43. «Генетический структурализм» Люсьена Гольдмана.

ГЕНЕТИЧЕСКИЙ СТРУКТУРАЛИЗМ. Cоциологическая школа в литературоведении, созданная в 1964 г. Л. Гольдманом в Центре социологии литературы при Свободном бельгийском университете. Методология “Г.с.”, изложенная как в книгах самого Гольдмана, так и в коллективном сборнике “Социология литературы” (1973), где собраны статьи его учеников (Жак Ленхардт, Бернар Лоди, Никола Бонот, Анна Гольдман, Джек Уоруик, Мишель Брюле, Хорхе Уако и др.), строилась в полемике с ранней марксистской “социологией содержаний”, которая, во-первых, рассматривала индивидуальное сознание писателя как простую копию коллективной “психоидеологии” данного класса, а во-вторых, считала, что классы способны изображать только свое собственное “социальное бытие”” – либо непосредственно, либо “переодевая” своих представителей в костюмы чужих эпох и культур (Г.В. Плеханов, В.Ф. Переверзев и др.).

Перенося принципы “генетической эпистемологии” Ж. Пиаже в область социальных отношений, Гольдман рассматривал любой человеческий акт как “значимый ответ” на ту или иную конкретную ситуацию, имеющий целью создать “равновесие” между субъектом действия и окружающим миром; нарушая при этом ранее существовавшее равновесие, человеческие поступки обеспечивают динамику культуры как непрерывного процесса разрушения старых и формирования новых структур.

На вопрос о том, кто является реальным субъектом деятельности, существуют, по Гольдману, три принципиально разных ответа. Согласно первому (“эмпирическому”), подлинным субъектом всегда является отдельный индивид, а согласно второму (“романтическому”) – различные социальные коллективы. Третий ответ, которого придерживается Гольдман, гласит, что таким субъектом являются коллективы, представляющие собой, однако, сложную сеть межиндивидуальных отношений.

Поскольку всякий эмпирический индивид одновременно принадлежит к множеству разнородных, социальных групп (классовых, политических, национальных, профессиональных, возрастных, имущественных и т.п.), каждая из которых стремится сформировать его индивидуальное сознание, это сознание всегда противоречиво и разорвано; поэтому ни один индивид не в состоянии ни создать связной картины мира, ни воплотить ее в продуктах культурного творчества. В классовом обществе только социальные классы способны вырабатывать “глобальное” “миропонимание”, или “видение мира” (нем. “Weltanschauung”, франц. “vision du monde”), поскольку только они стремятся к глобальному изменению или к глобальному сохранению наличных социальных структур (все остальные группы, преследуя более или менее частные цели, формируют лишь периферийные моменты сознания своих представителей).

Полемизируя с “социологией содержаний”, Гольдман, во-первых, проводит различие между “рядовыми” членами класса, в чьем сознании пассивно присутствуют лишь “аффективные, интеллектуальные и практические тенденции” к созданию связной картины мира, и сознанием его “выдающихся представителей”, которые активно “вырабатывают” целостное “видение мира”. “Великим писателем является именно тот исключительный индивид, которому удается создать в определенной… области связный или почти связный вымышленный мир, чья структура соответствует той, к которой тяготеет вся данная социальная группа в целом”, позволяя ее представителям “осознать все те мысли, чувства и поступки, которые они совершали, не отдавая себе отчета в их объективном значении” (Гольдман, 1987, с. 34). Во-вторых, в противоположность “социологии содержаний”, считающей, что автор, несвободный в выборе предмета изображения , может воспроизводить только “социальный характер” и “социальное поведение” собственного класса (“играть” в самого себя), Гольдман полагает что коллективный характер литературного творчества определяется не предметом воспроизведения, а тем, что “структуры, образующие мир произведения, гомологичны мыслительным стуктурам некоторых социальных групп…, тогда как в плане содержания, то есть с точки создания вымышленного мира, управляемого этими структурами, писатель обладает неограниченной свободой” (Гольдман, 1987).

Иллюстрацией этих положений как раз и служат работы, включенные в сборник “Социология литературы”. Так, согласно Б. Лоди, художественный мир “Принцесссы Клевской”, где героиня, ориентированная на идеальные ценности (“абсолютная” любовь), безысходно противостоит окружающему миру (супружеские измены, светский флирт, случайные связи и пр.), в структурном отношении гомологичен идеологии радикального янсенизма (Баркос, Паскаль и др.), утверждавшей несовместимость христианского долга с действительностью и одновременно утратившей надежду на Бога как на действенную силу; сам же радикальный янсенизм воплощал “трагическое видение мира” той части “дворянства мантии”, которая, будучи, с одной стороны, не в состоянии примириться с местом, отводимым ей абсолютной монархией, а с другой – приспособиться к требованиям вызревавшего буржуазного общества, отвергала всякий компромисс с наличной социальной практикой (“Трагическое видение мира у г-жи де Лафайет, или Атеистический янсенизм”). Анализируя смысловую структуру пьесы Ж. Жене “Строгий надзор”, построенной на противопоставлении уголовной “элиты” и “неэлиты”, Л. Гольдман показывает, что “ментальная структура” современного люмпен-пролетариата является ценностной калькой с идеологии отвергаемого им буржуазного общества и , что, следовательно, по своему строению этот мир однороден с миром буржуазного общества, относясь у нему как негатив к позитиву (“Театр Жене: опыт социологического изучения”). В работе “Семантика и социология литературы” Ж. Ленхардт, исходит из гипотезы, согласно которой внутренней связности и целостности произведения на уровне “видения мира” должна соответствовать такая же целостность на семантическом уровне. По Ленхардту, в романе А. Роб-Грийе “Ревность” “колониальное видение мира” порождает особые коннотации в оппозиции лексем белый / черный, пронизывающей всю книгу: если в сознании белых господствуют рационалистические понятия, выработанные европейской цивилизацией, то образ “туземца”, включающий в себя такие семы, как “животность”, “нерасчлененность”, “ночное начало” и т.п., отсылает к семеме “угроза”, которая создает общую атмосферу тревоги, царящей в романе. В работе Н. Бонота “Размышления о социологическом анализе творчества Мариво” пьесы драматурга рассматриваются как исторический компромисс между тремя социальными группами, определявшими облик французского общества в первой половине ХVIII и выработавшими соответствующие мировоззрения: 1) героическое “видение мира” традиционной аристократии, с ее ценностным идеализмом (благородная любовь, воинская доблесть и т.п.); 2) “видение мира” “светского дворянства” , в сознании которого героическое честолюбие уступило место “аристократическому тщеславию”; 3) “видение мира” набравшей силу буржуазии с ее морализмом, противостоящим как “аристократическому идеализму”, так и “светскому соблазнительству”.

Таким образом, подчеркивая структурирующую и категоризирующую роль классового мировоззрения, принципиально разделяя предмет отражения (познания) и объектов изображения в литературе, школа “Г.с.” вместе с тем отождествляет идеологию автора с идеологией его героев, а последнюю – с идеологией соответствующих классов, рассматриваемых как изолированные социальные группы.