Ранняя японская эстетика

Важной концепцией буддизма была принципиальная невозможность точного описания окружающего мира, именно в связи с его иллюзорной и непостоянной природой. Поэтому начало активно развиваться символическое искусство, не описывающее мир, а «указывающее» на уже известные людям иллюзии, причем часто эти символы иллюзий располагались или перемешивались так, чтобы показать людям их иллюзорную природу.

С другой стороны, развивалось искусство, ищущее способ уловить состояние этого непостоянного мира в данный конкретный момент. Оно тоже было весьма лаконичным, так как если бы такой рисунок делался долго, то мир за это время бы серьезно изменился, и изображение потребовалось бы переделывать. По этой же причине такие изображения часто были монохромными.

Итак, как мы видим из всего вышеизложенного, появление и развитие в Японии и Китае «историй в картинках» – это результат не гениального «просветления» отдельных художников, а закономерное и вполне предсказуемое явление. Вполне предсказуемы были также характер и техника исполнения этих рисунков. Изображая молящихся зайцев и играющих в кости монахов, Тоба создавал не «юмористические рисунки», а, своего рода, графический коан, символически описывающий «перевернутый» мир. При этом он проявил большое графическое мастерство, точными и скупыми линиями рисуя своих персонажей.

Немудрено, что сейчас эти рисунки хранятся в монастыре как дзенская святыня, а у Тобы нашлось немало подражателей, рисовавших в стиле «Тоба-э».

Начав реформы в китайском стиле, японцы испытали своего рода «головокружение от реформ». Они хотели подражать Китаю буквально во всем, в том числе и в масштабном строительстве зданий и дорог. Так, в VIII веке был сооружен самый большой в мире деревянный храм Тодайдзи («Великий Восточный Храм»), в котором находилась огромная, 16-ти с лишним метровая бронзовая статуя Будды. Строились и огромные дороги-проспекты, предназначавшиеся для быстрого передвижения императорских гонцов по всей стране.

Однако скоро выяснилось, что реальные потребности государства куда скромнее, и на поддержание и продолжение таких строек просто не было средств и политической воли. Япония вступала в период феодальной раздробленности, и крупные феодалы были заинтересованы в поддержании порядка в своих провинциях, а не в финансировании масштабных имперских проектов.

Резко сократилось число и популярных ранее среди знати путешествий по всей Японии с целью посещения наиболее красивых уголков страны. Аристократы довольствовались чтением стихов поэтов прошлого, воспевших эти края, и сами писали такие стихи, повторяя уже сказанное до них, но ни разу эти края не посетив. В связи с уже неоднократно упоминавшимся развитием символического искусства, знать предпочитала не ездить в чужие края, а сооружать в собственных поместьях их миниатюрные копии – в виде систем прудов с островками, садов и так далее.

Одновременно с этим в японской культуре развивается и закрепляется культ миниатюризации. Отсутствие в стране каких-либо значительных ресурсов и богатств делало единственно возможным соревнование между тщеславными богачами или ремесленниками не в богатстве, а в тонкости отделки предметов быта и роскоши.

Так, в частности, появилось прикладное искусство нэцкэ (нэцукэ)  – брелков, использовавшихся как противовесы для кошелей, которые подвешивались к поясу (карманов японский костюм не знал). Эти брелки, максимум несколько сантиметров длиной, вырезались из дерева, камня или кости и оформлялись в виде фигурок животных, птиц, божков и так далее. Тонкость резьбы на них до сих пор поражает воображение посетителей музеев.

Примерно в этот же период формируются представления о мужской и женской красоте, актуальные в Японии и по сей день. В отличие от России, в культуре которой поэтизировалась красота мужественная (стать, здоровье, румяное лицо и так далее), в Японии поэтизировалась красота женственная – тонкие черты лица, длинные красивые волосы, тонкая, хрупкая фигура, большие выразительные глаза.

Отметим, что эти критерии относились и к женщинам, и к мужчинам. Во многом это было связано с тем, что занятые политикой и войнами мужчины уступили женщинам право создания художественной литературы, и женщины описали в ней «романтических принцев» своей мечты, представление о которых вошли в дальнейшем в кровь и плоть японской культуры. Самым известным из этих персонажей стал принц Гэндзи, персонаж первого японского романа – «Повести о Гэндзи» Мурасаки Сикибу.

Особое отношение было к красоте детей и подростков. Свадьбы заключались рано, и возраст, который мы сейчас считаем «подростковым», в те времена считался возрастом молодых, но уже взрослых (женатых/замужних) людей. Аналогичное явление известно и европейской культуре – вспомним 12-тилетнюю Джульетту. Однако в Японии эти взгляды просуществовали куда дольше в жизни, а в культуре живут до сих пор.

Помимо уже упоминавшейся категории «чистоты », важной для японцев была также категория «невинности ». Они считали (и считают), что чистое и невинное сердце способно, не обращая внимания на иллюзии, видеть самую суть красоты мира. Отсюда особое внимание к детям и их естественной красоте и непосредственности.

Также большое внимание в мировоззрении японцев уделялось мимолетности времени и неизбежности смерти. Детская и подростковая красота приобретала здесь особое значение именно в связи с недолговечностью. Отсюда же и праздник цветения сакуры, когда вся Япония выезжает на природу любоваться дикой вишней, которая цветет всего несколько дней поздней весной.