2. Проституция и государство

В Германской империи проституция не подлежит надзору и

государственной организации, как во Франции, она здесь лишь

терпима. Официальные публичные дома запрещены законом, и

сводничеству угрожает жестокое наказание. Но это не помешало

тому, что до сих пор во многих немецких городах, в том числе в

Майнце, Кенигсберге, Магдебурге, Альтоне, Киле, Нюрнберге,

Вормсе, Фрейбурге, Лейпциге, Регенсбурге, Гамбурге, Аугсбурге,

Вюрцбурге и т. д., существуют, как и прежде, публичные дома,

терпимые полицией145. Это положение вещей трудно понять, но

противоречие его закону известно нашим государственным

правителям. Немецкий уголовный закон угрожает наказанием, если

проститутке дают квартиру. С другой стороны, полиция принуждена

терпеть тысячу женщин, занимающихся проституцией, и должна

охранять их в их ремесле, раз они записались в реестр

проституток и подчиняются предписанным для них правилам,

например периодическому осмотру врачом. Но раз государство

допускает проституток и этим поддерживает их ремесло, то оно

должно допустить и квартиры для них и даже в интересах

общественного здоровья и порядка иметь дома, где проститутки

могли бы заниматься своим ремеслом. Какие противоречия! С одной

стороны, государство официально признает, что проституция

необходима, с другой - оно наказывает проституток и

сводничество. Такое отношение государства показывает, что для

современного общества проституция является сфинксом, загадку

которого оно не может решить. Господствующая религия и мораль

осуждают проституцию, законы наказывают ее поощрение, и все же

государство терпит и охраняет ее. Другими словами, наше

общество, гордящееся своей нравственностью, религиозностью,

цивилизацией и культурой, должно терпеливо смотреть, как

безнравственность и коррупция, подобно медленно действующему

яду, разъедает его организм. Но из такого положения вытекает

eye один вывод. Христианское государство допускает, что брак

недостаточен и мужчина имеет право на незаконное удовлетворение

половой потребности.

В то же самое время государство обращает внимание на женщину

лишь постольку, поскольку она согласна удовлетворять мужским

незаконным потребностям, то есть поскольку она становится

проституткой. Притом надзор и контроль государственных органов

распространяется только на записанных проституток, а не на

мужчину, который ищет проституток, что само собою

подразумевалось бы, если бы медицинско-полицейский надзор

должен был иметь хоть какой-нибудь успех, не говоря уже о том,

что справедливость требует одинакового применения закона к

обоим полам.

Эта государственная охрана мужчины от женщины ставит вверх

дном все отношения. Выходит так, что будто бы мужчина - более

слабый, а женщина - более сильный пол, как будто бы женщина

является соблазнительницей, а бедный, слабый мужчина -

соблазненным. Миф о соблазне Адама Евой в раю влияет еще на

наши воззрения и законы и подтверждает христианские слова:

«Женщина- великая соблазнительница и сосуд греха». Мужчины

должны были бы стыдиться своей печальной и недостойной роли. Но

им нравится эта роль «слабых» и «соблазняемых», так как, чем

больше их охраняют, тем больше они могут грешить.

Мужчины не находят удовольствия в больших сборищах, если

отсутствуют проститутки. Это нам показали, между прочим,

события на германском празднике стрелков в Берлине летом 1890

года - события, заставившие 2300 женщин обратиться к

обербюргермейстеру германской имперской столицы с петицией

следующего содержания: «Позвольте, Ваше Высокоблагородие,

напомнить Вам о том, что происходило на празднике союзной

стрельбы в Панкове в нынешнем году от 6 до 13 июля и что

проникло в провинцию через печать и через другие средства

связи. Сообщения, которые мы слушали с самым глубоким

возмущением и отвращением, говорили, между прочим, о

представлениях этого праздника вроде таких: «Первый германский

герольд, самый великий шантан в мире», «Сто мужчин и сорок

женщин». Были еще небольшие кафешантаны и будки для стрельбы, в

которых женщины особенно навязчиво предлагали себя мужчинам.

Далее «Даровые концерты», где воздушно одетые кельнерши,

соблазнительно улыбаясь, нахально и не стесняясь, приглашали на

«стрелковый покой» как гимназиста, так и отца семейства, как

юношей, так и почтенных мужей... Полиция могла бы хотя

устранить едва одетую «даму», приглашавшую посетить будку

«Тайны Гамбурга, или ночь в Сант-Паули». Но самое ужасное из

всего того, что простые провинциальные бюргеры и бюргерши едва

могут себе представить о прославленной имперской столице, - это

дошедший до нас слух, что руководители празднества допустили

вместо предлагавших свои услуги кельнеров «молодых женщин» в

большом числе как бесплатных кельнерш... Мы, немецкие женщины,

как супруги, матери, сестры, посылаем наших мужей, детей,

дочерей и братьев на службу отечеству в Берлин, и поэтому мы

покорнейше и с полным доверием просим Ваше Высокоблагородие,

при том большом и значительном влиянии, которым Вы пользуетесь

как высшее должностное лицо имперской столицы, сделать

распоряжение подвергнуть расследованию эти унижающие

человеческое достоинство вещи или принять другие по усмотрению

Вашего Высокоблагородия целесообразные меры, чтобы не

повторялись подобные оргии, а именно, также и на предстоящем

«седанском празднике»...!!!»

При всех больших и так называемых национальных празднествах,

где собирается большое количество мужчин, подобные вещи всегда

повторяются146.

Немецкие правительства часто пытались выйти из этого

opnrhbnpewh, в котором находятся по отношению к проституции

практика государственной власти и уголовное законоположение.

Они вносили законопроекты, которые, между прочим,

уполномочивали полицию отводить проституткам определенные места

для жительства. Так как приходилось признать, что проституцию

невозможно уничтожить, то считали самым практичным терпеть ее

лишь в определенных местах и здесь установить над ней надзор.

Такой закон - и все были с этим согласны - снова вызвал бы к

жизни публичные дома, которые в сороковых годах прошедшего

столетия были официально запрещены в Пруссии. Эти законопроекты

вызывали большое возбуждение и массу протестов, в которых

выражалось негодование, что государство выступает в роли

защитника проституции и тем самым внушает убеждение, что

проституция не противоречит морали и является допускаемым

государством ремеслом. Эти законопроекты, вызвавшие в общем

собрании и в комиссии рейхстага сильнейший протест, до сих пор

еще не приняты. Но уже то, что подобные проекты могли быть

предложены, показывает запутанность положения.

Государственная регламентация и контроль над проституцией не

только порождают в мужчинах веру, что государство поощряет

проституцию, но что государственный контроль охраняет их от

заболеваний, и эта вера усиливает пользование проституцией и

легкомыслие мужчин. Публичные дома не уменьшают венерических

болезней, они усиливают их, мужчины становятся легкомысленнее и

неосторожнее. О том, какое представление вызывает

государственная охрана публичных домов, можно судить по тому,

что в Англии проституток, записанных на основании акта о

проституции, в шутку называли «девушками королевы», так как они

получили привилегию по закону, провозглашенному королевой.

Опыт показал, что ни учреждение публичных домов,

контролируемых полицией, ни полицейско-врачебное исследование

не охраняют от заражения.

Так, например, тайный медицинский советник доктор Альберт

Эйленберг в 1898 году на запрос венского женского комитета для

борьбы с регламентацией проституции

ответил следующее: «В вопросе полицейского надзора за

проститутками, признавая практические трудности немедленного ее

проведения, я принципиально стою вполне на точке зрения вашей

петиции и считаю обычную в большинстве стран практику

несправедливой, недостойной и к тому же не могущей с

достаточной вероятностью достигнуть поставленной цели».

20 июля 1892 года берлинское медицинское общество

высказалось, что введение публичных домов нельзя рекомендовать

ни с гигиенической, ни с моральной точки зрения.

Природа венерических болезней часто такова, что их нелегко и

не всегда сразу можно узнать. И для уверенности нужно было бы

ежедневно делать многократные исследования. Но это при большом

числе проституток и ввиду расходов невозможно. Где приходится в

один час «обработать» от тридцати до сорока проституток, там

исследование не более как фарс, и притом одного или двух

исследований в неделю совершенно недостаточно. Так, доктор

Блашко говорит147: «Предположение, что контроль проституток

является охраной от заражения, - к сожалению, очень

распространенное и роковое заблуждение. Можно скорее сказать,

что всякий, кто вступает в сношение с проституткой или

легкомысленной девушкой, всякий раз подвергает себя очень

большой опасности».

Эти мероприятия не могут иметь успеха еще и потому, что не

касаются мужчин, которые переносят заразу от одной женщины к

другой. Проститутка, только что исследованная и оказавшаяся

здоровой, в тот же час заражается больным мужчиной и передает

болезнь ряду других посетителей до следующего контрольного дня

или до тех пор, пока она сама не заметит болезни. Контроль не

rnk|jn недействителен, но ведет еще к тому, что эти

исследования, совершаемые мужчинами-врачами, а не женщинами,

глубоко уязвляют чувство стыдливости и приводят к его полному

уничтожению. Это подтверждается большим числом врачей, имевших

дело с этим контролем148. Даже официальный отчет берлинского

полицейского управления говорит: «Можно также согласиться, что

занесение в списки заставляет подвергшуюся этой мере морально

опуститься еще ниже»149.

И проститутки делают все возможное, чтобы избежать контроля.

Дальнейшим следствием этого полицейского мероприятия является

то, что проституткам в высшей степени трудно, даже невозможно

вернуться к честному заработку. Женщина, подпавшая под

полицейский контроль, потеряна для общества; через несколько

лет она большей частью гибнет. Правильно и обстоятельно

высказался против полицейской регламентации проституции пятый

конгресс для борьбы с безнравственностью, заседавший в Женеве,

заявив следующее: «Обязательное врачебное исследование

проституток является одним из самых жестоких наказаний для

женщин, так как оно окончательно губит несчастную, насильно

подвергнутую осмотру, разрушая остаток чувства стыдливости,

которое может еще существовать у наиболее падшей. Государство,

желающее полицейским способом регулировать проституцию,

забывает, что оно обязано одинаково охранять оба пола, что оно

морально губит и унижает женщину. Всякая система официального

регулирования проституции ведет к полицейскому произволу и к

нарушению судебных гарантий, которые обеспечены всякому

индивидууму, даже величайшему преступнику, против произвольного

ареста и заключения. Так как эти правовые нарушения происходят

только ко вреду женщины, то отсюда вытекает противоестественное

неравенство между нею и мужчиной. Женщина принижается до

предела и не рассматривается более как личность. Она стоит вне

закона».

Как мало помогает врачебно-полицейский контроль, лучше всего

показывает пример Англии. До введения в 1867 году законной

регламентации случаи заболевания венерическими болезнями у

военных, по официальному армейскому отчету, составляли 91 на

тысячу. В 1886 году, после девятнадцатилетней регламентации, -

110 на тысячу, но в 1892 году, шесть лет спустя после отмены

регламентации, - только 79 на тысячу. Среди гражданского

населения с 1879 до 1882 года, следовательно во время

регламентации, случаи сифилиса составляли десять на тысячу, с

1885 по 1889 год, то есть после отмены регламентации, - 8,1 на

тысячу.

На проституток, подвергшихся исследованию, закон действовал

совсем иначе, чем на войска; в 1866 году на каждую тысячу

проституток приходилось 121 заболевание, в 1868 году, когда

закон действовал уже два года, 202 заболевания; они постепенно

потом падали, но в 1874 году еще превышали на 16 случаев число

заболеваний в 1866 году. Точно так же и смертность среди

проституток ужасающим образом усилилась в период действия

закона. В 1865 году на тысячу проституток приходилось 9,8

смертных случаев, в 1874 году - 23. Когда к концу шестидесятых

годов английское правительство сделало попытку распространить

действие закона на все английские города, то английские женщины

подняли бурю возмущения. Они смотрели на этот закон как на

оскорбление всего женского пола. Habeas corpusakte, этот

основной закон, говорили они, защищающий английского гражданина

от превышения полицейской власти, отменяется для женщин;

всякому грубому - мстительному или толкаемому другими низкими

мотивами - полицейскому позволяется схватывать самую уважаемую

женщину, раз у него имеется подозрение, что она проститутка, а

распущенность мужчин остается незатронутой и даже охраняется и

поощряется законом.

Хотя это выступление английских женщин под руководством

Жозефины Батлер в защиту подонков их пола вызвало ложные и

унизительные замечания со стороны ограниченных мужчин, тем не

менее они продолжали с большой энергией бороться против

введения этого закона. В газетных статьях и брошюрах писалось

«за» и «против», и это помешало распространению закона на всю

Англию, а в 1886 году последовала и полная его отмена150. У

немецкой полиции имеется подобная же власть, и было оглашено

немало случаев, происшедших в Берлине, Лейпциге, Кёльне,

Ганновере и во многих других местах, которые доказывают, что

при применении этой власти легко происходят злоупотребления и

«недоразумения», но у нас ничего не слышно об энергичной

оппозиции против подобных полномочий151. Даже в мелкобуржуазной

Норвегии в 1884 году публичные дома были запрещены, а в главном

городе, Христиании, в 1888 году были отменены насильственная

запись проституток и связанный с нею осмотр. В январе 1893 года

это распоряжение было распространено на всю страну. Очень верно

говорит госпожа Гильом-Шак относительно «предохранительных мер»

государства для мужчин: «К чему учим мы наших сыновей уважать

добродетель и нравственность, раз государство объявляет

безнравственность необходимым злом, раз оно предлагает молодому

человеку, прежде чем он достиг духовной зрелости, как игрушку

его страстей, женщину в виде товара, на который власти

поставили клеймо?»

Венерически больной мужчина в своей необузданности может

заразить еще много этих несчастных существ, которые большей

частью занялись постыдным ремеслом из горькой нищеты или будучи

соблазненными; паршивый мужчина остается в стороне, но горе

больной проститутке, если она тотчас не обратится к врачу.

Гарнизонные, университетские, приморские и другие города, со

своим скоплением сильных и здоровых мужчин являются главными

очагами проституции и ее опаснейших болезней, которые отсюда

переносятся в самые отдаленнейшие уголки страны и повсюду

распространяют заразу. Насколько нравственна большая часть

наших студентов, об этом «Korrespondenzblatt zur Bekampfung der

offentlichen Sittenlosigkeit»152 говорит так: «У огромного

большинства студенчества понятия о том, что нравственно в

настоящее время, ужасающе низки, даже прямо позорны». И из этих

кругов, гордящихся своей привязанностью к Германии и своими

«немецкими нравами», вербуются наши правительственные

чиновники, наши прокуроры и судьи.

Насколько ухудшились условия жизни в данном отношении

специально среди студенчества, видно и из того, что осенью 1901

года значительное число профессоров и врачей - и среди них были

известные специалисты - обратились с воззванием к немецкому

студенчеству, указывая ему печальные последствия половых

эксцессов и предостерегая его от чрезмерного употребления

алкоголя, действующего во многих случаях возбуждающе на половую

распущенность. В конце концов понимают, что скрывать все это

больше нельзя, надо называть вещи своими именами, чтобы хоть

сколько-нибудь остановить несчастье, всех последствий которого

нельзя и охватить. И другим классам следует принять близко к

сердцу эти предупреждения.

«Грех твой взыщется на твоем потомстве до третьего и

четвертого поколения». Это изречение Библии буквально относится

к распутному, венерически больному мужчине, но, к сожалению, и

к его невиновной жене.

Апоплексические удары у молодых мужчин, а также у женщин,

туберкулез спинного мозга и размягчение головного мозга,

различные нервные болезни, болезни глаз, костоед и воспаление

кишек, бесплодие и хилость основываются часто не на чем ином,

как на запущенном, неузнанном, по понятным причинам скрытом

сифилисе... При настоящем порядке вещей незнание и легкомыслие

ophbndr к тому, что из цветущих дочерей страны делают Хилых,

увядших существ, которые должны расплачиваться тяжестью своих

хронических женских болезней за предбрачное и внебрачное

распутство своих супругов»153. А доктор А. Блашко говорит:

«Эпидемии, каковы холера и оспа, дифтерит и тиф, действие

которых в их внезапности непосредственно бросается каждому в

глаза, являются ужасом для населения, хотя они по зловредности

едва ли могут сравниться с сифилисом, а по распространению

далеко отстают от него... А между тем к сифилису общество

относится, можно сказать, с ужасающим равнодушием»154. Вся беда в

том, что считается «неприличным» открыто говорить о подобных

вещах. Даже немецкий рейхстаг не мог решиться внести в закон

требование, чтобы кассы страхования на случай болезни

заботились о венерических больных так же, как о других

больных155.

Сифилитический яд в своем действии самый упорный, и удалить

его из организма труднее всякого другого яда; часто через много

лет после того, как болезнь прошла и выздоровевший думает, что

уничтожен всякий ее след, последствия все же проявляются у

женщин в браке или у новорожденных, и масса болезней жен и

детей обязана своим происхождением венерическим болезням мужа

или отца. В петиции, поданной осенью 1899 года в рейхстаг

обществом для защиты юношества, указывается, что в Германии 30

тысяч детей слепы от рождения вследствие заражения гонореей

(триппером) и что у 50 процентов бездетных жен тою же причиною

объясняется их бесплодие156. Число бездетных браков действительно

ужасающе велико, и оно постоянно увеличивается. Слабоумие детей

точно так же часто объясняется этой же причиной, а какое

несчастье может принести ничтожная капля сифилитической крови

при прививке оспы, об этом свидетельствуют яркие примеры.

Большое число страдающих венерическими болезнями еще раз

напоминает о необходимости издания имперского закона, который

предписывал бы специально лечение венерических больных, но до

сих пор не могут еще решиться на подобный шаг, вероятно из

страха перед громадностью зла, которое выступило бы тогда на

свет. В кругах специалистов пришли вообще к убеждению, что

триппер, который раньше рассматривался как невинное

заболевание, является чрезвычайно опасной болезнью. Нередко

кажется, что он излечен, а между тем он продолжает свое

действие в человеческом организме. Так, например, по словам

доктора Блашко на лекции в Берлине 20 февраля 1898 года, при

полицейско-медицинских осмотрах в Берлине лишь у одной четверти

или самое большее у одной трети больных триппером проституток

таковой действительно узнается. Фактически огромное большинство

проституток больны триппером, но при контроле он констатируется

лишь у небольшой части. И так как из этой части лишь немногие

выздоравливают, то общество находится здесь перед лицом

бедствия, против которого в настоящее время нет никаких

средств, но которое угрожает тяжелыми последствиями, в

особенности женской части населения.