logo
Uchebnik_po_sotsiologii_i_politologii

§ 1. Генезис политвласти

Концепции власти занимают в политической науке место, по своему значению подобное, например, месту в физической науке теории относительности или квантовой механики. Разгадка и постижение сути властного общения составляют заветную мечту каждого политолога, также как обретение всякого нового знания о природе власти и механизмах властвования составляет едва ли не самую главную задачу фундаментальной политологии, общей теории политики.

Первые попытки разобраться в парадоксах и механизмах политической власти были предприняты еще в древний период политической истории Индии, Китая и Греции. И, вероятно, не случайно, древнегреческое слово «архео» — «власть» или «главенство» — имело и другое значение — «первоначало», «первопричина».

Что же такое власть как феномен социальной жизни?

Загадки и парадоксы политической власти, выступающей одновременно и целесообразной силой, и злой волей, занимали умы философов и писателей. Гомер и Шекспир, Гете и Гегель, Ницше и Достоевский, Сартр и Кафка в социально-философских или литературно-художественных произведениях, каждый по- своему, пытались приоткрыть завесу над этой стороной жизни общества и человека и понять противоречивость двойственности власти.

Почему власть играет двойственную роль, бывая то необходимым и целесообразным механизмом общения людей, управления обществом, то выступая в качестве злой и дегуманизированной силы, как это было несколько десятилетий назад в Кампучии, где «революционный режим» от имени народной власти

уничтожил едва ли не треть или четверть населения страны?

Еще в Древнем Китае Конфуций и Мо-Цзы обращали внимание на божественную и естественную стороны происхождения власти и на необходимость существования власти как механизма общения между людьми, регулятора отношений господства и подчинения между управляющими и управляемыми. Конфуций (551—479 гг. до н. э.) придерживался понимания власти как божественного («повеления неба») установления, давая ей при этом патриархально-патерналистскую трактовку и уподобляя иерархическую власть императора над подданными отеческой власти старшего, главы семьи или рода, над младшими его членами. Большинство идей и концепций, трактующих политическую власть, политической мысли в первую очередь связаны с порядком и управлением, целесообразным регулированием человеческих отношений.

Мо-Цзы (479—400 гг. до н. э.) исходил из более рационалистической интерпретации природы власти, едва ли не первым в самом общем виде высказав идею о ее «естественном происхождении» и «общественном договоре», отмечая при этом, что в качестве властителя люди выбрали самого мудрого и добродетельного человека Поднебесной и сделали его «Сыном Неба» для того, чтобы создать систему управления и преодолеть социальный хаос, который наблюдался среди людей, живших подобно диким зверям. Аналогично рассуждал и Аристотель в «Политике». Он считал, что властный механизм необходим для организации и регулирования общения между людьми, поскольку «верховная власть повсюду связана с порядком государственного управления». Аристотель (в противоположность Конфуцию) отличал господскую и семейную власть от власти общественной или политической.

В Новое время идея целесообразности механизма государственной власти находит более развернутое обоснование в теории «общественного договора». Из идеи «общественного договора» исходил Ж.-Ж. Руссо, наделяя, однако, властью не единоличного государя-суверена, а народную ассоциацию, выражающую волю всего народа как равнодействующую частной воли людей.

Уже в ранние периоды истории политической мысли была замечена и вторая сторона феномена власти, а именно ее отчуждающая и отчужденная природа. Аристотель (а позднее Монтескье) отмечал опасность злоупотребления властью, отчуждения ее от рядовых граждан, когда обладающие властью используют ее для своей частной пользы вместо общего блага. Рецепты преодоления властного отчуждения предлагались самые разные: от идеи «смешанной» власти (Полибий, Макиавелли) и разделения властей (Локк, Монтескье, Гегель) до полной ликвидации государственной власти вместе с государством (Годвин и Штирнер, Бакунин и Кропоткин). Гегель, определяя государственную власть как «всеобщую субстанциональную волю», вместе с тем, для пользы гражданского общества и оптимизации управления, считал необходимым функциональное деление власти на законодательную, отражающую общие интересы, правительственную, связывающую общее с отдельными, особенными случаями, и, наконец, княжескую, объединяющую всеобщее, особенное и специфическое начала в единую систему государственного механизма, преодолевающего в силу этого узость эгоистических интересов.

Новую главу в социологическом анализе власти открыл М. Вебер, который понимал под властью любую возможность проводить внутри данных социальных отношений собственную волю даже вопреки сопротивлению, независимо от того, на чем такая возможность основана.

Большая заслуга в дальнейшем развитии теории власти принадлежит структурному функционализму. Так, подчеркивая ключевое значение власти, Парсонс утверждал, что она занимает в анализе политических систем место, во многих отношениях сходное с тем, которое занимают деньги в экономических системах. Функциональный подход получил конкретизацию в рамках «ролевой» концепции власти, предложенной сторонниками плюралистической теории демократии и различных вариантов демократического этатизма( Этанизм — социологическая теория, обосновывающая необходимость активного вмешательства государства в экономическую и политическую жизнь общества, рассматривающая его как высший результат и цель общественного развития.). По их мнению, власть — это способность или потенциальная возможность людей принимать решения, оказывающие влияние на действия других людей. Считая власть атрибутом ролей в социальной системе, плюралисты и этатисты отмечают, что в современном обществе власть, выполняющая функции контроля и руководства, немыслима без организационной и институциональной основы. При этом основное внимание уделяется формам осуществления власти, а вопрос о ее источниках зачастую отодвигается на задний план. Этот пробел пытается восполнить английский политолог Томпсон, утверждающий, что анализ феномена власти предполагает скрупулезное исследование взаимоотношений между действием, институтами и социальной структурой, поскольку те или иные аспекты власти проявляются на каждом из этих уровней. На уровне действия — это способность субъекта действовать в соответствии со своими интересами и целями, вмешиваться в ход событий и изменять его. На институциональном уровне власть означает способность предоставлять полномочия тем или иным группам людей или институтам принимать решения и осуществлять их на практике. В свою очередь пределы этой власти ограничиваются социальной структурой.

Власть, таким образом, рассматривается как сложнейший механизм тотального социального общения, регулирующий отношения между управляющими и управляемыми, первые из которых получают потенциально «символическую власть» над вторыми, хотя последние также обладают «символическим капиталом», оказывая влияние и давление «снизу» на властвующих. В политической теории понятия «влияние» и «власть» и их соотношение еще в 40-е гг. XX в. разрабатываются Г. Лассуэллом. Он

рассматривал их как соотносительные категории, выводя и определяя эту пару понятий друг через друга, поскольку в действительной жизни партии и группы давления активно влияют «снизу» на органы государственной власти с тем, чтобы установить над ними контроль, в то же время и руководители государства используют властные полномочия для того, чтобы регулировать в свою пользу ход партийной борьбы и контролировать процесс давления различных социальных групп. Такие достаточно сложные взаимоотношения между властвованием управляющих и давлением управляемых сложились в ходе длительного социального общения между ними, породившего регулятивные механизмы публичной власти.

Для понимания как природы властного общения, так и специфики современных отношений между людьми по поводу государственной власти необходимо коснуться вопроса о ее происхождении и публичном характере. Нередко упускается из виду, что политическая власть в ее современной форме, как власть государственно-публичная, имеет не такую уж длительную историю почти пять тысячелетий)  по сравнению с догосударственными сегментированными структурами управления и самоорганизации, существовавшими, начиная с появления в эпоху позднего (или верхнего) палеолита около 40 тыс. лет назад кроманьонского человека (Homo Sapiens). Кроме прочего, в пользу того, что видовое понятие государственной власти по объему значительно уже, чем родовая категория «власть», свидетельствуют и новейшие процессы, возникшие на рубеже третьего тысячелетия, создание органов «надгосударственной» власти в лице законодательного (Европарламент) и исполнительного (Комиссия Европейского Сообщества) институтов, властные полномочия которых распространяются на территорию почти полутора десятка европейских стран.

Итак, можно сделать вывод о том, что в широком смысле категория «власть» включает и огосударственную и государственную (публичную), а возможно, и «надгосударственную» (постгосударственную) формы властной организации людей.

Генезис власти как механизма, регулирующего социальное общение, интересен для анализа природы и феноменологии властных отношений. Политической этнографии известны примеры, когда общественные структуры, хотя и довольно примитивные, управлялись на началах относительно симметричного равенства,

избегая при этом резкой асимметрии и отчуждения, присущих современным отношениям власти. Известны и такие случаи, когда общины и вовсе обходились без власти старейшины, существуя как бы на основе полного самоуправления (и в этом смысле самовластия), а также саморегулирования коллективной жизни

при помощи традиций и обычаев, правил и норм.

Движение общества к современной публичной власти начинается с постепенного нарушения этой природной симметрии и равенства, причем эта тенденция просматривается уже в самых

примитивных обществах, в рамках сегментированных и автономных семейных и родовых общин. Уже на стадии политогенеза, т. е. процесса перехода общества к новому типу управления, к государственной организации и институтам публичной власти, мы сталкиваемся с так называемой потестарной властью и такими догосударственными формами ее организации как «линейный» и «конический» кланы — «линидж» (lineage) и «рэмедж» (ramage), «протогосударство-вождество», «чифдом» (chiefdom). Их изучение позволит проследить постепенное расслоение общества на властвующих и подвластных, усиление неравенства и асимметрии в отношении между ними, приведшее, в итоге, к господству и

подчинению, и, наконец, перераспределение управленческих функций и формирование обычаев и регламентов, фиксирующих и закрепляющих властные отношения.

Первоначально отношения власти и влияния локализуются в рамках кровно-родственных связей, основываясь на половозрастном разделении труда. Значительная часть управленческих

функций осуществляется еще самим семейно-родовым коллективом, представляющим во многом и субъект, и объект управления. Затем начинается постепенное обособление властно-управленческих функций внутри изначально эгалитарного сообщества в пользу определенной группы лидеров. Особенно ярко это проявляется в отношениях внутри так называемого конического клана «рэмедж» (от англ. ramage — ветвь), в котором властный статус и сила влияния отдельного индивида при еще однолинейном варианте родства определяются как функция родственной близости и генеалогического старшинства по отношению к предку-основателю и линии его прямых потомков, являющейся старшей по властному рангу. В то же время лидеры-руководители клана в целом еще не стоят «над» рядовыми общинниками,

являясь скорее исполнителями общественных обязанностей, т. е. «слугами общества», а не его «господами».

Симметричность отношений между руководителями, вождями и рядовыми общинниками особенно наглядна в такой форме формирующихся властных отношений как потестарная структура «военной демократии». В этой племенной форме, изученной еще Л. Морганом и описанной им в работе «Древнее общество» на примере лиги ирокезов, власть и влияние находятся в достаточно сбалансированном состоянии, когда еще отсутствуют присущие государственным формам общения асимметричное неравенство и отчужденное противостояние управляющих и управляемых. Процесс принятия решений в совете лиги по процедуре и традиции должен учитывать волю как «властвующих» (совета старейшин и военного вождя), так и «подвластных» (народного собрания общинников), влияние которых в ряде важных вопросов было примерно равным по своему значению.

В первых ранних государствах асимметрия в отношениях между властью управляющих и влиянием управляемых начинает резко усиливаться. Это прослеживается на примере государственной

истории Древнего Египта, когда вчерашний вождь племени постепенно становится князем-номархом, а затем и фараоном, «живым богом», отношения которого с рядовым крестьянином образно можно выразить как отношения «между небом и землей». В результате процесса политогенеза формируется государственная власть как асимметричное отношение между управляющими и управляемыми, поставившее государство и его подданных в разные «весовые категории» с точки зрения их силы.

Политическое общение близких по крови, еще относительно равных по потестарному статусу и влиянию людей, сменяется отчужденными отношениями господства и подчинения, опирающимися на административный аппарат принуждения и насилия.

В современных разработках по политической антропологии обосновывается положение о существовании всего лишь трех основных форм становления этой властной асимметрии и отчуждения, другими словами, определяются три главных пути политогенеза в развитии человеческой цивилизации. Во-первых, это "военный путь, когда институционализация публичной власти происходит за счет возвышения и обособления института «военного вождя», а также его вооруженной дружины и административного аппарата, состоящих из его родни и приближенных (Древний Шумер). Во-вторых, существует аристократический путь, когда носителями публичной власти постепенно становятся представители родоплеменной аристократии («великие» воины, старейшины, охотники, жрецы и т. д.), которые концентрируют в своих руках военное, религиозное и административно-хозяйственное руководство. И, наконец, третий, плутократический, путь связан с накоплением отдельными общинниками материальных

богатств (ресурсов), формированием вокруг патронов многочисленных клиентел (группировок сторонников), постепенной трансформацией авторитета и престижа богатого и сильного лидера (феномен «бигмена») в силу административной власти. Все эти пути приводят к формированию обособленного и отчужденного от общины административного аппарата управления, а также асимметричной структуры отношений публичной власти.

Анализ генезиса политической власти позволяет сделать вывод, что наиболее обоснованным выявляется подход, согласно которому власть в социуме представляет собой скорее регулятор общественных отношений («отношение отношений» по М. Фуко), механизм тотального социального общения, способ человеческой самоорганизации и принцип коллективного саморегулирования, чем «вещь», кому-либо принадлежащая, как это трактуется в некоторых волевых и силовых концепциях.