Среда и агрессивность

Чтобы понять суть девиантного поведения человека, Дюркгейм и Сатерленд (цит. по Яковлев А.М., 1985) пытались соединить психологические и общесоциологические исследования и теории с целью изучить причины слабой адаптации человека в условиях реально действующих социальных норм и установок. В результате этих и других исследований было установлено, что имеются некоторые врожденные черты, которые способствуют дезадаптации в среде, возникновению психологических конфликтов в своей микро- и макросреде, которые чреваты формированием таких отклоняющихся форм поведения, как наркомания, алкоголизм, преступность и другие. Среди этих черт такие, как эгоцентризм, лабильность, агрессивность, аффективность, безразличие. Делались попытки найти связь между этими отклонениями и демографическими процессами (разводы, рождения, миграция и т.д.), научно-техническим прогрессом и т.д. Но формы поведения людей детерминированы не только их личностными особенностями, но и условиями той среды, в которой развивается и существует эта личность.

Образ жизни определяет социальную норму, из которой мы исходим в наших оценках и строим социологическую теорию. Он рассматривается как реально практикуемая норма поведения людей, способ их повседневной деятельности в сферах труда, быта, досуга (Попов С.И., 1977; Толстых В.И., 1975).

Scott J.P. (1962) считает, что источник, стимулирующий агрессивность у высших позвоночных и человека, находится снаружи (то есть во внешней среде), и нет никаких доказательств в существовании спонтанной внутренней стимуляции. Эмоциональные и физиологические процессы и состояния организма лишь усиливают и преодолевают реакцию на стимул, но сами ее не вызывают.

Carrigor S. (1968) считает, что суть дела надо искать не во врожденной агрессивности крыс, а в определенных внешних обстоятельствах, от которых зависит большая или меньшая степень разрушающего характера отдельной особи.

Бесспорно, что психические процессы являются функцией взаимодействия среды и головного мозга, и источник, стимулирующий любую психическую функцию и деятельность, находится снаружи. Безусловно, среда определяет многое, но пробуждается то, что «заложено» в генетической программе каждого вида, рода, особи. Об этом же свидетельствуют их же опыты, в ходе которых «приходилось охлаждать пыл» (говоря словами самих авторов).

С точки зрения К. Лоренца (1994) человек не располагает естественным оружием, таким как когти, яд, электрические разряды, клыки и т.д., и потому внутреннее противостояние убийству ему было не нужно. То есть, у человека нет внутренних преград против убийства. Но, не имея когтей, яда, электрических разрядов и т.д., человек имеет разум, сознание, огромную внутреннюю энергию, которую еще архаический человек направил на свое окружение в борьбе на выживание.

Э. Фромм (1994) считает, что у человека есть внутреннее «не убивай» и в качестве доказательства ссылается на угрызения совести, возникающие вслед за убийством. Надо предполагать, что преграда – это чисто моральная, нравственная категория. По Э. Фромму в качестве внутренней преграды выступают привязанность к животным и сочувствие к ним, а также чувство единства всего живого, ощущение общности с другими людьми.

Разрушает эту преграду ощущение чуждости другого, деперсонификация противника, разделение людей на сорта, что имело место от Древней мира до фашистской Германии, где в 20-м веке было введено понятие Untermenschen – недочеловеки. Нельзя не согласиться с Э. Фроммом в отношении эмоционального барьера на пути к убийству (или агрессии). Но есть, на мой взгляд, и барьер, а может и стимул, более высокого плана – морально-нравственный, упирающийся в нарастающий и доминирующий индивидуализм человека.

Если на заре человечества человек представлял себя как частичку какой-то конкретной общности (рода, племени, народности), противопоставляя себя другой общности, то в ходе развития человечества выявилась тенденция к расширению этой общности. Ею стало общечеловеческое единство с одновременным подчеркиванием роли и значения отдельной личности, с нарастанием индивидуализма. Имеется в виду выделение себя, своего «Я» из этой общности. Естественно, это приводит к конфликту между разными «Я», что уже чревато агрессивными проявлениями. В цивилизованных странах Запада эта агрессивность более или менее удачно контролируется и направляется по каналам Закона – регулятора и дозатора агрессивности. Хотя и на Западе не редки произвольные, антизаконные ее проявления. В менее цивилизованных, развивающихся странах и, тем более, в отдельных сообществах, проявления агрессии подчиняются древним архаическим механизмам регулирования и дозирования. Механизм «деперсонификации», о котором говорит Э. Фромм, и в основе которого лежит разрыв активных отношений с другими лицами, сменяется, с моей точки зрения, явлением «инкапсуляции», в основе которого лежит механизм, который я определяю образно как «моя хата с краю – не подходи, а то убью». Это уже не разрыв отношений, а, наоборот, установление формально добропорядочных и доброжелательных отношений между отдельными индивидами сообщества, между отдельными группами, государствами, в основе которых лежат не эмоциональные отношения, а трезвый расчет, меркантильный интерес, воля сильного и могущественного. Что же будет доминировать во взаимоотношениях у людей в этом обществе – любовь или разрушение, в значительной степени определяются социальными условиями. Однако условия у людей разные и люди тоже разные; поэтому в одинаковых социальных условиях люди ведут себя по разному. Так что, может быть, все определяется человеческой сущностью.

Э. Фромм считает, что человеческое поведение формируется исключительно под воздействием социального окружения, то есть определяется не врожденными, а социальными и культуральными факторами. Почему была создана атомная бомба? – задается он вопросом. Во-первых, был страх, что ее сделает Гитлер, во-вторых, надо было сдерживать СССР, в третьих, - это результат внутреннего развития общественной системы. Но самое главное – нечто должно быть сделано, если это технически возможно. Даже если требует жертв, расходов, потерь. Если какая-либо форма поведения (в любой области человеческой деятельности) потенциально возможна, то она когда-либо должна проявиться.

Социально-психологический климат в каждом обществе способствует формированию специфических механизмов поведения (адаптации). Командно-административная система в СССР способствовала социальной фрустрации. Длительное пребывание в этих условиях приводила к накоплению чувства отчаяния и гнева, которые трансформировались в энергию агрессивности. С другой стороны, медленное решение социальных проблем в условиях послабления командно-административной системы и демократизации общества, в свою очередь, привели к агрессивным тенденциям. В обоих случаях возникали проблемы, связанные с достижением поставленной перед обществом в целом и каждом его членом в отдельности, цели. В первую очередь, возникали проблемы, связанные с удовлетворением элементарных жизненных потребностей человека, во-вторых, - с удовлетворением таких социальных потребностей, как справедливость, уважение, признание заслуг, равноправие и т.д. Наконец, проблемы самореализации личности, реализации творческого потенциала каждого. На пути к реализации своих целей общество и человек обязательно переживают состояния фрустрации (или определенный уровень агрессивности) или, наоборот, состояния толерантности (то есть проявляют способность переносить и преодолевать трудности).

Но как было отмечено выше, любое общество не однородно по своей структуре, а представляет собой совокупность отдельных групп, имеющих свои цели, интересы, потребности и т.д. В связи с этим целесообразно рассмотреть структуру (стратификацию) общества, в частности советского. На основе социально-психологических признаков Рощин С.К. (1990) выделяет следующие социальные группы. Здесь он исходит из следующих положений: 1.

классовая стратификация советского общества (рабочие, крестьяне и «прослойка» интеллигенция) претерпела огромные изменения в плане размывания границ и различий между классами. (Такая же тенденция наблюдается и на Западе). 2.

внутри каждого класса и даже социального слоя произошла и происходит глубокая дифференциация, обусловленная научно-техническим прогрессом. 3.

повысился общеобразовательный и политический уровень общества в целом и отдельных слоев. 4.

кардинально изменилась система средств воздействия на общественное сознание. Современные средства массовой коммуникации стали доступны всем и практически везде и тем самым составили своего рода «общий знаменатель» для общественного сознания различных классов и слоев, хотя «числитель» зачастую остается разным.

Однако сказанное совсем не относится к постсоветскому «армянскому» обществу, для которого характерны совсем другого рода закономерности, присущие скорее развивающимся обществам. Практически перестал существовать рабочий класс, крестьяне называются таковыми лишь на основе того, что обладают небольшим наделом земли, которую в большинстве своем не могут обработать и обеспечить свое существование. Интеллигенция обнищала физически и морально, поскольку прекратился доступ к основным духовным ценностям, и их можно определить как людей, «занимающихся» интеллектуальным трудом. Научно-технический прогресс «оторвался» от своих местных «корней». Средний общеобразовательный уровень, который был на уровне обязательного десятиклассного, сегодня скатился до 3 – 4-х, в лучшем случае, до 7 – 8-и классного образования. Средства массовой информации, с одной стороны, политизировались «до белого каления», а с другой, - проталкивают низкосортные «западные ценности», и формируют «недалекого потребителя».

Способ существования каждой личности в обществе (социальной среде) определяет ее отношение к этому обществу, к данной системе. Что он может дать и что он может взять? Выделенные Рощиным С.К. (см. выше) социальные группы (типы) в определенных (парадоксальных, экстремальных, кризисных и т.д.) ситуациях испытывают фрустрацию, и проявляет соответствующие формы поведения, в том числе и агрессивные. Эскалация той или иной формы поведения обнаруживает прямо пропорциональную зависимость от сознания того, насколько оправданы реальные и статусные различия между группами, между отдельными личностями. Различия в статусе воспринимались без предупреждений, если они были основаны на определенных профессиональных, интеллектуальных, образовательных предпосылках. Если члены низкостатусной группы воспринимают свое положение как необоснованное, резко возрастает уровень дискриминации по отношению к высокостатусной группе. Члены высокостатусной группы стремятся к дискриминации в том случае, если появляется вероятность лишиться своего «законного» положения, приоритета (Norvell N. et al., 1981; Vleeming R.G., 1983).

Агеев В.С. (1990) поставил эксперимент с целью установить, как отражается на человеке несправедливость в отношениях между группами. В эксперименте моделировались явно неравные и несправедливые условия взаимодействия. Результаты эксперимента показали, что существует два важнейших параметра, характеризующих тип отношений между группами: законность статусных различий между группами и очевидность этих различий для членов обоих групп.

Явное ощущение социальной несправедливости возникает только в одном из четырех вариантов. Первые два варианта, несмотря на очевидность и законность статусных различий (или хотя бы при таком восприятии) не приводят к ощущению социальной несправедливости. Четвертый вариант был характерен для СССР, то есть для авторитарной или тоталитарной системы. Третий вариант имеет место сейчас – различия не законны и очевидны, что и вызывает недовольство со стороны низкостатусных групп. Естественно, что выйти из этой ситуации можно путем придания законности статусным различиям. Это снизит уровень фрустрации и агрессивности общества. Гласное и открытое декларирование различий между группами является очень важным механизмом снижения фрустрации общества, в частности, низкостатусных его слоев, но не единственным. Здесь очень важен принцип, декларируемый коммунистами, но так и не реализованный за все годы советской власти – принцип «от каждого – по способностям, каждому – по труду». Достижения каждого члена группы, их оценка, вознаграждение должны быть связаны с его собственными усилиями и способностями, а не предоставляется лишь потому, что он принадлежит высокостатусной группе (партийной, финансовой, административной и т.д.). Этот путь ведет к социальной справедливости.

С точки зрения Klinberg O. и Zavaloni M. (1969) социальная несправедливость не всегда приводит неизбежно к агрессивности низкостатусных групп. Часто низкостатусные группы усваивают отрицательные установки господствующих (высокостатусных) социальных групп по отношению к ним, что ведет соответственно к понижению их собственной самооценки. Избежать психологического дискомфорта можно двумя путями: а) «ложной» или не правильной идентификацией, то есть восприятием себя как члена доминирующей группы; б) установлением психологической границы между собой и членами ингруппы (допущение, что негативные характеристики ингруппы не распространяются на образ «Я»).

Согласно другой концепции, в частности необихевиоризма (цит. по Юревич А.В. 1981; Андреева Г.М., 1986), социальная несправедливость, как источник фрустрации, должна непременно приводить к агрессии – явной или скрытой, непосредственной или отсроченной, направленной на себя или на других, более или менее выраженной. Но непременно какие-то формы агрессии должны возникать.

Взаимоотношения между социальными группами, возможные пути их взаимодействия были изучены Tadjfel H., Turner J.C.A. (1979). Их подход позволяет проанализировать все возможные стратегии, которые потенциально могут использоваться подчиненными группами для достижения позитивной социальной идентичности. Они предложили схему, которая описывает все возможные стратегии взаимодействия между группами, обладающими различным социальным статусом. Эта схема включает следующие основные типы стратегий межгруппового взаимодействия: индивидуальная мобильность, социальная креативность, социальное соперничество.

Индивидуальная мобильность – все формы попыток выйти из низкостатусной группы и примкнуть к высокостатусной. Социальное творчество (креативность) – коллективная форма взаимодействия. Она связана с пересмотром, переоценкой критериев сравнения. При этом социальная группа может искать новые основания для сравнения, может полярно изменить оценки от минуса к плюсу, выбрать для сравнения такую социальную группу, которая обладает более низким социальным статусом. Если ни один из стратегий, указанных в предыдущей группе не приводит к необходимому результату, тогда включается социальное соперничество (конкуренция). Социальная конкуренция – это стратегия установления позитивных отличий, в прямом соревновании которого группа может занять объективно более высокое положение. Она включает как мирные демократические формы соперничества, так и агрессивные и деструктивные. По сути, вторая группа стратегий – альтернатива межгрупповой агрессии. Однако справедливость справедливости рознь (то же самое и несправедливость). Надо четко дифференцировать несправедливость, так сказать, от Бога (естественную, биологическую) и несправедливость от общества, то есть социальную несправедливость, под которой понимают несправедливость в отношениях между социальными группами, связанную с социальным статусом, с возможностями и престижем различных социальных групп.

Другой аспект взаимоотношений среды и агрессивности – влияние культурных и других ценностей предшествующих поколений, которое формирует определенный уровень нравственного развития. Нравственность и созидание призывают не к вражде и злу, а к пониманию окружающего мира.

Взаимоотношения и взаимопонимание между различными социальными группами обусловливается некоторыми условия коммуникации. Это, во-первых, наличие в памяти каждой из общающихся сторон примерно одинаковых запасов о предмете обсуждения – отношения, то есть уточнение предмета и темы разговора. Во-вторых, - наличие у сторон адекватных психологических моделей друг друга, то есть соответствие их установок, целей, морально-этических оценок и т.д. В третьих, наличие доброжелательности и заинтересованности друг в друге. И, наконец, для понимания друг друга группы должны исходить из одних и тех же постулатов общения и соотносить предмет обсуждения с одинаковыми социальными образами и нормами поведения (Знаков В.В., 1990). Значительная часть коммуникативного опыта людей фиксируется в общественном сознании в виде эталонов и стереотипов, которые имеют сложную внутреннюю структуру, состоящую из трех основных компонентов: рационального (интеллектуального), образного и эмоционального (Коломинский Я.Л., 1972).

Рациональный компонент актуализируется в общении в виде ряда оценочных суждений, в качестве которых можно рассматривать этнические стереотипы. Образный компонент существует в сознании в виде наглядного представления той или иной степени обобщенности. Так, можно представить себе «типичного» армянина или китайца, типичного учителя или врача. Эмоциональный компонент актуализируется в форме определенного чувства, которое вызывает к себе явление, обобщенное в эталоне, и проявляется в тех или иных установках и отношениях к объекту. Все три компонента взаимосвязаны и взаимно усиливаются в результате внутреннего взаимодействия.

Отрыв от предшествующих поколений действует на человека деструктивно. Именно это имеет место в Армении за последнее десятилетие, что привело к беспрецедентному росту вседозволенности, преступности, нравственного беспредела, буквально захлестнувшего всю страну.

Не умаляя роли технического прогресса в формировании современного человека, следует отметить, что именно духовный и исторический опыт предшествующих поколений (если он, конечно, усвоен) в наибольшей степени и определяет отличие современного человека от неандертальца. А техническая оснащенность определяет методы и механизмы реализации поведенческих проявлений, по которым, как раз, современный человек не отличается от неандертальца. Типичным примером, демонстрирующим роль непрерывного культурного наследования, являются изолированные группы обществ – преступные группировки, заключенные, отдельные изоляты, служащие закрытых учреждений, а также определенные молодежные группы (субкультуры), утратившие или не следующие духовным и нравственным ценностям своих предков. На первый план в них выступают жестокость, насилие и достижение личных корыстных целей и интересов. В них вырабатывается не только стиль поведения, но и внешний вид (прическа, манера одевания), появляется соответствующая атрибутика, насыщенная символикой, татуировкой, вырабатываются специальные ритуалы, речь приобретает свои понятийные нюансы. Иерархия власти, стиль отношений и взаимодействие членов таких изолятов напоминает структуру и взаимоотношения в животном стаде. Беспристрастный взгляд на сущность человека вызывает жуткие представления о его прошлом, настоящем и будущем – инстинкт агрессии, унаследованный от своих животных предков, смертоносное ядерное оружие как результат его социального развития, потеря своих нравственных корней, амнезия того, кто и что он есть и вера в свое могущество.

Человек нуждается в такой социальной среде, в которой он имеет не только идеи и ценности, разделяемые другими членами группы, не только стабильные связи, но и свое место. Между животными одного вида жизненное пространство распределяется таким образом, что по возможности каждый находит себе пропитание. Агрессия животных, направленная против собратьев по виду, не вредна для вида, напротив, она необходима для сохранения вида. Что же касается человека, то здесь все наоборот. Все продолжающееся увеличение населения Земли еще более актуализирует этот вопрос. История человечества показывает, что не плотность населения и далеко не плотность населения является причиной агрессивности, хотя как раз противоположное утверждает концепция Мальтуса. А причиной нарастающей агрессивности, скорее всего, являются особенности современного индустриального общества. С этой позиции следует дифференцировать понятия «перенаселенность» и «скученность» (crowding) от плотности населения (Leyhausen P.,1965). Современное индустриальное общество это уже не традиционная община с массой настоящих социальных связей, а группы изолированных, разрозненных и одиноких людей без общих интересов, целей, убеждений. Примеры некоторых малых европейских стран (в частности, Голландии или Бельгии) показывают, что высокая плотность еще не приводит к агрессивности, но в сочетании с нищетой, она может приводить к ней, что, например, наблюдается в некоторых районах Индии и Пакистана. Но чем больше плотность населения, тем меньше действительных социальных контактов между людьми, что относится к числу факторов, способствующих агрессии.

Любое общество, любая социальная группа нуждается в установлении действительно справедливых отношений во всех сферах деятельности и жизнедеятельности. Без юридического равенства людей перед законом, о какой бы той ни было социальной справедливости говорить попросту не приходится. Однако в действительности дело имеет и другую нравственную, субъективную, психологическую сторону, которая очень часто вступает в противоречия с объективностью. Действительно справедливые отношения, как показывает мировой опыт, возможны лишь в условиях демократии, то есть всенародной власти. Была ли эта подлинная демократия в Древней Греции, есть ли она сегодня в тех странах, которые претендуют на это? Это, безусловно, важные вопросы, но это не наша проблема. Демократия, будучи властью народа, тем не менее, является властью. А любая власть является средством подавления, контролирования, нормативного регулирования и требует наличия, как силы, так и наличия определенной морально-этической платформы (культура, традиции, устои, привычки и т.д.). Сила власти – в ее агрессии, то есть естественном, подлинном инстинкте; и в ее морали.