4. Дарвинизм и состояние общества

Таким образом, нельзя утверждать, что женщины по величине их

мозговой массы ниже мужчин, но тем не менее, не следует

удивляться, что в настоящее время женщины в умственном

отношении таковы, каковы они есть. Дарвин имел, конечно, право

сказать, что со списком выдающихся мужчин в поэзии, живописи,

скульптуре, музыке, науке и философии не может выдержать

сравнения подобный же список выдающихся женщин в тех же

областях. Но разве может быть иначе? Было бы удивительно, если

бы дело обстояло по-другому. Потому и доктор Додель (Цюрих)218

замечает, что все было бы не так, если бы в течение ряда

поколений женщины и мужчины одинаково воспитывались и им была

бы дана одинаковая возможность упражняться в этих искусствах и

науках. Женщина в среднем слабее мужчины и физически, но этого

нет у многих диких народов219. Чего можно достигнуть упражнением

и воспитанием с молодых лет, видно на примере акробаток и

наездниц, которые совершают поразительные вещи в смысле

мужества, бесстрашия, ловкости и телесной силы.

Так как подобное развитие является делом жизненных условий и

воспитания, или, выражаясь грубо естественнонаучно, делом

«выращивания», то можно считать несомненным, что физическая и

духовная жизнь людей приведет к самым лучшим результатам, как

только человек внесет в свое развитие сознательность и

целесообразность.

Развитие растений и животных зависит от условий их

существования, причем благоприятные условия способствуют их

развитию, неблагоприятные задерживают, а насильственные

вмешательства заставляют изменять их сущность и характер, если

они под их влиянием не погибают. С человеком происходит то же

самое. Способ, каким человек поддерживает свое существование,

влияет не только на его внешность, но и на его чувства, мысли и

поступки. Если неблагоприятные условия существования людей, то

есть недостатки социального положения, являются причиной

недостаточного индивидуального развития, то отсюда следует, что

изменением условий своего существования, или своего социального

положения, человек изменяет самого себя. Речь идет, таким

образом, о том, чтобы создать такие социальные условия, при

которых каждый человек получает возможность полного

беспрепятственного развития своего существа, при которых законы

развития и приспособления, получившие после Дарвина название

дарвинизма, сознательно и целесообразно применяются ко всем

людям. Но это возможно лишь при социализме.

Люди, как думающие и сознающие существа, должны сознательно

изменять и совершенствовать свои жизненные условия, то есть

свое социальное положение и все то, что стоит от него в

g`bhqhlnqrh, и притом так, чтобы для всех существовали

одинаково благоприятные условия развития. Каждый отдельный

человек должен иметь возможность развивать свои задатки и

способности к своему собственному и всеобщему благу, но у него

не должно быть власти вредить другим или обществу. Интересы

каждого должны соответствовать интересам всех. Гармония

интересов должна заменить противоположность интересов,

господствующую в современном обществе.

Дарвинизм, как всякая истинная наука, в высшей степени

демократичен220; если часть представителей дарвинизма утверждает

противное, то это свидетельствует лишь о том, что они не умеют

оценить всего значения своей собственной науки. Противники

дарвинизма, в особенности духовенство, которое всегда прекрасно

чует, что для него выгодно и что вредно, поняли это и потому

объявили дарвинизм учением социалистическим и атеистическим. В

этом со своими злейшими противниками сошелся и профессор

Вирхов, который на мюнхенском съезде естествоиспытателей в 1877

году выдвинул против профессора Геккеля положение: «Теория

Дарвина ведет к социализму»221. Вирхов пытался дискредитировать

дарвинизм, так как Геккель требовал внесения эволюционного

учения в школьную программу. Против обучения в школах

естествознанию в духе Дарвина и новейших изысканий борются все,

кто хочет удержать современный порядок вещей. Революционное

влияние этого учения понятно, отсюда и требование, чтобы оно

изучалось лишь в кругу избранных. Но мы думаем: если теория

Дарвина, как утверждает Вирхов, ведет к социализму, то это

служит доказательством не против этой теории, а в пользу

социализма. Люди науки не должны считаться с тем, что выводы из

науки ведут к тому или другому государственному устройству, к

тому или другому социальному состоянию, они не должны

считаться, оправдывает ли наука то или другое общественное

состояние, они должны исследовать, правильна ли теория, и, если

она правильна, они должны принимать ее со всеми выводами. Кто

поступает иначе, из личного ли расчета, из-за одобрения сверху,

или из классовых и партийных интересов, тот достоин презрения и

вовсе не делает чести науке. Представители цеховой науки,

особенно в наших университетах, могут лишь в редких случаях

гордиться самостоятельностью и характером. Страх потерять

доходы, лишиться благоволения сверху, быть вынужденным

отказаться от титула, ордена и повышения заставляет большинство

этих представителей сгибаться и скрывать свои убеждения или

даже публично высказывать противоположное тому, во что они

верят и что они знают. Если такой ученый, как Дюбуа-Реймон, во

время одного верноподданнического торжества берлинского

университета в 1870 году воскликнул: «Университеты -

воспитательные учреждения для духовной гвардии Гогенцоллернов»,

то можно себе представить, как думают о цели науки другие, по

своему значению стоящие ниже Дюбуа-Реймона222. Наука принижается

до служанки насилия.

Понятно, что профессор Геккель и его сторонники - профессор

О. Шмидт, фон Гельвальд и др. - самым энергичным образом

протестуют против ужасного упрека, что дарвинизм работает на

пользу социализма, и утверждают, что верно как раз

противоположное: дарвинизм аристократичен, так как он учит, что

повсюду в природе лучше организованное и сильнейшее животное

существо угнетает более низшее. И так как, по их мнению, имущие

и образованные классы являются в обществе этими лучше

организованными и более сильными существами, то они

рассматривают их господство как нечто само собой понятное, так

как оно оправдывается законами природы.

Эта часть среди наших дарвинистов не имеет никакого понятия

об экономических законах, господствующих в буржуазном обществе;

это слепое господство поднимает на общественную высоту не

kswxecn и не наиболее искусного, но часто наиболее пронырливого

и испорченного и дает ему возможность создавать наиболее

приятные условия существования и развития своему потомству,

которому не приходится для этого шевельнуть и пальцем. Ни при

одной экономической системе лица с человечески хорошими и

благородными свойствами не имеют в общем так мало надежды

подняться на высшие общественные ступени, как при

капиталистическом строе. Можно без преувеличения сказать, что

надежды на это повышение падают вместе с тем, как эта

экономическая система достигает своего высшего развития.

Безграничная беззастенчивость в выборе и применении средств -

неизмеримо более действительное и успешное оружие, чем все

человеческие добродетели, взятые вместе. Считать общество,

построенное на подобной основе, обществом «способнейших и

лучших» может только тот, чьи знания о сущности и природе этого

общества равны нулю, или тот, кто под господством буржуазных

предрассудков отучился думать и делать выводы. Борьба за

существование имеет место у всех организмов независимо от

обстоятельств, которые их к этому принуждают, она происходит

бессознательно. Эта борьба за существование происходит и среди

людей, среди членов каждого общества, в котором исчезла или еще

не восторжествовала солидарность. Эта борьба за существование

изменяется в зависимости от форм, которые принимают социальные

отношения людей в ходе развития; она принимает характер

классовой борьбы, которая ведется все в более широких размерах.

Но эта борьба ведет ко все большему проникновению в сущность

общества и в конце концов к пониманию законов, которые

господствуют в обществе и обусловливают его развитие, - и этим

люди отличаются от других существ. В конце концов людям нужно

только применить это познание к их политическим и социальным

учреждениям и соответственно их видоизменить. Итак, разница

между человеком и животным в том, что человек может быть назван

мыслящим животным, животное же не может быть названо мыслящим

человеком. Этого не понимает в своей односторонности

большинство наших дарвинистов, поэтому они и делают фальшивое

заключение223.

Профессор Геккель и его сторонники отрицают также, что

дарвинизм ведет к атеизму, и, устранив «творца» с помощью всех

своих научных доводов и доказательств, они делают судорожные

попытки, чтобы дать ему возможность прошмыгнуть через заднюю

дверь. С этою целью они образуют свой собственный род

«религии», которую они называют «высшею нравственностью»,

«нравственными принципами» и т. д. Профессор Геккель в 1882

году на собрании естествоиспытателей в Эйзенахе сделал в

присутствии великогерцогской веймарской семьи попытку спасти не

только религию, но и выставить своего учителя Дарвина, как

религиозного человека. Эта попытка потерпела неудачу, как

подтвердит каждый, кто читал реферат Геккеля и цитированное им

письмо Дарвина224. Письмо Дарвина говорит, правда в осторожных

выражениях, как раз противоположное тому, что оно должно было

говорить по профессору Геккелю. Дарвин должен был считаться ,с

«благочестием» своих соотечественников-англичан, поэтому он

никогда не решался публично высказать свое настоящее мнение о

религии. Но в частной беседе он это сделал, как это стало

известно вскоре после веймарского собрания: именно в беседе с

доктором Л. Бюхнером, которому он сообщил, что с сорокового

года своей жизни, следовательно, с 1849 года, он ни во что

более не верит, так как не мог добиться никаких доказательств

для веры. В последние годы своей жизни Дарвин поддерживал

атеистическую газету, выходившую в Нью-Йорке.