Суть и природа человека

Бытует мнение, что природа человека такова, как и природа животных. Но в социальной, человеческой среде возникают проблемы, которые свалились на человечество в ходе развития Разума, формирования мышления, тем более абстрактного мышления. Эти проблемы, названные Лоренцом проблемами Беды, имеют три основных источника: создание оружия, внутривидовой отбор и головокружительный темп развития.

Вряд ли кто будет отрицать, что человек многообразен в своих проявлениях и сути. Это первый постулат, из которого я исхожу в данной работе. И второй – в человеке много, очень много от животного, и в первую очередь, - агрессивность. Я думаю, что именно этот второй постулат найдет многих сторонников и, пожалуй, больше оппонентов и противников.

Природа человека всегда интересовала мыслителей и продолжает интересовать до сих пор. Какова она? Что лежит в его основе? Китайский философ Мен-цзы считал, что человек изначально имеет «добрую» природу и зло он творит исключительно под принуждением. Другой мыслитель (также китайский) Сюнь-цзы придерживается противоположной точки зрения – «человек имеет злую природу». Кто же прав?

Начиная с древнегреческих философов, принято считать, что в человеке есть нечто такое, что составляет его сущность. Это «нечто» называется «человеческой природой». Этой природой человек и пытается объяснить всю свое деятельность: оправдать и объяснить ложь и подлость, алчность и мошенничество, насилие и зло. Специфичность «человеческой природы» объясняется анатомо-физиологическим строением человека и имеет свою психическую и физическую неповторимость. Наиболее глубинные корни человеческой сути раскрываются сложным комплексом психологии, этологии, социологии и биологии.

В сопоставлении концепций З. Фрейда и В. Франкля, на мой взгляд, полностью проявляется точка зрения на человека как биосоциального существа. С одной стороны, - доминанта животных инстинктов, диктат подсознательного, с другой, - основанная на огромном личном опыте, вера в социальную сущность человека. Первоначально З. Фрейд практически игнорировал феномен человеческой агрессивности, предполагая, что половой инстинкт и инстинкт самосохранения являются доминирующими силами в человеческой природе. Однако, вскоре ему пришлось отказаться от своих же представлений, выдвинув в качестве основной дихотомии пару «Эрос - Танатос» - влечение к жизни и влечение к смерти. Инстинкт смерти всегда направлен против всего живого – себя самого и других. Иногда он связан с сексуальным инстинктом и выражается в форме садизма или мазохизма. Основная теоретическая позиция З. Фрейда исходит из того, что человек одержим одной страстью – страстью разрушать всех и вся, и этой драматической альтернативы ему вряд ли когда-либо удастся избежать. Иными словами, З. Фрейд исходил из того, что агрессивность является не реакцией человека на какие-либо внешние или внутренние раздражители, а некий постоянно присутствующий в организме импульс, обусловленный самой природой человека, его конституцией.

В одной из своих работ В. Франкл (1985) пишет: «Несмотря на нашу веру в человеческий потенциал человека, мы не должны закрывать глаза на то, что человечные люди являются и, быть может, всегда будут оставаться, меньшинством. Именно поэтому каждый из нас чувствует вызов присоединиться к этому меньшинству. Дела плохи. Но они станут еще хуже, если мы не будем делать все, что в наших силах, чтобы улучшить их». То, что мало, что встречается редко, что является дефицитом, то более желанно.

На мой взгляд, будучи правыми в своей изначальной позиции, и тот, и другой, ошибается в одном. Почему-то каждый из них рассматривает человека каким-то усредненным существом (неважно, биологическим или социальным), при этом, нисколько не допуская и не предполагая, что человек может быть неоднородным в зависимости от соотношения этих двух начал в нем: люди-звери, люди-человеки и люди-личности. Возможно, именно такой подход позволит нам понять и осознать многообразие человека и его истинную сущность.

С В. Франклем можно согласиться частично. И вот почему. Безусловно, человечное в человеке имеется в каждом из нас, поскольку все мы относимся к данному роду; каждый из нас есть продукт человеческой среды, конечно, не исключая биологическую природу человека. Но ждать, пока оно станет больше в каждом из нас в отдельности, и тем самым дела наши пойдут хорошо, по крайней мере, наивно. Поскольку селекция Homo Sapiens шла в направлении культивирования «послушного большинства», довольного тем, что удовлетворяет свои биологические и социальные потребности (в меру развития того общества, в котором обитает этот каждый). Другое дело, что не надеяться на увеличение человеческого потенциала, а разграничивать людей, по крайней мере, «человечных» и «не очень». Иными словами, есть просто «люди-человеки» (как человеческая особь), в которых зло пассивно-деструктивного характера оказывается сильнее и предпочтительнее добра, и «люди-личности», у которых конструктивное начало (морально-нравственное, творческое, созидательное) доминирует над злом.

Быть человеком – значит выходить за пределы самого себя. Это значит, быть и видеть себя в других. Быть человеком – значит всегда быть направленным на что-то или на кого-то, отдаваться делу, которому человек себя посвятил, человеку, которого он любит, или богу, которому он поклоняется. Русский писатель М. Горький писал, что «Человек! Это звучит гордо!». Сказано очень красиво! Но вряд ли это можно отнести ко всем людам! Таких людей – единицы.

Критикуя инстинктивистские и бихевиористские теории агрессивной сущности человека, Э. Фромм приходит к заключению, что «…агрессивное поведение людей, проявляющееся в войнах, преступлениях, личной драчливости и прочих типах деструктивного и садистского поведения, имеет филогенетические корни. Оно запрограммировано в человеке, связано с врожденным инстинктом, который ждет своего места и часа и использует любой повод для своего выражения». Э. Фромм противопоставляет две теории – инстинктивизм К. Лоренца и бихевиоризм, и сам, как уже отмечалось, выступает в качестве истинного марксиста. Инстинктивизм К. Лоренца, соединив два положения о врожденной и реактивной природе агрессивности, не видит в человеке человеческое и сводит все к его животной сущности, игнорируя все социальное в человеке, в первую очередь, социальную сущность. Бихевиоризм интересуется и подчеркивает в человеке только поведение и социальные стимулы; он не видит в человеке души. Не человек, проявляющий себя в том или ином поведении, а поведение само по себе.

В своей статье «Три очерка по теории сексуальности», опубликованной в 1905 г., З. Фрейд рассматривал агрессивность как одну из составляющих сексуального инстинкта. Затем в 1915 г. он высказал предположение, что, являясь составной частью сексуального инстинкта, деструктивность проявляется еще и как независимая от сексуальности сила. Источником ее являются инстинкты Я. Иными словами, в основе этого второго типа агрессивности З. Фрейд видит ненависть, то есть отражение внешнего мира нарциссической сутью человека. Здесь Фрейд противоречив. Он то ругает религию, называя ее иллюзией, то цитирует одну из заповедей Христа («возлюби ближнего своего, как самого себя»). Но как это осуществить? Как полюбить другого? За что полюбить? За то, что он мне близок и дорог? За то, что он мал и нежен, красив и приятен? А может за то, что он похож на меня? Значит, я люблю в нем себя?! Значит любовь это нарциссизм! Это продолжение себя в другом! Но ведь в другом, это уже не во мне! Значит лишь за то, что и он дитя природы (Бога)! Но сколько же таких детей! Разве на всех хватит любви?

Сама личная жизнь З. Фрейда (на пятом десятилетии своей жизни он практически ежедневно стал думать о том, как он будет умирать) подвела его к мысли о том, что в центре человеческого существования находится конфликт между жизнью и смертью. Он утешал себя мыслью, что «смерть – сокровенная цель жизни». Этот конфликт есть естественное развитие, изначально заложенное в основу всего живого. Любое движение имеет начало, которое приводит к концу, к остановке. Однако конец чего-то одного означает начало чего-то другого. И так до бесконечности! Все живое – от одноклеточного организма до человека, от простейших растений до приматов, от бактерий до любых макроорганизмов – это «движение к смерти» буквально с момента рождения. Рождение уже есть начало смерти.

З. Фрейд считает, что человек одержим одной лишь страстью – жаждой разрушать либо себя, либо других людей, и эта страсть фатальна. Эта гипотеза предполагает, что агрессивность является не реакцией на раздражение, а некий постоянный импульс, обусловленный самой природой человека. Танатос – это биологическая сила, действующая в любом живом организме и заставляющая организм совершать действия, направленные либо на саморазрушение, либо на разрушение других особей. Но это не так на практике. С явно гипертрофированной точки зрения З. Фрейда, сексуальные потребности (а также голод) составляют сравнительно большую долю среди всех мотивов поведения человека. Это и есть суть человека, по крайней мере, части человечества.

С точки зрения Фромма стержнем мотивационной сферы человека также являются страсти, такие как потребность в любви, нежности и солидарности, в свободе и правде, в сохранении чести и совести. Человеком владеют такие страсти, как жажда власти, подчинения и разрушения, а такие слабости, как нарциссизм, жадность, зависть и тщеславие. Эти страсти влекут человека по жизни.

Соглашаясь с З. Фрейдом, что агрессивность не является реакцией на внешние раздражители, К. Лоренц считает, что она представляет собой собственное внутреннее напряжение, которое требует разрядки и находит выражение, невзирая на наличие или отсутствие раздражителя. Теория Лоренца исходит из предположения, что внутривидовая агрессия является функцией, которая служит выживанию самого вида. Он утверждает, что агрессивность играет именно такую роль распределения отдельных представителей одного вида на соответствующем жизненном пространстве, обеспечивая селекцию «лучших производителей» в защиту материальных особей, а также устанавливая определенную социальную иерархию. К. Лоренц и его сторонники видят в человеке только его инстинкты и их эволюцию. Конечно, сходства между человеком и животными есть, и они лежат на поверхности, но проводить аналогии, методологически не правильно.

Теория К. Лоренца, полностью разработанная в монографии «Агрессия (так называемое «зло») (1994), указывает на механизм возникновения агрессии, а также исходит из предположения, что агрессивность служит делу самой жизни, способности выживания индивида и всего вида. Он исходит из того, что все живые существа наделены врожденной агрессивностью, которая ведает и движет естественной борьбой за выживание, в которой оборонительная, защитная агрессивность не спонтанна и не постоянна, а представляет собой реакцию на угрозу витальным интересам. Этот тезис помогает К. Лоренцу объяснить деструктивные импульсы человека, объединенные в понятие «агрессия». Опираясь на естественноисторический метод в изучении агрессивного поведения животных, он пришел к неоднозначным выводам. К. Лоренц дал нам, с одной стороны, представления о социальной организации животного мира, а с другой, - переориентировал нас в осмыслении роли моральноэтических норм в формировании и проявлении агрессивного поведения. Он впервые высказал мысль, что агрессивное поведение является конечным продуктом в длинной цепи внутренней мотивационной системы напряженности (фрустрации), а также конфликта различных мотивов, находящих свое выражение в агрессии. Изучив поведение животных, К. Лоренц сопоставил свои наблюдения с поведением людей и пришел к выводу, что эмоции и поступки людей являются филогенетически измененной программой на генетическом уровне. Иными словами, это отголоски идущих из глубины веков, от наших предков биологических механизмов, основной из которых это инстинкт борьбы за существование.

Природа создает, никогда не нарушая собственных законов. Чего не скажешь о человеке. Все живое на нашей планете развивалось и формировалось в условиях естественной борьбы за существование. И, в первую очередь, в условиях конкуренции между ближайшими родственниками. Борьба же между представителями разных видов, в частности между «хищниками и их жертвами», никогда не приводит к полному уничтожению жертвы; между ними всегда устанавливается некоторое равновесие, которое выгодно для обоих. Если кто и непосредственно угрожает существованию вида, это не «пожиратель», а конкурент из того же вида. Столкновение между хищником и жертвой вообще не является борьбой как таковой. Удар лапы, которым лев сбивает свою добычу, формой движения подобен тому, каким он бьет соперника, однако внутренние истоки поведения охотника и бойца совершенно различны. «Буйвол вызывает в нем не больше агрессивности, чем во мне аппетитный индюк» - говорит К. Лоренц (1994).

Внутривидовую агрессию К. Лоренц считает наиболее серьезной опасностью, какая грозит человечеству в современных условиях культурно-исторического и технического развития. Отбор «пропускает второсортную конструкцию, …он сам, заблудившись, заходит в гибельный тупик». Это всегда происходит в тех случаях, когда отбор направляется одной лишь конкуренцией сородичей, без связи с вневидовым окружением.

Гениально! Человеку больше не с кем конкурировать, кроме как с собой. Вот и «поедает» себе подобных! К. Лоренц вспоминает шутку своего учителя О. Хейнрота: «После крыльев фазана – аргуса, темп работы людей западной цивилизации – глупейший продукт внутривидового отбора». С моей точки зрения, эта шутка звучит очень серьезно. Действительно, нельзя не замечать, что «Запад» ведет к регрессу человека. Современное индустриальное общество представляет собой ярчайший пример иррационального развития, навязанного, к тому же, в качестве примера подражания многим развивающимся странам и народам. Развитие происходит исключительно за счет конкуренции между собратьями по виду. Агрессивное поведение современного человека перерастает в нелепый гротеск. Причем эта агрессивность как злое наследство, сидит в крови у людей и является результатом внутривидового отбора.

Едва лишь люди продвинулись настолько, что стали социально организованы и ограничены от внешней опасности (голод, холод, дикие звери), так что эти опасности утратили роль существенных селекционных факторов – как тотчас же в игру должен был вступить пагубный внутривидовой отбор. Движущим фактором отбора стала конкуренция, противостояние, война, которую вели друг с другом соседствующие племена. А война должна была до крайности развить все так называемые «воинские доблести». Поединок служит полезному отбору лишь там, где бойцы проверяются не только внутривидовыми дуэльными правилами, но и схватками с внешним врагом. Агрессивное поведение животных выполняет три функции: распределение по жизненному пространству, отбор в поединках, защита потомства. Агрессивность человека, пожалуй, выполняет только первую функцию - распределение по жизненному пространству, хотя оно у одних и без того достаточно. Потомство человека в подобной защите не нуждается; и в результате агрессии не всегда «отбираются» сильнейшие.

К. Лоренц считает, что «есть три усиленные могучими эмоциями препятствия на пути к познанию себя. Первое из них легко устранимо, второе, при всей пагубности, заслуживает уважения, третье – можно простить, но с ним управиться труднее всего. Все эти препятствия переплетены с величайшим, на мой взгляд, человеческим пороком – гордыней. Первое препятствие – самое примитивное, мешает самопознанию, запрещает ему видеть историю собственного возникновения. Инстинктивисты предполагают, что человеку, возможно, обидно, что он произошел от обезьяны, и он всячески старается отрицать это». По крайней мере, можно предположить, что не все «человеки» произошли от обезьяны. Второе препятствие – это эмоциональная антипатия к признанию того, что наше поведение подчиняется законам естественной причинности. Третье препятствие – это наследие идеалистической философии. Она делит мир на две части: мир вещей и мир человеческого внутреннего закона.

Кажется, научившись не совсем эффективно, но достаточно хорошо управлять многими природными явлениями, достаточно распознав естественные явления, установив свою власть над физическими процессами, человек не научился разумно направлять процессы социальные. Человек, достаточно знающий об эволюционном становлении органического мира, не может внутренне сопротивляться осознанию того, что и сам обязан своим существованием этому прекраснейшему из всех естественных процессов.

Пожалуй, самое главное, чего добился человек, это умение ставить перед собой вопрос о последствиях своих поступков. Возможно, это и спасло от самоуничтожения. Да, человек не погиб до сих пор, но с развитием цивилизации, науки все больше становится количество жертв, все изощреннее, «чище», отдаленнее и «цивилизованнее» становятся способы жертвоприношения. Где гарантия, что когда-нибудь не наступит развязка? Человеческое познание не безгранично; но оно постоянно доказывает, что мы не знаем, где проходит его граница.

Моей задачей не является детальный анализ всех теоретических учений о сущности и природе человека, и, в контексте исследования агрессивности, учений о социальных и нормативных представлениях. Поэтому, мы остановимся лишь на некоторых из них, имеющих определенный познавательный интерес.

Еще в древности говорили о том, что человек рождается разумным, следовательно, и свободным духом; он рождается со стремлением нести добро в этот мир. Они утверждали, что человек рождается добрым и разумным, и если в нем развиваются негативные наклонности, то причиной тому являются негативные обстоятельства, воспитание и примеры.

Следует подчеркнуть то общее, что имеется между всеми древними, имеющими историческое значение, учениями, - это мифологические (божественные) представления о возникновении жизни, человека, человеческих взаимоотношений, природы и общества. Более примитивные представления первобытного, дородового общества в последствии переросли в более развитые и развернутые, религиозно окрашенные и религиозно подпитанные воззрения ранних классовых обществ. У всех древних народов (и существующих ныне, и вымерших) – египтян, шумеров, хетов, ассирийцев, китайцев, индусов, евреев, греков, армян и других, - вся человеческая деятельность регулировалась и декларировалась или богами, или их ставленниками. Иными словами, человеческая природа древними понималась как предопределенная свыше, то есть Богом. В «Законах Ману» (древнеиндийском своде законов) сказано очень четко и ясно: «Какое качество он установил для каждого при сотворении – зловредность или безвредность, мягкость или жестокость, дхарму или адхарму (права или не права), правду или ложь, - то само по себе проникло в него». В том же своде законов диалектически представляется концепция «дхармы», отражающая ее изменчивость во времени, то есть от одной эпохи к другой, от одних нравственных устоев к другим и т.д.

Мифологические представления достигли особого расцвета у древних греков. Это касается не только их представлений о красоте, искусстве и т.д., но и их воззрений о природе человека, о человеческих взаимоотношениях и общественном строительстве. В учении Демокрита о нравственном и порочном подчеркивается важность соотношения естественного и искусственного. Под естественным Демокрит понимал то, что существует по природе, по правде, в реальности, противопоставляя естественному искусственное. То есть, что большинство людей способно познать и понять лишь только «общее мнение», «темное» чувственное познание, в то время как познание природы (то есть познание естественного) дано только избранным людям, мудрецам. Тем самым, он предполагает, что искусственное есть изобретение людей, есть законы (причем «дурное изобретение») над которым могут встать только мудрецы, живущие свободно. Выше закона Демокрит ставил только добродетель, считая, что «тот, кто воспитывает в добродетели убеждением и доводами рассудка, окажется лучше, чем тот, кто применяет закон и принуждение. Ибо тот, кто воздерживается от несправедливости, только подчиняясь закону, будет, вероятно, грешить втайне; тот же, кого побуждают поступать должным образом его убеждения, вряд ли станет делать что-нибудь неподобающее, все равно тайно или явно». То есть Демокрит считает добродетель (делание добра) внутренним влечением. Говоря современным языком, это есть проблема его совести – может ли человек поступить так, как должен, или так, как хочет, или так, как нужно.

Аристотель говорил о справедливости как о чем-то промежуточном (уравновешивающем) между тем, что в излишке, и тем, чего недостает.

Одним словом, древние греки говорили о внутри- и межчеловеческих взаимоотношениях как о договорных правилах человеческого общения, нарушения которых обязательно влекут возможные наказания. Согласно Эпикуру именно страх перед наказанием сдерживает людей от нарушений социальных норм.

С точки зрения стоиков, человеческая природа является частью общей природы. Поэтому, высшая цель – это жить в согласии с природой. Согласно своей природе и общей природе, ничего не делая такого, что запрещается общими законами, а именно, правильным разумом. Из этого надо исходить во всем.

Армянский мыслитель 5-го века Езник Кохбаци, назвавший свой главный труд «Книгой опровержений (о добре и зле)» (1968), подчеркивал, какую значимость он придавал философской проблеме добра и зла. Оставаясь в рамках христианских учений, Кохбаци считал, что все прекрасное и доброе в мире сотворено богом. Он писал, что все прекрасное в мире обусловлено добром, полагая, что творцом прекрасного может быть только доброе начало. Однако, если в боге красота и добро неотделимы и в какой-то степени тождественны, то совсем иное соотношение между ними в мире чувственных, конкретных явлений действительности. Добро и зло воздаются человеку в соответствии с мерой его добродетели и поэтому зависят от характера его действий в различных жизненных обстоятельствах. Прекрасное же, по Кохбаци, даруется богом изначально.

В проблемах понимания психологической сути человека средневековье практически ничего позитивного не дало. В ту эпоху все всецело находилась под влиянием христианской религии, которая не позволяла углубляться в чем бы то ни было дальше церковных догм. Любое не «богоугодное» учение церковь объявляла ересью, и их создателей и последователей подвергала нечеловеческим гонениям. Однако, несмотря на это, были достойные учения и разработки, внесшие свой вклад в развитие учения о Человеке. И среди них, в первую очередь, взгляды Фомы Аквинского.

Он исходил из того, что люди могут быть как добрыми и совершенными, так и злыми и порочными. Он подчеркивал, что общество и закон должны воспринимать людей такими, какими они есть в действительности – со всеми их слабостями, недостатками и достоинствами. В своем учении о законах Ф. Аквинский выделял четыре типа: вечный, естественный, человеческий и божественный. Что понимал Ф. Аквинский под каждым из выделенных им типов закона? Человеческий закон, в его понимании, есть положительный закон, который предусматривает и предполагает принуждение против него самого (человека). «Добродетельным и совершенным людам» этот закон совершенно не нужен, поскольку в своей жизни они ориентируются естественными законами. В то же время, порочные люди должны постоянно жить под страхом наказания и принуждения, которые развивают в людах их врожденные естественные свойства, приучают их к соблюдению социальных норм и установок, и тем самым постепенно преодолевают в себе порочные привычки. Хотя вряд ли история человечества может дать нам хотя бы один пример подобного перевоспитания порочного по сути человека.

В ходе развития взглядов на сущность человека, в поисках разумных форм человеческих взаимоотношений, в процессе высвобождения личности из коллектива мыслители последующих эпох больше опирались и исходили из философии античного периода, нежели периода темного средневековья. Основной причиной этого являлись достижения естествознания. Отвергая чисто теологические установки (божественный закон) Ф. Аквинского, Ф. Бекон (1971) в качестве основного источника несправедливости человеческой жизни выделял насилие (как таковое), коварство (прикрывающееся именем закона) и жестокость (самого закона). Он рассматривал общество и человека как естественный процесс, а законы человеческого общежития выводил из разума и опыта. То есть Ф. Бекон рассматривал человека как биосоциальное существо.

С нашей точки зрения для понимания сущности человека интересна концепция Т. Гоббса (1936) о праве и социальных нормах. Гоббс считал, что равенство людей по природе предполагает их равные возможности вредить друг другу. Так же как и Ф. Бекон, он видел в человеке три основные причины вражды (агрессивности) – соперничество, недоверие, любовь к славе. Следовательно, естественным состоянием для людей, по Гоббсу, является состояние всеобщей непрекращающейся войны «всех против всех» до тех пор, пока люди живут без общей власти, держащей их в страхе. Но в этой борьбе «всех против всех» каждый человек имеет право защищать и отстаивать свое естественное право на жизнь, свободу и имущество. «Свобода людей, - пишет Дж. Локк (1960), - это свобода следовать … собственному желанию во всех случаях, когда этого не запрещает закон, и не быть зависимым от непостоянной, неопределенной, неизвестной, самовластной воли другого человека». Он считает, что «благожелательность, изначально заложенная в человеке природой, обеспечивает нравственные мотивы поведения и ведет к разумному отношению с ближними и созданию добра вокруг себя». И в таком предположении он не одинок.

Если бы так! Как скажет потом один из классиков марксизма «нельзя жить в обществе и быть независимым от него!». Ни одно общество еще не придумало такой строгости закон, который бы ликвидировал посягательства одного человека на другого. И все дело не только в социальной регламентации взаимоотношений людей, но и в биологической сущности человека, которая не поддается контролю со стороны общества.

Как существо биологическое, природное человек, безусловно, подчиняется естественным законам (по Ф. Аквинскому). Но, будучи одновременно существом социальным, иными словами, существом разумным и действующим (Homo Sapiens и Homo Faber), он постоянно нарушает законы естественного развития. С точки зрения Ш. Монтескье (1955) это происходит в силу ограниченности человеческого разума, а также подверженности разума влиянию страстей, эмоций и заблуждений, которые и являются основной причиной социальных девиацией.

Другой мыслитель позднего средневековья Жан-Жак Руссо (1969) причины социальных пороков видел в распаде «первобытного коммунизма», в появлении частной собственности, классов, в углублении неравенства людей. Бесспорно значение общественных отношений в появлении многих человеческих пороков. Признавая это, нельзя, с другой стороны, игнорировать значение природных, естественных корней человека, что совершал именно Руссо, подчеркивая, что «мудростью закона, а не суровостью их исполнителей» можно преодолеть все негативные явления общественной жизни.

Человеческий ум склонен к построению всяких конструкций и обобщений. Высказывая правильные по сути истины о роли и значении просвещения в развитии человеческой цивилизации, эти авторы наивно ошибались в том, что просвещенность некоторой, совершенно незначительной части населения переносили на все человечество и приходили к утопическим абсурдам. Делая ставку на просвещенность, надлежащее воспитание, образование, на создание «умных законов», французские просветили 18-го века К. Гельвеций, Д. Дидро, П. Гольбах считали, что «умелым правлением человеческими страстям и интересами» можно предотвратить социальные отклонения – зло и бедствие. Причиной порождения зла в человеке К. Гельвеций (1974) считал невежество. Отсюда и его гипертрофированное отношение к воспитанию и просвещению. Возникает логический вопрос, только ли невежество и непросвещенность являются источником зла в каждом человеке и обществе в целом?! Вся история цивилизованного человечества свидетельствует как раз об обратном. Почему-то все возрастающая просвещенность и образованность целых народов и стран никак не сказываются на уменьшении агрессивности и зла в человеке. Более того, зло приобретает более изощренный, так сказать интелектуализированный характер, и все чаще совершают его образованные люди. Ярким премером тому в наши дни служит террористический акт в Нью-Йорке в октябре 2001 года.

Эти философы, в отличие от современных бихевиористов, говорили не о социальной инженерии, не о «формировании и создании» сознания, а о социально-политических изменениях самого общества. Они верили, что «хорошее общество» должно создать условия для формирования «хорошего человека».

Как бы не критиковали в наше время (и особенно в нашем постсоветском обществе) идеи коммунистического (социалистического) толка, нельзя не отметить гениальную мысль, высказанную французским социал-утопистом Фурье. Критикуя все предыдущие эпохи и общества, он отметил, что человечество до сих пор не уяснило для себя значение «божественно предустановленного социального кодекса». Основной смысл этого кодекса – признание природных свойств и страстей человека в качестве двигателя социального процесса от беспорядка к гармонии. Сказано гениально!

Проблема человека в контексте правильного, должного, нормативного интересовала и И. Канта. Он писал, что «если существует наука действительно нужная человеку, то это та, которая учит каким надо быть, чтобы быть человеком». И. Кант считал, что зло в человеке порождает незнание того, каким надо быть. Ну а зло требует свершения справедливости, если даже погибает весь мир. Мир никоим образом не погибнет оттого, что злых людей стает меньше. Он считал, что «внутренне противоречивое и саморазрушительное моральное зло, хотя и медленно, но уступает место моральному принципу добра». Здесь с ним, конечно, можно поспорить!

С точки зрения И. Канта, только внутренний закон человеческого разума порождает категорический императив в качестве ответа на вопрос «в себе». Он не отождествляет понятия «разум», «рассудок» и «ум», «интеллект». Он считает, что «разумное» создание не может причинить вред другому созданию. Иначе говоря, «ум, интеллект» может позволить выявиться чувствам, инстинктам.

Развитие любого общества, основным объектом которого являются люди – носители морально-нравственных категорий добра и зла, есть конфликт между отдельными его образованиями и институтами – прослойками, группами, силами и т.д. Там где задеты интересы какой-либо группы, объективность уступает место «классовости». Говоря словами марксистов – это конфликт между производительными силами и производственными отношениями. Именно этот конфликт обусловливает характер социальных ценностей, норм, установок, природу их отклонений и т.д. То есть историческое развитие человеческого общества (человеческой среды) создает определенные соционормативные акты. Развивая идеи Ж.-Ж. Руссо, марксизм подчеркивал, что коренная социальная причина эксцессов, состоящих в нарушении правил общежития, есть эксплуатация масс, нужда и нищета их, Вся история человечества есть история насилий и грабежа, крови и грязи. Насилия и грабежи характерны не только для эпохи капитализма, на что указывали классики марксизма, но и всей истории человечества – от первобытного стада до эпохи развитого социализма, который мы уже пережили однажды. Безусловно, каждая эпоха привнесла свой вклад в понимание природы и сути человека. Безусловно и то, что каждое понимание ставило больше вопросов, чем находило ответов на них. Но, с моей точки зрения, 20-й век, с его бесконечными достижениями и завоеваниями, привел к пониманию того, что объяснить и понять суть человека с какой-либо одной позиции, одной, даже самой что ни есть фундаментальной, невозможно – будь то материалистическая теория или идеалистическая, биологическая трактовка человека или социологическая. Можно забегать вперед, можно отставать, можно ошибаться и заблуждаться – все это заложено в психологическую природу человека. Но главное заключается в том, какова дистанция отрыва от действительности. И в наше время дистанция эта неуклонно сокращается. Но, как говорил поэт, «лицом к лицу лица не увидать. Большое видится на расстоянии».

Важно не забывать, что человек – это животное. Его место в природе определяется не тем, что его роднит с животными, а тем, что его делает человеком. Основополагающими признаками человека Simpson G.G. считал такие черты, как разумность, гибкость мысли, способность к проявлению индивидуальности, а также «социальность» (1951, 1953). Автор определяет человека как примата, который начинает свое развитие в тот момент эволюции, когда инстинктивная детерминация становится минимальной, а развитие мозга достигает максимального уровня. С этого момента Разум стал вести человека по жизни. Но он порой оказывался слабым и ненадежным. И тогда на него воздействовали и подавляли инстинкты и желания, влечения и страсти, перед которым Человек не мог и не может устоять. И как ни парадоксально, но Разум не только не заменил инстинкты, но и здорово осложнил задачу жить. Хотя бы потому, что он (разум) может предвидеть страдания. Разум, самосознание, рассудок разрушают ту гармонию естественного существования, которая свойственна всем животным. «Благодаря» разуму человек, как часть природы, стал противостоять ей. Он чувствует себя неуютно в природе. Во все времена, начиная с доисторических и кончая современностью, человеческое бытие сопровождалось ситуациями, переполненными угрозой жизни или здоровью, угрозой себе или своим ближним, угрозой собственности или достоинству и чести.

Человеческие трагедии – преступления, войны, страдания и страхи – вызывают конфликт экзистенциального характера. А счастья в этой истории ровно столько, что, пока оно есть, мы мучительно боимся его потерять, когда же оно уходит, страдаем еще больше. Этот конфликт создает определенные психические потребности, которые у всех людей одинаковые. Каждый человек преодолевает свой страх, свою изолированность, беспомощность и заброшенность. Причины этих потребностей кроются в условиях существования. Потребности одинаковые, но удовлетворяются они по-разному в зависимости от характера конкретного человека. Первая реакция на угрозу – это страх, который обычно мобилизует либо реакцию нападения, либо тенденцию к бегству. Последний вариант часто встречается, когда человек ищет выход, чтобы «сохранить свое лицо». Если же условия столь жестки, что избежать позора (или краха) невозможно, то тогда возможна реакция нападения. Реакция бегства зависит от интенсивности угрозы и от степени физической и психической выносливости субъекта, его уверенности в себе. Причиной страха могут быть события, которых кто угодно испугается. А с другой стороны, человек может быть настолько слабым и беспомощным, что напугать его ничего не стоит.

Страх, как и боль – это очень неприятное чувство, и человек пытается любой ценой от него избавиться. Есть много способов преодоления страха. Например, медикаменты, секс, сон, алкоголь, общение и т.д. Но одним из самых действенных приемов вытеснения страха является агрессивность. Если человек находит силы из пассивного состояния страха перейти в нападение, тут же исчезает мучительное чувство страха. А этот процесс зависит от характера – относительно постоянной системы всех не инстинктивных влечений (стремлений и интересов), связывающего человека с социальным и природным миром. Иначе можно сказать, что это человеческий эквивалент животному инстинкту, это вторая натура человека.

С точки зрения Э. Фромма (1994) именно на различиях между инстинктом и характером основано различие двух видов агрессии. Инстинкт – это ответ на физиологическую потребность человека; характер – это ответ на экзистенциальные потребности, представляющие собой сугубо человеческие категории.

Природа человека всегда проявляется в ситуациях экстремального характера. Именно в таких ситуациях человек проявляет такие формы поведения, которые в повседневной жизни как-будто бы не свойственны человеку. В повседневной мирной жизни человек больше проявляет себя как закостенелый эгоист, увлеченный только собой, в крайнем случае, своими ближними. Он не станет рисковать собой ради других или делиться с ними куском хлеба. Но в условиях экстремальности он проявляет эти качества в полной мере. Объяснения этому французские утописты видели в просвещенности человека.

Но к пониманию действительности, как отмечается в материалах одного из «круглых столов», организованных Психологическим Журналом (1990), исторически сложились два подхода. Один подход основан на прямом превосходстве; он прост, понятен, опирается на прошлое, жестокое, но впечатляющее, черпает силу в традиции, которая выступает как эффективный заменитель смысла. Другой первоначально представляется достоянием меньшинства и распространяется лишь со временем; он силен критическим анализом фактов, требует понимания аргументов, выдвижение перспектив, сравнивает настоящее не с прошлым, а с будущим. Первый ориентирован на прямое действие, второй – на оценку реального направления, по которому могут пойти события, и соответствующую ориентацию деятельности. Следовательно, действовать можно с позиции силы и с позиции смысла. Соответственно и понимать, и действовать можно по разному. В соответствии с теми данностями, которые заложены и развиты, каждый из нас делает свой выбор!

Следует ли отсюда, что результаты процесса понимания, его итоги подлежат оценке исключительно с позиции дихотомии «истинно - ложно»? К сожалению, вся история человечества этому и нас учит. Мы привыкли именно к такой оценке.

Подобного рода подход имеет глубокие исторические корни и широко распространен. Но покоится он на весьма шатких основаниях. Поскольку понимание есть в той или иной мере процесс творческий, а значит и индивидуальный. Ведь продукт понимания не просто воспроизводится, а создается. Я не хочу сказать, что нет ничего неправильного, что все правильно или, что все относительно. В конечном счете, это в чем-то справедливо. Нет, существуют взгляды полностью и бесповоротно ошибочные, но их специфическая особенность именно в том и состоит, что они отвергают смысл и взывают к силе. Именно страх перед силой – могущественной, непонятной, земной или неземной, заставляет принять тот или иной смысл.

Для того чтобы удержаться в жизни, человеку необходима система координат, жизненных ориентиров, ценностных ориентацией. Нет ни одной культуры, которая могла бы обойтись без системы ценностных ориентаций или координат. Есть она и у каждого индивида. Необходима цель, которая указывает, куда идти.

Как считает Э. Фромм, в соответствии со своими экзистенциальными потребностями человек имеет две реальные возможности: либо остановиться в своем развитии и превратиться в порочное существо, либо полностью развернуть свои способности и превратиться в творца. А какая из этих возможностей станет действительностью – это во многом зависит от того, есть ли в обществе условия для роста и развития индивида или нет. Наивно так предполагать. А где тогда естество, натура человека, его сущность, его задатки? Было бы так, как считает Э. Фромм, то тогда среди высших классов общества появлялись бы только творцы.