logo search
2 социализация, личность / Сукиасян С

Деструктивные характеры и социум

Поляризация мира сопровождается раскрепощением западной цивилизации, ростом могущества современных поколений Запада. Но не нас, людей Востока (славян, кавказцев), представляющих противоположный полюс. Молодые поколения оказались подвергнутыми чрезмерным требованиям, что существенно повышает уровень напряжения. Но напряжение не то, чего нужно избегать. Наоборот, еще Г. Селье говорил, что «жизнь есть стресс». Следовательно, покой – это смерть. То есть, определенное дозированное напряжение является необходимостью для поддержания душевного комфорта. Но человек жизнеспособен настолько, насколько он силен. А люди, как говорил З. Фрейд, «сильны до тех пор, пока они отстаивают сильные идеи».

Что же происходит у нас, на «постсоветском пространстве»? Как проявляются «деструктивные» характеры и взаимоотношения на социальном и политическом уровнях жизнедеятельности? В ответ на поставленный вопрос рассмотрим ту реальную ситуацию, которая сложилась в Армении за последнее десятилетие, и которая, с моей точки зрения, характерна для всех постсоветских стран, естественно, с некоторыми оговорками и отступлениями.

Катастрофическое землетрясение в Армении является одной из самых трагических событий в истории армянского народа и общества. Для такой маленькой страны катастрофа оказалась «вселенской» по своей значимости и последствиям. Однако, справедливости ради, следует заметить, что история человечества знает катастрофы более масштабные и «результативные», нежели спитакское землетрясение, когда уходили в небытие миллионы людей, целые народы и даже страны. Стихийные бедствия, создающие опасные и порой несовместимые с жизнью ситуации, создают для любого общества глобальные проблемы и требуют немедленного решения.

Практически ежедневно ощущая на себе последствия землетрясения, я, как психиатр, задаюсь вопросом: «а вправе ли я, могу ли я однозначно дифференцировать последствия катастрофы от последствий той стрессонасыщенной и стрессогенной ситуации, которая сложилась в Армении в течение последнего десятилетия?». Откуда появились те негативные и деструктивные тенденции в нашем обществе? Мои рассуждения не всегда основаны на стратегических разработках, не всегда и не во всем, как может показаться на первый взгляд, носят сугубо научный характер. Хотя еще никто не отменял метод наблюдений как научный метод исследования.

Новейший период нашей истории характеризуется кризисностью в сфере материального, духовного, политического и социального бытия. Общественно-политический надлом, начавшийся с перестройки, привел к эустрессовому состоянию армянского общества в виде подъема национального самосознания, формирования идеи национального единства, формированию национальной идеи и реализации национально-освободительных тенденций. Неустойчивость системы (а именно, Советского государства), в которой происходили гомеостатические, адаптативные изменения, была обусловлена аморфностью целей, к которым она стремилась, неадекватностью механизмов, которыми она пыталась двигаться к цели, противоречиями между мотивациями разных элементов этой системы. В конце концов, в результате конфликтов внутри системы состояние эустресса переросло в стресс, чему в огромной степени способствовали ряд факторов – политические, экономические, территориальные проблемы, целый ряд антропогенных и природных катастроф. Сегодня мы находимся в состоянии «дистресса» - «переживаем» постстрессовое расстройство.

В маленькой комнатушке большой «коммунальной квартиры» под названием Советский Союз, произошел неимоверный взрыв, который фактически расшатал этот «колосс на глиняных ногах» и положил начало новейшей истории народов СССР. На мой взгляд, драматичность спитакского землетрясения 1988 года заключалась не столько в силе толчка и его разрушительных последствиях, сколько в том, что оно (землетрясение) совпало во времени с ломкой общественно-политической формации (а может быть, наоборот), с не имеющим в истории прецедентом перехода от социализма к капитализму. С этого начался первый этап периода «экстремальности» новейшей истории, который я называю этапом деструктивности, включающим 1988 – 1991 годы. Характеристика каждого из выделенных этапов проводится на основе оценки трех составляющих – экономики, политики и здоровья (в основном, психического). Полному или частичному разрушению подверглись промышленность, сельское хозяйство, коммуникации, общественное и индивидуальное здоровье, пошатнулись структуры власти и т.д. По данным Азнауряна А.В. и соавт. (1990) 40% всей территории республики оказалось разрушенной; погибло 25 тыс. человек, получили ранения 32,5 тыс., из-под завалов были извлечены 40 тыс., без крова остались 530 тыс. человек. Экономический ущерб, нанесенный землетрясением стране, составил 13 млрд. советских рублей. Огромные потери понесла вся система здравоохранения – были разрушены полностью или частично 500 медицинских учреждений, финансовые потери составили 550 млн. рублей.

Землетрясение способствовало обострению уже существующих патологических состояний, усугублению латентно протекающих заболеваний и манифестации новых. Непосредственно после землетрясения отмечался резкий рост заболеваемости (Армения-1998). Практически у всех в зоне землетрясения отмечались реактивные психические нарушения той или иной интенсивности, структуры и продолжительности. Доминировали сочетанные формы поражений. Пострадавших с повреждениями внутренних органов было значительно меньше, поскольку они в основной массе погибали под завалами и в больницы практически не доставлялись (Медицина катастроф, 1996). Анализируя психопатологические и психологические аспекты последствий землетрясения, надо заметить, что для основной массы армянских психиатров впервые раскрылось понятие «посттравматическое стрессовое нарушение» (ПТСН), принятое в американской классификации болезней DSM-3, и соответствующее примерно понятию «реактивное состояние», «острые реакции на стресс» и «адаптативные реакции» согласно МКБ-9, принятой в СССР. Именно этот тип психических нарушений – посттравматический стрессовый – был характерен для этапа деструктивности. В остром периоде (то есть сразу после землетрясения) структура психопатологических проявлений определялась фобическими, депрессивными, гиперкинетическими, астеническими, истерическими реакциями и реакциями оцепенения, то есть в целом достаточно примитивными, однотипными реакциями, в которых «смывалось» личностное своеобразие пострадавшего. Эти реакции были связаны с восприятием и эмоциональной переработкой пострадавшей личностью всего им пережитого. Мотивами подобных переживаний были потери родных, инвалидизация, постоянное ожидание повторных толчков. В подавляющем большинстве такие реакции разрешались позитивно. В части случаев в силу эндо- и экзогенных условий (среди них преморбидные особенности, особенности динамики восстановительных работ, степень и формы оказания медицинской помощи и т.д.), острые реакции приобретали затяжной характер, и тогда на почве астенических и депрессивных проявлений формировались невротические и неврозоподобные состояния, в структуре которых доминировали истерические, сенестопатические, ипоходрические, астенические синдромы с обилием тревожно-фобических, психовегетативных, функционально-соматических пароксизмов. По мере развития ситуации и патологического состояния роль собственно «реактивного фактора» постепенно снижалась, и возрастала патогенетическая и патопластическая роль таких факторов, как преморбидная личность, возраст, пол. В хроническом периоде посттравматических нарушений доминировали состояния «вялой», заторможенной депрессии, психопатизация личности и целый ряд соматических и псевдосоматических сенсаций.

Следует заметить, что посттравматические нарушения в подавляющем большинстве протекали на невротическом и личностном уровнях. В то время как некоторые иностранные специалисты предрекали массовые психозы и резкий всплеск первичной заболеваемости по психозам, наш опыт показал, что ничего подобного не произошло.

Что касается соматической заболеваемости, то следует отметить, что число первичной обращаемости из зоны бедствия значительно возросло практически по всем болезням в период от 3 до 12 месяцев после землетрясения. По официальным данным заболеваемость с впервые установленным диагнозом (на 100 тыс. населения) с 20946,3 в 1988 году подскочила до 28526,6 в 1989 году, а в последующем (вплоть до 1995 года) проявляла тенденцию к снижению (15496,9); в 1996 году опять выявилась тенденция к росту – 16040,1. В 1998 году этот показатель составил 11807,3. Пик показателей первичной заболеваемости практически по всем группам заболеваний приходится на 1989 – 1990 годы. По всем группам отмечается повторная волна повышения в 1996 году.

Аналогичная тенденция сохранялась и по общей заболеваемости со смещением пика показателей на 1 – 2 года.

Переживали кризис промышленность, сельское хозяйство, энергетическая система страны. Обрывались коммуникации - связь, транспорт, договора; рушилось государство, менялась формация. Постепенно вызревал второй этап десятилетия – этап регрессии, который хронологически можно ограничить 1992-1995 г.г. Содержание этого периода составляли война, блокада, экономический коллапс. Проблемы, вызванные землетрясением, постепенно отстранялись на задний план (об этом свидетельствует также резкое снижение обращаемости в больницы жителей из зоны бедствия). Хотя этот факт имеет и множество других объяснений.

Сложившаяся на тот период в Армении социально-психологическая ситуация привела к коренной ломке общественного сознания, доминирующего уклада жизни и морально-нравственных ориентиров всего населения. Имеющиеся до этого проблемы обострились, возникли новые, необычные, чуждые нашему менталитету и образу жизни. Особенностью этапа явилось состояние тотальной дезадаптации практически всех и во всем. Проявления такой дезадаптации и последующее состояние психоэмоционального напряжения Ю.А. Александровский (1992) назвал «социально-стрессовыми расстройствами». Понятие было предложено по аналогии с «посттравматическими стрессовыми нарушениями» с той разницей, что «жизненная катастрофа» как бы растягивается во времени, необходимом для осознания происходящего. Другой особенностью этапа регрессии явился патоморфоз клинических проявлений ПТСН: они как бы «стерлись» и оказались под более мощным пластом тех расстройств, которые были вызваны реалиями текущего дня. А реалии оказались очень мрачными.

Продолжалось разрушение духовной, культурной, средовой организации жизни народа и общества. Одновременно, проблемы роста национального самосознания трансформировались в межнациональный конфликт, рухнула прежняя политическая система, развалилась экономика (особенно ощутимо проявлялся энергетический кризис), началось преступное, нецивилизованное расслоение общества. Многое из того, что было характерно на этом этапе, началось раньше, еще в 1987 –1988 г.г. Затяжной, непрерывный характер этих событий-причин создал в обществе ситуацию крайнего напряжения на уровне личности, семьи и общества. В их основе лежали переосмысление жизненных ориентиров, крушение старых норм и традиций, отсутствие перспективы, смена или же отсутствие идеологических, национальных, культуральных норм, ценностей и представлений.

На этом фоне стали проявляться всевозможные отклонения – от девиантных форм поведения, от психологически понятных форм реагирования до клинических (невротических и психотических) состояний; иными словами, - не клинические и клинические проявления социально-стрессовых расстройств. Из клинических проявлений социально-стрессовых расстройств наиболее часто встречались различные психофизиологические реакции в виде лабильности, эмоциональности, вегетативных проявлений. Отмечались адаптативные психогенные реакции, проявляющиеся невротическими (астеническими, депрессивными, истерическими) расстройствами, динамика которых зависела от динамики общественных процессов. Выявлялись неврозы, в которые часто трансформировались адаптативные реакции и приводили к развитию патологического характера и личности; редко отмечались психогенные психозы транзиторного характера (исключительно на «соответствующей почве» и в клиники практически не попадали).

Неклинические формы социально-стрессовых расстройств проявлялись в основном в поведенческих отклонениях. Возникал интерес к разного рода слухам, и поведение людей определялось местническими и субгрупповыми структурами и интересами. В мышлении людей доминировали мистические, астрологические, религиозные суждения. Нарастало недоверие практически ко всему и всем; юмор приобрел мрачный и ироничный оттенок. Ценность жизни ограничивалась «сегодня и здесь», а будущее «укорачивалось» до текущего момента. Широкое распространение получили всевозможные секты – от «пятидесятников» до «свидетелей Иеговы», явление, которое по свей сути явно диссонирует с менталитетом армян, как нации, впервые принявшей христианство в качестве государственной религии.

Состояние перманентного пролонгированного стресса, обусловленное последствиями землетрясения, начавшейся блокадой, экономическим и энергетическим кризисом, световой депривацией, целым рядом других факторов (Сукиасян С.Г., 1993, 1994), внесло значительные изменения в показатели общей заболеваемости населения. В конце первого и начале второго этапов отмечался заметный пик практически по всем группам болезней и стабилизация этих показателей в течение 2 – 3 лет.

Наиболее важным и интересным медицинским аспектом последствий развития перманентного пролонгированного стресса на этапе регрессии являются показатели смертности населения республики. Уже при первом взгляде на данные официальной статистики с 1985 года видно, что первый пик смертности приходится на 1988 год – год катастрофического землетрясения. Следующий пик отмечался в 1993 году, в котором смертность возросла с 19581 в 1985 году до 27500 случаев.

Если пик первичной заболеваемости имел место в 1989-1990 г.г., то пик смертности по отдельным причинам и в целом пришелся на 1993 год. Интересно заметить, что после заметного спада этого показателя в 1994 году, в последующие годы вновь стала выявляться тенденция к повышению. И в некоторых случаях даже больше, чем в 1993 году (сахарный диабет, гипертоническая болезнь, инфаркт миокарда).

Третий этап «экстремальности» начался в 1995 году и продолжается по настоящее время. Он выделен нами под названием «этапа анабиотической компенсации», хотя вначале был определен как «этап относительной компенсации на пониженном уровне». Изменение политической ситуации в марте 1998 года заставил нас пересмотреть характер этапа в силу наметившихся тенденций. Политическая основа этапа представлена рядом непопулярных явлений – принятие Конституции, о пересмотре которой не перестают говорить со дня принятия и до сих пор; выборы в Национальное Собрание, которые (выборы) никогда и никого не удовлетворяют; сомнительные президентские выборы; спровоцированная впервые и единственный раз волна гражданского неповиновения; и апофеоз политической нестабильности – расстрел Национального Собрания и убийство Председателя парламента и главы Кабинета министров.

В экономике впервые стали наблюдаться тенденции к стабилизации спада и росту, в первую очередь финансов, энергетики, торговле, которые затем вновь пошли на убыль. Положительным моментом этапа явилось окончание войны (перемирие), не принесшее, однако, материализованных дивидендов в решении основной Карабахской проблемы.

В целом же негативные перемены в обществе породили в людях ощущение разобщенности и незащищенности. Несомненно, прав был Э. Фромм (1994), который, анализируя деструктивность человека, точно подметил, что «человеческое в человеке проявляется в опасности». Ощущение общности всех и единства нации, которое имело место после землетрясения, в самом начале движения в условиях пролонгированного травматического и социального стресса трансформировалось в ощущение пустоты, беспросветности, одиночества. Традиции перестали «диктовать» человеку, что он должен, хотя его инстинкты диктуют то, что ему нужно. В результате, как отмечал В. Франкл (1990), человек «теряет ясное представление о том, что же он хочет» и превращается либо в конформиста, либо в диктатора. Прогрессирующее, но постепенное ухудшение условий среды (общества), позволили постепенно адаптироваться к ней, произошла компенсация на пониженном уровне – снизилось «качество жизни», упал «энергетический потенциал», жизнь была загнана в тупик. Низкий уровень энергообмена и экстремальные условия среды сократили продолжительность жизни, что проявляется уже сегодня. Средняя продолжительность жизни в 1996 году соответствовала уровню 70-х годов; естественный прирост населения с 18,2 в 1985 году снизился до 4,3 в 1998 году.

Все «человеческое» в человеке (любовь, разумность, взаимоподдержка, сострадание, целеустремленность) девальвировались и разрушились, и «биофильный полюс» (по Э. Фромму) в человеке сместился в сторону «некрофильности», деструктивности, агрессивности. Нарастающие противоречия углубили состояние психологической и социальной фрустрации, что привело к экзистенциальному кризису. Кризис в нашем обществе проявляется в ощущении беспомощности, изолированности, отрешенности, одиночества, бессмысленности своего существования. Такая динамика социума «диктует» каждому из нас выживать и выживать по своему. Поскольку нет уже морально-нравственного единства нации, прежние ценности девальвированы, традиции растоптаны. А нового ничего нет! Нация в целом и отдельные личности взяли курс на «самоубийство». Одни эмигрируют, другие цепляются за еще не потерянное, третьи «прожигают» время и жизнь, четвертые находят удовольствие в алкоголе и наркотиках, пятые пытаются протестовать (причем, как политическими, так и криминальными методами), шестые просто кончают счеты с жизнью. Еще в 1971 году A. Bandura указывал на зависимость агрессивных (деструктивных) проявлений от нарушений моральных стандартов. При этом всегда подобные проявления сопровождаются самооправданием и имеют в основе механизмы рационализации.

И если где-то и как-то закладывается новое, то оно, скорее, носит групповой, субгрупповой, клановый, местнический характер. Снимаются общественные санкции, остаются лишь свои, внутренние, личностные. В результате, создается ситуация вседозволенности и бесконтрольности, которая, как ни странно, носит адаптативный характер. Иными словами, это есть стрессовая реакция на экстремальную ситуацию. Являясь конструктивной по форме для той или иной группы, по сути, такая форма поведения (адаптации) несет в себе огромный деструктивный потенциал, поскольку способствует еще большему размежеванию общества и нации.

Согласно данным той же статистики, первичная и общая заболеваемость в стране, начиная с 1996 года, вновь стала повышаться, однако эти показатели не достигают максимума, свойственного наиболее кризисным 1989 – 1990 годам. В то же время заметно выросли показатели смертности, особенно по таким заболеваниям, как сахарный диабет, гипертоническая болезнь, инфаркт миокарда. Тревожным показателем является повышение суицидальности. Наметилась невиданная ранее и не характерная для армянского этноса тенденция к росту суицидов. По данным Прокуратуры РА в 1995 году было совершено 210 самоубийств и 139 попыток, в 1996 году – соответственно 230 и 159, в 1997 году – 245 и 148. То есть за три года более 1130 армян так или иначе пытались уйти из жизни

Кроме того, показано, что длительный стресс вызывает цитогенетические изменения в виде хромосомных аберраций и разрывов, снижает иммунные возможности организма, вызывает изменения на тонких молекулярных уровнях и т.д. Стресс приводит к длительным и стойким изменениям в витальной, биологической, инстинктивной структуре человека, в частности, к повышению уровня агрессивности.

Само понятие «анабиоза», которое определяет характер настоящего этапа «экстремальности», предполагает «возобновление» жизни при определенных обстоятельствах. Это фактически форма приспособления в неблагоприятных условиях среды, изменение которой или выводит организм (в данном случае - общество) в активную жизнь, или же приводит к неблагоприятным изменениям структуры.

Анализ периода «экстремальности» в Армении приводит нас к некоторым обобщениям:

1. «Экстремальность» стала стационарным условием бытия армянского общества и этноса;

2. Динамика социально-политических, морально-нравственных и экономических событий не является чем-то уникальным и экстраординарным, а имеет лишь свою специфику и особенности, связанные, как говорят китайцы, с «эпохой перемен». Основным содержанием этого развития на данном этапе является «деструктивность»;

3. «Экстремальность» во всем оставляют глубокий след во всех направлениях динамики общества. Последствия этих катастроф проявляются уже 10 лет и будут проявляться на протяжении еще долгого времени;

4. Анализ не только последнего десятилетия, но и, пожалуй, всей истории армянского этноса, отличающейся особой «стрессонасыщенностью», показал, что армянский народ выработал определенные механизмы защиты и устойчивости, и каждый предыдущий стресс смягчает последствия последующего.

Подтверждением сказанного выступают в медико-психологическом аспекте отсутствие массовых психотических проявлений и компенсация на уровне личностных и невротических нарушений. В социально-политическом аспекте – это наличие высокой толерантности, терпимости и выносливости в наиболее неблагоприятные годы «экстремальности» и фактическое отсутствие каких-либо признаков гражданского неповиновения. Это – эмиграция широких масс населения, приведшая к относительному равновесному состоянию общества – равновесию между потребностями оставшихся и возможностями общества и государства. Феномен эмиграции проявляется как защитный механизм самосохранения отдельной личности и семьи и сохранения своего этноса в условиях другой духовной, культурной, экономической и социально-политической среды (в составе крупных диаспор – американской, российской, французской, сохраняющих пока свою национальную идентичность). Однако, в условиях пролонгирования этого процесса, он уже приобретает деструктивный характер.

Исследование социальной системы и государственности позволяет нам изучать причины роста деструктивности в обществе. Следуя этому предписанию Э. Фромма, мы провели анализ этой системы на примере такой развивающейся страны, каковой является постсоветская Армения.

Организующим и контролирующим инструментом в условиях «экстремальности» выступает, в первую очередь, государство благодаря своей организационной структуре, выполняемым функциям, обязательствам и возможностям. Я далек от мысли связывать любые психические нарушения с отклонениями в социальном бытии, но, в то же время, я убежден, что любое такое отклонение, безусловно, вызывает ответные реакции со стороны личности на уровне физического и психического функционирования. Нормальные социально-политические и экономические условия общественной жизни являются составным элементом сложных этиопатогенетических соотношений, обеспечивающих состояние психического здоровья общества и личности.

Деятельность любого общества обеспечивается деятельностью всех его институтов и каждого члена в отдельности. Естественно, что любое общество нуждается в обеспечении таких условий, которые способствовали бы максимальному проявлению способностей каждого его члена, обеспечивали бы самодеятельность каждого. Для того чтобы эта самодеятельность была разумной, люди должны обрести новое видение человеческих отношений на всех уровнях и овладеть наиболее адекватными для Homo sapiens способом их организации. Эти условия сегодня наиболее возможны в истинно демократическом обществе – обществе, построенном на власти большинства, обществе, максимально способствующем выявлению всех способностей, всей сути и природы каждого его «элемента». Любое вновь организованное общество и государство в числе своих первоочередных задач и мероприятий намечает конкретные меры по организации внутреннего порядка и меры по предотвращению отклонений от этого порядка. Причем эти меры тем эффективнее, чем реальнее учтены особенности биосоциальной природы человека.

В «Философском словаре» под редакцией И.Т. Фролова (1987) государство определяется как основной институт политической системы классового общества, осуществляющий управление обществом, охрану его экономической и социальной структуры. Оно находится в руках политически господствующего класса и используется им, прежде всего, для подавления своих противников. Если абстрагироваться от идеологизированного и крайне политизированного понятия «класс» и заменить его нейтральным определением «слой» или «прослойка», то данное определение, безусловно, приобретет общефилософское содержание. Обусловленный характером производственных отношений и способом производства, государство является надстройкой над экономическим базисом. Любое государство, независимо от его типа, формы власти и т.д., выполняет вполне определенные функции – внешние и внутренние: защита существующего способа производства, экономической и социальной системы, «подавление» социальных и других противников, управление экономикой либо регулирование хозяйственной деятельности и социальных отношений, охрана общественного порядка, культурно-воспитательная и идеологическая деятельность, защита интересов данного государства в его взаимоотношениях с другими государствами на международной арене, обеспечение обороны страны либо проявление военной и политической экспансии в отношении других государств, развитие нормальных отношений с другими государствами, развитие взаимовыгодного сотрудничества и т.д.

Еще Платон писал, что в устройстве государства явственней всего проявляется справедливость и несправедливость, поскольку государство и человеческая душа имеют аналогичное строение. И не только государство, но все человеческое сообщество, начиная со времен Адама и Евы, проявило это триединство строения (разум, чувства и желания), имея в качестве социальной единицы семью – как основную форму организации и первичную ячейку общества. С древнейших времен человек жил в сообществах типа род, клан, племя, переросшие затем в более крупные и дифференцированные образования – народ, нация, государство, которые в наше время уже объединяются в экономические, политические и другие сообщества и союзы (Лига Наций, ООН, ВОЗ, ЕС и т.д.).

Трем основным сословиям государства, которые по Платону составляют правители, охранники и производители (ремесленники и земледельцы), соответствуют три части души – разумная, аффективная и вожделеющая. Им же соответствуют три добродетели – мудрость, мужество и воздержанность. Хоть и сказано это было очень давно (в 4-м веке до н.э.), но актуальность сохраняет и в наше время, особенно с социально-психологической точки зрения. Игнорирование этого конструктивного и структурного сходства между ними чревато многими последствиями, которые уже сегодня стали реальностью.

Основная моя предпосылка в том, что государство – это та же самая семья в плане его организации, строения, управления, выполняемых функций, прав и обязательств и т.д. Тем более, та семья, которая полностью соответствует смыслу латинского слова famillia (семья), означающего «совокупность принадлежащих одному человеку рабов».

Метод, которым я попытаюсь исследовать социальную систему, государство и его место в формировании общественной, национальной и индивидуальной психологии в контексте формирования и проявления агрессии – это метод трансактного анализа Э. Берна, так называемая теория Эго-состояний. Наиболее актуальными состояниями Э. Берн считает состояния Я-родитель, Я-взрослый и Я-ребенок. Эго-состояние «взрослый» включает в себя способность оценки ситуации, рациональность, независимость, компетентность. Эго-состояние «родитель» проявляется в запретах, контроле, требованиях, заботах, содержит и предполагает определенные нормы, правила, предписания, требования и указания, то есть все то, что касается «можно» и «нельзя». Эго-состояние «ребенок» определяется чувственными, эмоциональными комплексами, которые проявляются в ситуациях, похожих на те, которые их породили. Это состояние характеризуется живостью, веселостью, раскованностью; а с другой стороны, этот «ребенок» проявляет себя бунтующим, отчужденным, соглашающимся. В различных жизненных ситуациях одна и та же личность может проявляться в разных Эго-состояниях. Одно Эго-состояние может трансформироваться в другое, они могут сочетаться и перекрещиваться. Каждому Эго-состоянию Э. Берна соответствуют платоновские разумная, аффективная и вожделеющая части души с тремя их добродетелями – мудростью, мужеством и воздержанностью. Адекватное сочетание Эго-состояний, иначе, идеальное сочетание различных эмоций и стремлений, приводит, в конечном итоге к справедливости. Она проявляется в выполнении каждым соответствующей ему в государстве (семье, сообществе) функции, иными словами, полным отсутствием деструктивности.

Взаимодействие личности с социальной средой происходит в одном из этих основных состояний. Попытаемся трансполировать сказанное на государство, рассматривая последнее как отдельный элемент и составная часть мирового сообщества, как «отдельную личность». Государство, так же как и отдельный человек, вступает во взаимоотношения со своей «социальной средой» (то есть с мировым сообществом), создает и решает свои внутренние проблемы, соотнося их тем или иным образом с внешними проблемами, проблемами других государств и т.д. Это взаимодействие проявляется в различных формах поведения (которые Берн назвал «играми»). В основе этих игр лежат так называемые «скрипты», то есть пройденный жизненный путь, сценарий жизни каждого человека, семьи, этноса и государства с первого дня рождения, формирования, создания. Именно жизненный путь армянского этноса и государства от древности до наших дней, переполненный достижениями и драматическими и трагическими потерями и переживаниями, предопределяет те «игры», в которые играют государство и народ.

В конце 20-го века Армения вновь восстановила свою государственность – третью Республику, провозгласившую себя социальным государством. Это означает, что в решении социальных и экономических проблем, особенно в отношении своих граждан, государство берет на себя определенные обязанности. Однако уже в конце 1994 года армянское государство решительно перешло к полной либерализации своей экономики, позабыв о тысячах «производителях» - «земледельцах и ремесленниках», и отдав все своим «охранникам и правителям». Вместо цивилизованных форм взаимоотношений рыночного общества, вместо рыночного закона свободной конкуренции в обществе и государстве стали главенствовать «законы джунглей» с самыми трагическими последствиями для народа – реальное проявление мудрости (по Платону) со стороны «правителей». В навязанной народу дарвиновской борьбе за существование, а точнее будет сказано, за выживание, граждане государства остались незащищенными и бесправными. В результате государство «добилось» обнищания 80% населения, создала армию безработных, составляющую 35% трудоспособного населения, вызвала эмиграцию 25-30% населения, снизило естественный прирост населения с 18,2 до 4,3, разрушила научный потенциал страны в 4 раза, народ же потерял свои сбережения в сумме 8 млрд. долл.

Даже самый поверхностный анализ перечисленных факторов свидетельствует о том, что государство (в лице всех форм власти и, в первую очередь, исполнительной) не имеет адекватных знаний и представлений о своей роли и функциях в процессе становления государственности, полностью игнорирует знание психологических, этнопсихологических и социальных взаимоотношений между властью и народом. Естественно, возникает необходимость в анализе функционально-ролевых соотношений в приложении к государству. К этой проблеме можно подойти, конечно, с разных позиций. Моя позиция – медико-психологическая, точнее клинико-психопатологическая. Как врач-психиатр я старался понять особенности психических нарушений в современных условиях, с клинико-психопатологических позиций подойти к анализу этнопсихологических, социальных, личностных категорий, каждый раз абстрагируя этнос, семью, государство до уровня отдельной личности (Сукиасян С.Г., 1996).

Росту социально-стрессовых, постстрессовых психических нарушений, появлению выраженных форм социальной, социально-психологической патологии способствовали не только ломка устоявшихся морально-нравственных принципов, ценностей, изменения мировосприятия, потеря смысла существования, нравственный кризис, но и невыполнение государством или неадекватное, неполное выполнение своих прямых обязанностей и ролей. Иными словами, такая государственная добродетель, как мудрость, проявлялась извращенно или половинчато, что неизменно вызывает фрустрирующие состояния, как на уровне отдельной личности, так и всего общества.

Возродившаяся государственность, как хронологически, так и по своему внутреннему содержанию, находится в Эго-состоянии «ребенок», которому приходится решать проблемы «взрослых». Как «ребенок» это государство стало заявлять о своих обидах, накопившихся в течение жизни армянского этноса и государственности. Конфликт, возникший на межнациональном уровне, является прямым продолжением того исторического конфликта, который породил эти «обиды». «Бунтующий ребенок», в лице некоторых политических и государственных деятелей, заявил на уровне «взрослых» о своих претензиях и не был «понят». Более того, был «поставлен в угол», практически полностью заблокированный от мирового сообщества, и посаженный на благотворительные хлеб и воду. Это было бы не столь странно, если бы тот же «ребенок» в своих внутригосударственных проблемах проявил бы себя как «родитель». А он возомнил из себя «взрослого». И, пожалуй, наиболее трагичным в сложившихся условиях является тот факт, что не только «правители», но и «охранники» этого государства решили, что они и есть независимое свободное армянское государство и, подводя под свою деятельность выгодную им, но совершенно чуждую армянскому этносу либеральную идеологию, управляют народом и государством. В результате общество не только оказалось в глубоком кризисе, что можно понять и допустить, с учетом произошедших революционных по сути событий, но и стало проявлять регрессивную динамику во всех сферах деятельности.

В результате крушения государства люди стали жить в состоянии безысходности и бессмысленности. Подавляющее большинство народа оказалось в состоянии кризиса, исключающем возможность выбора. Кризис – это потеря старых ценностей, вековых традиций, отсутствие новых или не восприятие и неприятие их в виду несоответствия ментальности, чуждости их мировосприятию и образу жизни. Если в прежней государственной системе человек был «винтиком», которым «затыкали» дырку или «закручивали» гайку от имени партии и народа, то новая государственность (в той форме, в которой она зародилась и стала развиваться) превратила своего гражданина в пылинку, пух одуванчика, которого переменчивые ветры нестабильного и прогредиентного социального, политического, экономического и духовного характера засасывают в хаотический круговорот нашего бытия, не поддающегося каким-либо логическим закономерностям (за исключением криминально-агрессивных) и основательно втаптывают в грязь нашего существования. Отсутствие возможности выбора хотя бы своего пути в этом тотальном круговороте привело к множеству трагедий: нравственному кризису, экзистенциальному вакууму или кризису смысла. Результатом этого процесса является девальвация всех ценностей и, в первую очередь, человека – индивида и личности. Суть же этой девальвации проявляется в потере доверия, как к себе, так и к социуму.

Возникают два вопроса – является ли этот кризис чем-то специфическим и можно ли было его миновать? Безусловно, любые революционные потрясения приводят к ломке всех форм социального и духовного бытия. История знает тому бесчисленное множество примеров. Однако, и восстания рабов в древности, и крестьянские движения средневековья и Великие Революции Нового времени, и национально-освободительные движения Нового и Старого Светов, и многие и многие другие крупные и малые, мирового и местного значения революции, перевороты, движения и войны, приведшие к истинно национальному и государственному расцвету, подчинялись исключительно своим внутренним мотивам и целям. С одной стороны, органы революции имели настолько глубокие корни в национальном и общественном сознании, настолько адекватно и четко выполняли свои функции и роли (по Э. Берну), что даже внешние и внутренние воздействия (интервенции, гражданские войны и др.) оказывались бессильными в своем противодействии. С другой стороны, с начала и до конца эти движения подчинялись своим внутренним законам развития, а не выполняли условий и законов сильных мира сего – военных, политических, финансовых и экономических олигархов, имеющих свои жизненные интересы в любом регионе мира.

Новая общественно-политическая система и государство явно запутались в свих целях и задачах, извратили свои роли и функции. Прежде всего, наше государство не разобралось со своими «родительскими» функциями по отношению к своим «гражданам-детям». Государство, как отец, обязано заботиться о своей «семье», защищать его интересы, заботиться о будущем, уважать прошлое, обеспечивать настоящее. Адекватное понимание Эго-состояний «взрослый», «родитель» и «ребенок» и выполнение их в соответствии с условиями и целями – необходимое условие жизнедеятельности и развития. Нормальное государство, как хороший «родитель», обязано заботиться о своих гражданах-детях. Причем, не в инфантильно-социалистической форме, когда оно решает «что – где – когда и сколько», а в духе самостоятельности, инициативности, решимости, деятельности. Государство-родитель обязано создавать, предлагать и развивать определенные нормы, требования, указания, контролировать их выполнение, заботиться о духовном и физическом развитии. Оно обязано создавать условия для всех своих граждан, представлять равные права и обязанности для роста, образования, работы и отдыха каждого члена общества. Тем самым способствовать максимально благоприятным условиям для полного раскрытия и развития всех возможностей, заложенных в каждой личности. Причем, при равных условиях возможности совершенно не равные и не одинаковые, что позволяет каждому члену общества занимать место в соответствии со своими возможностями. В этом и суть социального государства – не социальное равенство, а социальная справедливость при активной и соответствующей поддержке государства-родителя.

Если Эго-состояние «родитель» адекватно в решении внутригосударственных проблем, то Эго-состояние «взрослый» более уместно в межгосударственных взаимоотношениях, требующих именно таких качеств, как независимость, рациональность, компетентность, возможность оценки ситуации и, что особенно важно, функционирование «здесь-и-сейчас» независимо от прошлого, то есть лишенного ранних впечатлений и переживаний эмоционального характера, что более свойственно Эго-состоянию «ребенок».

Каково же отношение государства к своим гражданам-детям – как заботливого «отца-родителя» или равнодушного отчима в роли родителя?! С моей точки зрения, на этот вопрос отвечает статистика, даже та, которая не засекречена нас. По статистическим данным доля капиталовложений в ВВП сократилась с 14,5% в 1992 году до 7,3% в 1996 году – практически в два раза. Объем промышленной продукции за 1995-96 г.г. увеличился на 4,4%. Но цифра эта печально смехотворная, поскольку лишь только 10-12%-й годовой прирост промышленной продукции приблизит нас всего лишь на 1% прежней индустриальной мощи. И причина этого в тотальном спаде всего промышленного производства. Та же картина и в сельском хозяйстве. В результате «революции» сельскохозяйственное производство за 1991-1997 годы не только не увеличилось (что должно было произойти минимум в два раза, как свидетельствует мировой опыт), но даже сократилось по сравнению с «предреволюционными» годами (1985-88 г.г.) на 22%, в том числе животноводство на 40%. «Государство-отец» постепенно и последовательно углубляет разрыв между импортом и экспортом. Отрицательное сальдо внешнеторгового баланса выросло с 52 млн. в 1992 г. до 570 млн. в 1996 г., а внешний долг увеличился со 130 млн. до 617 млн. $ США. Нормальный отец ничего подобного по отношению к своим детям не позволил бы, по крайней мере, подумал бы о том, как потомки будут закрывать долги.

Нельзя сказать, что государство не думало о своих «гражданах-детях» вообще. Это было бы несправедливо. Оно увеличило зарплату и пенсии за последние 2-3 года в 3-4 раза и довело их до 10$ в месяц. Но в то же время, расходы населения лишь только на 1кг хлеба с 3% среднемесячной зарплаты в 1990 годы выросли до 50% в 1997 году. За те же годы «завоеваний и достижений» среднегодовые цены на платные услуги возросли в 33,5 тыс. раз, опережая рост заработной платы в 25 раз. Поведение и деяния такого государства более характерны отчиму-временщику, нежели любящему отцу, хоть и слабому, немощному, но родному, кровному.

Поражают данные по здравоохранению и медицине. За последние годы резко увеличилась заболеваемость населения практически по всем формам заболеваний; появились болезни, которые, казалось, окончательно были ликвидированы. Растет число больных активной формой туберкулеза, принимает эпидемический характер распространенность гепатитов А и В, участились малярия и кишечные инфекции. Резко подскочила смертность, особенно, в молодом и среднем возрасте. Смерть в 20, 30 и в 40 лет стала нормой. Причина ее – война, дистресс и болезни, в первую очередь, сердечно-сосудистая и церебрально-сосудистая патологии. Социальные, политические, экономические пертурбации, морально-психологический кризис, резкая коренная ломка общественно-экономических отношений привели к росту «невротизации» и инвалидизации общества.

В историческом аспекте срок нашей независимости и государственности, конечно, неизмеримо маленький, но более чем достаточный, чтобы определиться и проявить конструктивную тенденцию в становлении экономики страны – как основы всех основ: и политических, и социальных, и бытовых, и национальных. Здесь важны не только ролевые формы поведения всех социальных институтов, не только экономические и политические условия, не только эмоционально-психологический настрой широких масс, но и этнопсихологические особенности народа (рода, племени, народностей, нации), переживающих этот кризис. Мы, армяне, - народ маленький (в количественном отношении). От былого величия, которым мы любили когда-то бравировать (а тому есть основания) остались лишь манускрипты и разваленные и разгромленные храмы. Но, мы – народ особенный. Не в смысле того, что мы лучше или хуже других. Мое глубокое убеждение в том, что таковых вообще не существует. Но не надо быть психологом, чтобы заметить, что при всей нашей приземленности и фетишизме, мы все же неисправимые романтики и наивисты, эгоцентрики и чужелюбы. Будучи материалистами (даже 1700-летнее христианство не сделало нас не то, что лучшими, даже хорошими христианами), мы склонны к созданию идолов и символов. Самые простые, утилитарные вещи и явления для нас приобретают особый смысл и значение, которому, порой, поклоняются больше, нежели Богу. И самое трагичное в нашей сегодняшней психологии – это потеря доверия к ближнему, старшему, себе подобному и т.д. Мы не видели в своей жизни, как писал армянский писатель Дереник Демирчян, счястья и отчаяния. А теперь мы потеряли доверие. И чтобы вернуть его, не нужны праздники, лозунги и обещания. Маленькие народы объединяются вокруг какого-либо национального символа. Это может быть сильная личность, национальная идея, национальный фетиш, историческая ценность или достижение и т.д. Для этого необходимо государство или правительство, которому бы доверял народ. А это, в свою очередь, возможно, если он (народ) будет работать и жить в соответствии с «затраченным потом и потерянной кровью». Мерой адекватности здесь будет служить уровень доверия народа. И тогда настанет время создания национального мифа или легенды, время национального символа, что бесповоротно объединит народ и государство. И в этом проявится высшая добродетель государства – справедливость.

Но всегда надо учитывать, что государство (неважно какое, - рабовладельческое, феодальное, буржуазное или социалистическое) как аппарат осуществляющий и реализующий правление и политическую власть (не важно в какой форме, - парламентской, авторитарной, фашистской, тоталитарной, монархической) подавляет, подчиняет, контролирует, санкционирует одних ради интересов других, всегда служит интересам олигархов – идеологических, экономических, политических, финансовых, военных и т.д., всегда прикрываясь именем Народа и Бога. Причем, первый – это универсальная ширма и надежный щит, за которым укрывается и трусливый диктатор, и самодовольный монарх, и озабоченный демократ. Второй, - безусловно всеобъемлющий символ, которым обозначают и идею (буть она красная или коричневая), и идола (материального, культурно-исторического, духовного), и веру (в Христа, Магомета, Будду или самого Черта). Совершенно естественно, что государство делегирует своим институтам вполне конкретный заказ (читай, указ), который они обязаны исполнять. В противном случае не будет или социального института, или государства. В контексте сказанного ни одно государство из когда-то существующих на этой планете, ни одно из развивающихся или процветающих не является исключением.