставляющая неудовлетворенными столь большое количество участников и ведущая их к восстанию, не имеет пер­спектив на длительное существование, да его и не заслуживает» [68. С. 488]. По мнению Фрейда, непомерные требования культуры и перманентный конфликт с ней людей способствуют отстранению человека от действи­тельности и возникновению неврозов, поскольку губительные для челове­ка последствия этого конфликта проявляются прежде всего в сфере психи­ки, непосредственно стимулируя бегство от неудовлетворяющей действи­тельности в болезнь, являющуюся последним убежищем отчужденного и опустошенного индивида. Характеризуя природу неврозов современного ему общества, Фрейд резюмировал свои воззрения следующим образом: «Невроз заменяет в наше время монастырь, в который обычно удалялись все те, которые разочаровывались в жизни или которые чувствовали себя слишком слабыми для жизни» [68. С. 43].

Впоследствии концепция Фрейда о «бегстве в болезнь» получила зна­чительное распространение и развивалась рядом его последователей, в особенности Э. Фроммом.

В целом фрейдистская социология явилась качественно новым этапом развития психологических направлений в западной социологии классиче­ского периода, определившим их основные идеи, направление эволюции, содержание, форму и перспективы.

1.7. Социологическая система В. Парето

Наиболее видный социальный теоретик в Италии в начале XX века -Вильфредо Парето (1848 - 1923), основной его труд «Трактат всеобщей социологии» (1916) был впоследствии признан классическим произведе­нием западной теоретической социологии. Пережив крутой перелом в сво­их социально-политических взглядах, обусловленный крушением либе­ральных иллюзий и переходом на позиции провозвестника власти, опи­рающейся на насилие, Парето попытался отразить свои воззрения в доста­точно цельной социологической системе.

Ведущими идейно-теоретическими источниками социологии В. Парето выступили становящиеся все более субъективными формы философского позитивизма, а также иррационалистические, волюнтаристские концепции

104

А. Бергсона, Ф. Ницше и др. Помимо этого, Парето стремился перенести в область социологического знания экономическую теорию равновесия, придав тезису о динамическом равновесии, в котором будто бы находится общество, основополагающую роль в собственной теоретической системе.

Влияние указанных идейно-теоретических течений, хотя и было суще­ственным, не могло изменить неповторимого научного стиля Парето, для которого в общем характерна теоретическая самоизоляция - сугубо нега­тивное отношение ко всей предшествующей социологической мысли.

Стремясь положить конец метафизическим и спекулятивным рассуж­дениям об обществе, Парето пытался разработать такие принципы по­строения социологического знания, которые обеспечили бы его достовер­ность, надежность и обоснованность. В целом он придерживался позити­вистской концепции общественной науки и полагал, что социология явля­ется синтезом различных специальных общественных дисциплин - права, политэкономии, политической истории, истории религий и др.

Предлагаемый метод исследования был назван им логико-экспери­ментальным. Социология должна была стать такой же точной наукой, как физика, химия и астрономия, пользоваться только эмпирически обосно­ванными описательными суждениями, строго соблюдать логические пра­вила при переходе от наблюдений к обобщениям. Привнесение в теорию идейных элементов недопустимо, поскольку ведет к искажению и фальси­фикации фактов.

Полезность теории, с точки зрения Парето, определяется результатами ее применения. Если результаты будут полезны для общества - окажется полезной и теория. Если результаты вредны - значит, и теория вредна. Поскольку ни один социолог до него не руководствовался логико-экспери­ментальным методом, Парето считал, что по содержанию все предшест­вующие общественные теории были в равной степени ложны. Проблемы причинности, закономерности, социального факта и некоторые более вто­ростепенные методологические вопросы истолковывались им в духе идей махизма.

Парето требовал отбросить такого рода понятия, как «абсолютный», «необходимый» как якобы заключающие в себе априорное содержание. Понятие «сущность» также кажется ему архаическим пережитком. Науч­ный закон истолковывался как «единообразие», повторяемость событий, которая имеет вероятностный характер и не заключает в себе момента не­обходимости. Закон также лишен универсального характера и имеет силу только «внутри границ известного места и времени» [87. V. LP. 54]. Бли­зость к конвенционалистской интерпретации закона выражалась не только в утверждении его гипотетического и вероятностного характера, но и в ут­верждении его зависимости от той или иной точки зрения исследователя, от субъективного выбора аспекта рассмотрения связи явлений. Четкого

105

различия между объективными законами, вьфажающими независимые от человека объективные связи в природе и обществе, и связями, формули­руемыми людьми с определенной целью и в соответствии с определенной задачей исследования, т. е. гипотезами, Парето не проводил. Точно так же Парето не видел различия между социальными фактами с точки зрения их гносеологической природы, материальной или идеальной, а также с точки зрения их истинного или ложного характера. Это вело либо к непонима­нию специфики идеологических явлений (например, религии), либо, шире, к исключению из рассмотрения проблемы истинности.

Парето также подверг сомнению понятие причинности, как выражаю­щее отношение, которого нельзя наблюдать. Справедливо критикуя прин­цип монокаузальности, он делал неправомерный вывод, что отношение причинности вообще следует отбросить и заменить его отношением взаи­мозависимости или взаимодействия. Принимая во внимание все факторы, действующие в обществе, социальная теория должна устанавливать между ними отношения постоянных функциональных связей.

К числу плодотворных методологических установок, выдвигаемых Па­рето, относится требование точности научной терминологии. Однако со­циолог не сумел дать строгого и точного определения основным понятиям, которые он употреблял. Намерение автора придать «Трактату» математи­ческую форму также осталось невыполненным.

Позитивистские по своей сути методологические принципы, разраба­тываемые Парето, были направлены к одной цели - освободить общест­венную теорию от ее идеологического содержания. Расчленяя теорию на формально-логические и фактографические компоненты и взяв за образец некий абстрактный эталон, заимствованный из естествознания, Парето хо­тел лишить общественную теорию ее ценностного содержания. Отождест­вляя его с ложью, добавленной к логико-экспериментальной структуре теории, Парето занял позицию «свободы от ценностей».

Провозглашенные принципы сведения истинности к формально-логи­ческой правильности, отрицания детерминизма при исследовании и объ­яснении социальных явлений, а главное, отрыв теории от практики лиша­ли Парето возможности не только верно объяснить те факты социальной жизни, которые он метко обрисовал, но и понять происхождение и сущ­ность тех общественных теорий, которые функционировали в его время. Лишив общественную теорию ценностного характера, он закрыл себе путь к объяснению ее общественной роли и исторических перспектив.

В итоге социолог предложил чрезвычайно одностороннюю схему ис­следования, составленную из психологических и механистических компо­нентов, объединенных в априорно сконструированный образ общества как целостной системы.

106

В области теории общества одной из центральных идей Парето было" рассмотрение социума как системы, находящейся в состоянии постоянно нарушаемого и восстанавливаемого равновесия. Заимствовав понятие равновесия из экономической теории Вальраса, Парето придал своей кон­цепции механистический характер. В его модели равновесия все части же­стко взаимосвязаны и механически влияют друг на друга.

Социальная система является более сложной, чем экономическая, в со­циальном действии участвуют человеческие индивиды, наделенные чувст­вами, которые действуют как главная пружина, приводящая в движение всю социальную систему.

Все социальные действия Парето разделил на «логические» и «нело­гические».

«Логические» действия управляются разумом и регулируются норма­ми. Они характерны для деятельности в области экономики, науки, отчас­ти политики. В данном случае средства и цели связаны между собой объ­ективной логикой, основанной на действительно существующих связях, и потому ведут к достижению целей. Средства здесь адекватны целям. Па­рето указывал на важность последнего момента, поскольку с субъективной точки зрения все действия кажутся логическими тому, кто их совершает. «Нелогические» же действия, составляющие основную массу всех челове­ческих действий вообще, руководствуются особой «логикой чувств». В от­личие от «логических» они являются результатом не сознательных рассу­ждений и соображений, а чувственного состояния человека, результатом иррационального психического процесса. Средства здесь объективно не соответствуют целям.

Обращение к проблеме человеческой активности, рассмотрение исто­рии как результата социальных действий индивидов было правомерно. Однако концепция социального действия Парето подчеркивала лишь чув­ственный характер внутренних побудительных мотивов, которые не нахо­дили иного объяснения, кроме указания на факт их природного естествен­ного происхождения. Побудительные причины социальных действий боль­ших социальных групп, классов и общественных движений оставались без объяснения. Люди с самыми различными психическими чертами дейст­вуют в определенные моменты истории солидарно.

Подчеркивая нелогическую, иррациональную природу индивида, Паре-то утверждал, что действия человека никогда не являются тем, чем они кажутся ему самому. Специфически человеческое, по его мнению, состоит не в разуме, а в способности использовать разум для маскировки своих «нелогических» действий при помощи кажущихся логическими теорий и аргументов. Человек, писал Парето, в отличие от животного, «имеет спо­собность мыслить и поэтому набрасывает покрывало на свои инстинкты и чувства» [87. V. 2. Р. 4]. В проблеме соотношения чувства и разума,

107

чувств и идеологии Парето без колебаний отдавал приоритет чувствам, которые якобы являются истинными движущими силами истории. Обще­ственные идеологии являются «языками чувств» и лишь оформляют со­держание подлинных побудительных сил человеческого поведения.

Кроме чувств и маскирующих их теорий (идеологий), Парето называл в числе главных взаимодействующих элементов социальной системы ин­тересы, имеющие разумную, рациональную основу и социальную гетеро­генность с характерной для нее циркуляцией элит.

Хотя сам подход к обществу как системе был правомерен и явился вкладом в развитие социологии, принцип механического равновесия не мог явиться тем принципом, на основе которого можно было удовлетвори­тельно объяснить функционирование общества как системы. Главные эле­менты социальной системы выбирались исходя из разграничения эконо­мической и социальной жизни как двух особых, изолированных сфер дея­тельности, а сама социальная активность истолковывалась на базе инди­видуальной психологии. Далеко не все мотивы действия, приводящие в движение всю систему, получали таким образом объяснение. Стремясь найти источник движения системы, Парето переходил на позиции биоло­гизма и психологизма, т. е. искал источник социальной жизни в психиче­ских склонностях и предрасположениях людей, притом таких, которые не имели никакой связи с производственно-экономической деятельностью и были выбраны им весьма произвольно и в ограниченном объеме.

Парето полагал, что не все чувства достойны внимания социолога, а только такие, которые имеют своим результатом определенного рода дей­ствия. Они имеют черты неизменности, постоянства и потому являются именно теми элементами социальной системы, которые «детерминируют социальное равновесие» [87. V. 2. Р. 242]. Итальянский социолог дал этим элементам необычное и труднопереводимое название - резидуи, что на языке химических наук означает «остатки» или «осадки». Тем самым подчеркивался их базовый характер, их особенность «оставаться» после того, как из социального действия вычтены все рациональные соображе­ния. «Остатки» как основа чувств, эмоций, страстей, инстинктов, психиче­ских состояний и предрасположений имеют врожденный, естественный, не поддающийся влиянию внешних условий характер. Они являются внутренними биологическими импульсами, определяющими социальное поведение человека. На основе выделения шести главных классов «остат­ков», подразделенных на множество подгрупп, Парето попытался объяс­нить все многочисленные варианты человеческого поведения. Еще более схематизировав исторические действия, он подчеркнул главную роль двух первых классов «остатков».

Первый класс включает «остатки», названные инстинктом комбина­ций. Это - внутренняя психологическая склонность человека собирать и

108

комбинировать вещи, отчасти из-за удовольствия, получаемого от этого, отчасти потому, что трудно удержаться от собирания и комбинирования. Этого рода «остатки» лежат в основе всех социальных изменений.

Второй класс составляют «остатки» «постоянства агрегатов», выра­жающие тенденцию поддерживать и сохранять связи, сформировавшиеся однажды. Это консервативное чувство лежит в основе неприятия всего но­вого, любых перемен и изменений.

В остальные классы включалось стремление человека проявлять себя в общественных действиях и поступках, чувства социальности, собственно­сти, сексуальный инстинкт.

Парето попытался применить теорию «остатков» к объяснению всей европейской истории, изображаемой в виде конфликта «остатков» первого и второго классов - инстинктов изменений и постоянства, новаторства и ретроградства. «Нелогические» действия, совершаемые на основе «остат­ков», рассматривались как главная клеточка общественной жизни, опре­деляющая собой ход циклических изменений и повторений в истории.

Неясность понятия «остаток», его комплексность, а также множествен­ность терминов, его обозначающих (чувства, инстинкты, проявления чувств в действии и т. п.), их двойственная субъективно-объективная при­рода, психологическая и социальная, другие противоречивые моменты обусловили тот факт, что этот термин не вошел в словарь социологиче­ской науки.

Глубокие корни иррационализма паретовской концепции, с одной сто­роны, восходили к кризису рационалистической модели человека. С дру­гой стороны, подчеркивание решающей роли иррациональных психиче­ских сил было связано с распространением общественного пессимизма, утратой веры в человеческий разум. Вместо идеи разумности всего суще­ствующего выдвигалась идея его неразумности, нелогичности, идея ра­циональности сменялась иррационализмом биопсихологического толка. Исходя из убеждения в решающей роли «остатков», Парето проповедовал политический неомакиавеллизм: «Искусство управления, - писал он, - со­стоит в нахождении путей извлечения выгоды из эмоций, не тратя энергии на тщетные попытки их разрушить. Единственным результатом этих по­пыток часто является одно только их усиление» [87. V. 2. Р. 391].

Из основополагающей роли чувственных сфер человеческой психики Парето выводил свои теории идеологии, социальной стратификации и смены правящих элит.

Сугубо негативное отношение социолога к демагогическим ухищрени­ям и уловкам различных социально-политических группировок, суть кото­рых справедливо усматривалась в стремлении замаскировать неблаговид­ные политические цели, побудило его попытаться объяснить природу, осо­бенности и социальные функции идеологии. Потребность в псевдологиче-

109

ских теориях, оправдывающих социальное поведение, выражается, по его мнению, в создании религиозных учений, этических и политических док­трин и т. п., которые затушевывают истинную сущность религии, морали, политики. Социальная наука должна поэтому открывать корни этих уче­ний, т. е. эмоции, их обусловливающие. Идеологии, согласно Парето, -это чисто словесные покровы, ловкие демагогические ухищрения, кото­рым придана стройная теоретическая форма, с тем чтобы они могли луч­ше замаскировать нелогический характер действий. Задача идеологиче­ских концепций - скрыть истинные побудительные мотивы действий. Убеждения, верования, теории Парето обозначил термином «деривации», что значит «производные», вторичные от чувств. Классификация дерива­ций предусматривает четыре класса.

Первый - это утверждения, преподносимые как абсолютные истины, аксиомы или догмы. Второй класс составляют некомпетентные суждения, оправдываемые ссылкой на авторитет. Третий класс дериваций - апелля­ции к общепринятым принципам и чувствам. Обоснование подобного рода покоится на чувствах действующего лица, обладателя определенного «остатка», но преподносится как выражение чувств «всех людей», «большинства» или «всех уважающих себя людей». Последний, четвер­тый класс дериваций образуют чисто словесные доводы, «вербальные до­казательства», выражения, не имеющие никакого объективного эквива­лента. Таковы известные из логики софизмы.

Употребляемый обычно ораторами этот род дериваций особенно дей­ствен, потому что посредством ловких словесных оборотов пробуждает в слушателях определенные чувства и притом так умело, что они этого даже не замечают. Подобные деривации высоко ценятся в политике и судопро­изводстве. Сюда же относится простое жонглирование словами, употреб­ление ходовых метких словечек и оборотов речи.

Фальшивые словесные образования, деривации, идеологии, религии, согласно Парето, едва ли поддаются точному научному анализу. Однако заблуждением было бы считать, утверждал итальянский социолог, эти псевдологические построения абсурдом или патологией или рассматри­вать их как искусственные плоды фантазии, созданные кастой священни­ков для одурачивания масс. Противопоставляя деривации (идеологии) ис­тине, он вместе с тем нисколько не принижал их социальной роли. «Факты ясно доказывают, - писал он, - что мифологии не соответству­ют действительности и все же имеют большое социальное значение» (87. V. 2. Р. 229].

Парето справедливо подчеркивал мобилизующую силу идеологии в обществе. «Поскольку деривация была принята, она придала силу и агрес­сивность соответствующим эмоциям, которые теперь нашли путь к выяв­лению», - писал он [87. V. 2. Р. 229]. Раскрывая механизм манипулирова-

по

ния массовым сознанием, он утверждал: «Важно обладать простой дери­вацией, принимаемой с готовностью каждым, даже самым большим неве­ждой, а потом повторять ее снова и снова» [87. V. 2. Р. 319].

Оторвав проблему идеологии от общественной практики, Парето ока­зался на позициях антиисторизма. Он не видел разницы между аргумен­тацией язычников, христиан, сторонников прогресса, гуманизма, общест­венной солидарности, демократии и т. п. Все эти теории в равной мере ха­рактеризуются преобладанием эмоций над фактами и с научной точки зрения не имеют никакой ценности. Парето не учитывал, что идеологии существенно отличаются друг от друга хотя бы тем, что рождаются на разных уровнях развития общества и в различной пропорции содержат ис­тинные и мифологические элементы. Историческая конкретизация про­блемы отсутствовала и тогда, когда речь шла о сопоставлении научной ценности идеологий, существующих в одно и то же время. Согласно Паре-то, меняется только форма идеологий. Одна система аргументации заме­няется другой, одни словесные формулировки - другими, более гибкими и изощренными. Проблема замыкалась в узкие границы индивидуальной психики, и тем самым закрывался путь объяснения иррационального мо­мента в истории на основе действительной социальной динамики, борьбы реакционных и прогрессивных сил.

Следствием рассуждений Парето было положение о существовании не­которых выдающихся индивидов, которые могут освободиться от эмоций. Эти люди - великие гении. Во власть эмоций и предрассудков попадают заурядные личности, гении же «именно благодаря своим качествам воз­вышаются над обыденностью и отделяются от человеческих масс. Благо­даря этому они менее подвержены господствующим верованиям, идеям и чувствам» [87. V. 1. Р. 329]. Объяснить, в силу каких причин ненаучные идеологии искажают действительность и конкретно-исторически проана­лизировать их содержание, т. е. раскрыть их истинные социальные корни с теоретических позиций, выработанных итальянским социологом, было невозможно. Реальные общественные силы, определяющие позицию ин­дивида в массовых общественных движениях и вообще действия масс, его не интересовали. Из поля зрения совершенно исчезала реальная социаль­ная структура общества, интересы и стремления разных общественных сил, которые в силу своего объективного общественного положения спо­собны более или менее последовательно опираться в своих действиях на социальные науки. Отказ от исторического подхода к идеологическим яв­лениям придавал наблюдениям Парето печать односторонности и ограни­ченности. Ведь наряду с требованиями логико-гносеологического характе­ра научная методология общественных наук необходимо предполагает со­циологический анализ, в котором реальная социальная действительность отражается с позиций определенных групповых интересов. Односторон-

111

ность методологии и психологический редукционизм обусловили неадек­ватность концепции идеологии Парето.

Существенным элементом социальной системы является, согласно Па­рето, социальная гетерогенность, которая предопределяется изначальным психологическим неравенством индивидов. Особенность той или иной со­циальной группы зависит от природных способностей ее членов, а это в свою очередь определяет общественное положение группы на той или иной ступени общественной лестницы. Тем, кто имеет «высший показа­тель в своей области», Парето давал название «элиты». Элита - это из­бранный элемент населения, к которому приспосабливается остальная его часть. Элита в свою очередь подразделяется на две части. Одна - прямо или косвенно принимает участие в управлении обществом («правящая элита», или «правящий класс»), а вторая - не участвует в управлении и подви­зается в художественной или научной сфере («неуправляющая элита»).

Элита и неэлита образуют соответственно высший и низший слои об­щества. Наиболее одаренные из представителей низов поднимаются вверх, пополняя правящую элиту, члены которой, деградируя, спускаются вниз, в массы. Происходит циркуляция, или круговорот, элит - процесс взаимодействия между членами гетерогенного общества, которое пред­ставляется Парето в виде пирамиды с элитой на ее вершине.

Элиту характеризует высокая степень самообладания и расчетливости, умение видеть слабые и наиболее чувствительные места в других и ис­пользовать их к своей выгоде. Массы же обычно запутываются в сетях эмоций и предрассудков. Это обстоятельство оправдывает «разделение общества на две части. Те, в ком преобладает разум, управляют и руково­дят теми, в ком преобладают чувства, так что в конце концов их действия оказываются энергичными и мудро направляемыми» [87. V. 2. Р. 351].

Парето указывает на два главных качества управляющей элиты: уме­ние убеждать, манипулируя человеческими эмоциями, и умение приме­нять силу там, где это необходимо. Правительства правят либо применяя силу, либо при помощи хитрости, соглашательства и уговоров. «Согла­шательство и сила являются инструментами управления на всем протяже­нии истории» [87. V. 2. Р. 678].

Итальянский социолог развивает идею об управлении массами путем манипулирования их чувствами при помощи идей, подчиняющих массы интересам правящих классов, считая, что искусное применение этого принципа может объяснить любой политический успех. Но одних методов убеждения недостаточно, чтобы сохранить власть, и правящий класс дол­жен уметь вовремя применить силу. Именно поэтому обличительная кри­тика Парето направлена против «сентиментальных» идеологий либера­лизма с их проповедью гуманности, компромиссов и т. п. Неспособные применить силу правящие классы загнивают и вынуждены уступать свое

113

Ё

место другим, которые обладают большей решительностью в этом отно­шении. Объяснение взлетов и падений правящих классов находится, со­гласно Парето, во взаимоисключающем характере двух типов правления. Чем более «открыт» правящий класс притоку новых здоровых сил, тем более он способен сохранить и продлить свое господство. Чем более он замкнут, тем сильнее тенденция к упадку. Если пополнение элиты новыми жизнеспособными силами происходит чересчур медленно, в ней накапли­ваются элементы, воплощающие бессилие, разложение и упадок, не имеющие психических качеств, которые бы обеспечили сохранение их по­ложения. Они уже неспособны применить насилие. Среди низших же сло­ев возрастает количество элементов, обладающих качествами, необходи­мыми для управления обществом, и при помощи силы они захватывают власть. Новый правящий класс в свою очередь постепенно превращается в бессильный, загнивающий, утрачивающий способность управлять. Новые силы можно почерпнуть либо снова из низших классов, либо путем физи­ческого уничтожения разложившихся, ставших ненужными членов элиты. Если же, несмотря на эти меры, в низших классах скапливаются элемен­ты, превосходящие своими «достоинствами» высшие классы, наступает эпоха революции, смысл которой, по мнению Парето, состоит в обновле­нии персонального состава правящей элиты, восполнении необходимых для дела управления обществом психических сил и в восстановлении та­ким образом общественного равновесия.

Циклы подъема и упадка, возвышения и падения элиты являются не­обходимыми и неизбежными, смена элит - закон человеческого общества.

Паретовская теория основывается на том утверждении, что круговорот элит происходит вследствие чередования в них «остатков» первого и вто­рого классов, каждому из которых соответствует определенный стиль правления. Инстинкт «комбинаций» обусловливает использование убеж­дения и обмана, хитроумных средств одурачивания масс, ввергающих их в заблуждение. Преобладание же инстинкта «постоянства агрегатов» обу­словливает совершенно противоположные качества правителей, которые агрессивны, авторитарны, склонны к применению насилия, подозрительно относятся к манипулированию, маневрированию и компромиссам.

Правителей, у которых преобладают «остатки» комбинаций, Парето называл «лисицами», а тех, у которых преобладают «остатки» «по­стоянства агрегатов», — «львами». «Лисицы» - символ хитрости, ковар­ства, вероломства, «львы» - символ силы, упорства, непримиримости, мужества.

В области хозяйственной и финансовой деятельности «лисицам» и ( «львам» соответствуют типы «спекулянтов» и «рантье». «Спекулянт» -это прототип бизнесмена, ловкого воротилы, комбинатора, предпринима­теля, стремящегося к наживе. Он погружен в рискованные комбинации, не

8 История социологии

из

знает угрызений совести, добивается успеха любой ценой. «Рантье» - его полная противоположность. Это робкий вкладчик, живущий на фиксиро­ванные доходы, боящийся ступить шаг, чтобы не повредить своему капи­талу и не пострадать самому. Преобладание в обществе «рантье» - свиде­тельство стабилизации, а затем и загнивания общества, в то время как «спекулянты» знаменуют изменение и развитие в социальной и экономи­ческой жизни.

Чередование экономических и политических циклов связано в концепции общественного равновесия Парето с циклами духовного производства - ин­теллектуального, религиозного, художественного и т. п. Происходит ритми­ческая смена периодов веры и скептицизма, в основе которых в конечном счете лежат «остатки» первого и второго классов. Когда в психике инди­видов усиливаются «остатки» первого класса и соответственно ослабевают «остатки» второго класса, изменяется пропорция «остатков» в определен­ных социальных группах. Начинают преобладать критические настроения, выражение несогласия с действительностью, скептическое отношение к существующим порядкам и господствующим ценностям. Научно обосно­ванные и логически вьщержанные теории и программы изображаются как расчищение пути разуму от верований и предрассудков. Но когда эти в действительности псевдоинтеллектуальные теории одерживают верх, в обществе неизбежно возникают противоположные настроения. Носители «постоянства агрегатов» подвергают критике показную логичность и ра­зумность новых веяний, выискивают ошибки и несоответствия в господ­ствующих воззрениях. Так возникают интуитивистские и мистические теории, постепенно вытесняющие позитивизм и рационализм.

Теория «круговорота элит» подобно теории общественной активности строилась Парето на основе анализа врожденных биопсихических свойств индивидов. Первичными в его концепции власти были личные черты пра­вителей, которыми они обладали до того, как заняли элитарное положение в обществе. В скрытом виде здесь был поставлен вопрос о соотношении биологических и социальных различий. Парето полагал, что буржуазная экономика в условиях, благоприятствующих ее развитию, представляет простор для свободного продвижения вверх лучших представителей обще­ства и его структура воспроизводится строго в соответствии с биопсихиче­скими качествами индивидов. Итальянский социолог не предполагал, что обладание необходимыми для управления личными качествами является лишь одним из условий возникновения института господства, притом не главным и не решающим. В действительности буржуазная конкуренция регулируется институтом капиталистической частной собственности. Ин­дивиды вступают в борьбу, уже будучи включенными в определенную систему общественных отношений, обладая разными преимуществами, обусловленными положением, занимаемым ими в обществе. Главным

114

фактором политического успеха и отбора «лучших» из числа претендентов на власть является сила тех политических группировок, которые стоят за ними.

Политические, идеологические и экономические изменения в обществе не являются простым следствием изменений в персональном составе пра­вящего меньшинства, как полагал Парето. «Циркуляция элит», по Парето, выражает глубокие социально-экономические процессы. Политические изменения происходят лишь тогда, когда группировки не в состоянии раз­решить социально-экономические проблемы, возникающие в ходе обществен­ной практики, и вынуждены прибегнуть к политическому маневрированию.

Не опираясь на анализ реальных массовых общественных сил, рассуж­дения Парето не были конкретизированы в соответствии с отдельными ис­торическими эпохами, акцентировали внимание на внешних сходствах различных типов правления, подводимых под общую схему. Парето не учитывал того, что разные исторические периоды выдвигают перед власть имущими разные требования, под влиянием которых дифференцируются и расслаиваются правящие группы, формирующиеся на основе исторически изменяющихся критериев.

Нарисовав отталкивающий в своем цинизме образ истории, состоящий из картин насилия, афер, преступлений, дворцовых комбинаций и грызни претендентов на власть, Парето пытался доказать, что гуманизм в этих условиях не более чем предрассудок, что будущее находится в руках поли­тиков, лишенных совести, не задумывающихся об общественных послед­ствиях своих действий, лишь бы они вели к сохранению их власти.

В целом общественно-историческая концепция Парето глубоко песси­мистична. История в его представлении обречена совершать вечно повто­ряющиеся циклы, в движении которых нет никакого заметного прогресса: восходящая часть кривой является «причиной» или условием ее нисходя­щей части, не более. Пессимизм Парето объясняется крушением полити­ческих идеалов определенной части общества, неверием в общественный прогресс и демократию. Но за этим неверием четко проступала политиче­ская идеология, оправдывающая насилие.

Признание пришло к итальянскому социологу в Америке, когда в 1935 году его «Трактат» был издан на английском языке.

Парето читался как «буржуазный ответ Марксу или как его консерва­тивный функционалистский эквивалент» [76. Р. 423].

Структурные функционалисты восприняли и переработали паретов-скую теорию социального действия, а также концепцию общества как сис­темы, находящейся в состоянии равновесия. Введенное им понятие равно­весия заняло видное место в структурно-функциональном анализе как од­но из его основных понятий и отправных пунктов исследования. Паретов-ский системный подход к обществу способствовал развитию той социоло-

115

гической традиции, главные интересы которой сосредоточивались вокруг проблем стабильности социальной системы и обеспечивающих ее меха­низмов контроля и принятия решений.

Сам Парето считал своим наибольшим вкладом в социальную мысль теорию «остатков» и дериватов. Иррационалистическая концепция лично­сти, интегрированная в концепцию «нелогического» действия, в общих чертах ставила проблемы психологии подсознания. Это повлияло на раз­работку соответствующей проблематики в современной социальной пси­хологии, в частности на исследование таких явлений, как извращенное сознание, механизм рационализации, функционирование предрассудков, авторитарная личность и др.

Весьма влиятельна среди современных западных политологов паретов-ская концепция идеологии. Понимание идеологий как произвольных тео­ретических построений, призванных маскировать и рационализировать предрассудки и эмоции, подчеркивает важную социальную роль систем верований. Идея о том, что человек руководствуется эмоционально окра­шенными верованиями, не вдаваясь в рассуждения об их истинности или ложности, рассматривается как одно из положений, обосновывающих «научную» организацию буржуазной пропаганды.

Пожалуй, наиболее влиятельной частью паретовской социологической системы оказалась теория элит, послужившая отправным пунктом для многочисленных исследований механизмов власти с самых различных теоретических позиций. Эта теория, взятая в контексте всех его теоретиче­ских воззрений, дает основания считать ее автора провозвестником поли­тических режимов тоталитарного типа. Желая того или нет, Парето отра­зил в своих трудах некоторые значимые тенденции общественной жизни своего времени. Концентрация внимания на проблемах политической борьбы, идея биологического отбора правящей элиты, обоснование при­менения грубой силы, попирающей законность, критика рационалистиче­ского подхода к политике, подчеркивание значения иррациональных сле­пых эмоций - все это перекликается с идеями, положенными в основу пи­саний и действий официальных теоретиков и практиков тоталитаризма.