Глава 10. Психологическое направление в социологии

В конце XIX века психологическое направление постепенно обретает самостоятельность. Возникновение этого направления вызвано прежде всего попытками ученых определить место и значение в общественной жизни психических механизмов поведения людей. Обращение к психической сфере в целом следует расценивать как положительный момент в историческом развитии социологии. Вместе с тем, нельзя не учитывать и того, что наблюдающееся во многих случаях сведение законов общественного развития к человеческой психике представляет собой не что иное, как новую форму редукционизма, не способного раскрыть подлинную картину реальной действительности.

Проникновение психологии в социологию шло как по линии индивидуальной психологии, так и по линии социальной психологии, при этом часто они очень тесно взаимодействуют и перекрещиваются, взаимно обогащаясь.

В рамках психологического направления получили свое развитие многочисленные школы и оригинальные учения, получившие мировую известность.

Психологический эволюционизм - одна из наиболее ранних школ в социологии, сохранившая в значительной мере связь с «биологическими подходами» к общественной жизни. Основатели этой школы Л. Ф. УОРД (1841-1913) и Ф. Т. ГИДДИНГС (1855-1931) - американские ученые, рассматривавшие развитие общества как часть общей космической эволюции, в которой каждая высшая и последующая ступень возникает на основе предыдущей и наследует ее особенности. Л. Ф. Уорд, по существу, не различал «социальные» и «психические силы». Ранжируя же «социальные силы», Уорд в качестве первичных, базисных выделяет голод, жажду, половые потребности, в которых, по представлению ученого, на социальном уровне проявляются биологические импульсы. Затем следуют более сложные интеллектуальные, моральные и эстетические потребности.

Если в природе господствует жесткий детерминизм, по терминологии Уорда, «генезис», то в обществе все процессы так или иначе связаны с целеполаганием - «телезисом». Именно способность к целеполаганию отличает людей от биологических организмов. При этом выполнение желаний и удовлетворение потребностей на уровне отдельного человека сопряжено с «индивидуальным телезисом»; «коллективный телезис», проявляющийся на уровне общества в целом, реализуется в существовании и деятельности государства. Главным методом улучшения общества Уорд называл реформы. Выступая за «всеобщее согласие», Уорд был противником какой-либо борьбы, насилия, революционных методов и т.п.

Основатель первой в Соедененных Штатах Америки кафедры социологии в Колумбийском университете (1894 г.) Гиддингс понимал общество как особый физико-психологического организм, где, с одной стороны, сохраняется действие биологических закономерностей, а с другой - проявляется действие психологических, факторов. В социологической концепции Гиддингса в связи с этим появляется понятие «социального разума» («сознания рода»), обеспечивающего целостность социальной системы, ее организацию.

Гиддингс разрабатывает свое учение о социальной структуре, в которую он включает: «жизненные классы», «классы личностей» и «общественные классы». Все они, в свою очередь, определенным образом подразделяются. Так, «общественные классы» различаются по степени развитости «сознания рода»: 1) «социальный класс», в котором наиболее развито сознание солидарности; 2) «несоциальный класс» - в нем сознание солидарности, приверженности к общественному уступает место индивидуализму, равнодушию к общественным интересам и делам; 3) «псевдосоциальный класс», включающий людей, отколовшихся от общества, живущих - и стремящихся жить за общественный счет; 4) «антисоциальный класс», объединяющий многообразные антисоциальные элементы: преступников, социальных изгоев, бродяг и т.п.

Как и Уорд, Гиддингс написал целый ряд книг по социологии. Тот и другой являются авторами первых учебников, по которым социологию изучали студенты американских университетов. Однако если Уорд на протяжении всей своей научной деятельности разрабатывает теоретические вопросы, Гиддингс постепенно начинает увлекаться эмпирической социологией, закладывая фундамент для ее дальнейшего развития. Знание достижений современных физико-математических наук позволяет ему подойти к обществу как к статистической системе, требующей для своего исследования использования математических (вероятностно-статистических) методов. Гиддингсу принадлежит фраза: «Социология - наука, статистическая по методу».

Фрейдизм в социологии также в значительной мере сохраняет связь с биологическим направлением, в особенности на первых этапах своего развития, связанных с исследованиями своего основателя 3. ФРЕЙДА (1856-1939). Фрейд один из первых обращает самое серьезное внимание на бессознательную сферу человеческой жизни и тем самым закладывает ставшие впоследствии достаточно глубокими в социологической науке традиции специфического изучения этой скрытой области социального бытия.

Фрейд разрабатывает свою оригинальную (и очень спорную) концепцию человеческой личности, считая, что структуру последней составляют три компонента: Id «Оно» - сфера бессознательного, сфера инстинктов; Ego «Я» - сфера взаимодействия инстинктов и разума**; Super-ego.«Сверх-Я» - общество, культура. Для концепции Фрейда и в целом фрейдизма (неофрейдизма) характерно явное преувеличение значения в человеческой жизни бессознательных импульсов, инстинктов, т.е, сферы Id «Оно» По Фрейду, развитие индивида есть не что иное, как метаморфозы сексуальности. Последняя в онтогенезе последовательно проходит фазы - оральную, анальную, фаллическую и завершающую - генитальную.

Учение Фрейда отличает явно упрощенное представление об обществе как «культуре», основная функция которой заключается в ограничении «животных» инстинктов, прежде всего сексуального инстинкта - либидо. При таком подходе общество выступает как некая сумма «запретов», «табу», «моральных норм» и т.п. Появление самой человеческой культуры Фрейд объясняет опять же в связи с человеческой сексуальностью.

В основе социально значимой жизни - художественного творчества, научной деятельности и т.п., - по Фрейду, лежит сублимация сексуальной (биологической) энергии. В более широком плане конструктивно-созидательное поведение человека Фрейд связывает с инстинктом Эроса. Напротив, деструктивно-разрушительное поведение вызывается инстинктом Танатоса. Проецируя такой взгляд на общественные явления и процессы, Фрейд дает весьма своеобразное их истолкование. Например, появление и победу в Германии фашизма он объясняет человеческим влечением к смерти, торжеством Танатоса, неспособностью подавить, обуздать последний.

Центральным вопросом в социологической концепции Фрейда является вопрос об отношении личности и общества. Кратко это отношение можно определить как конфликт, причем причиной этого конфликта, с одной стороны, является «культура» с ее запретами и нормами, направленными на ограничение, обуздание сексуальной (жизненной) неукротимой энергии, а с другой - подчинение личностного поведения «принципу удовольствия»,

Учение Фрейда развивали многочисленные его ученики, сторонники и последователи. Среди них: К. Абрахам, Ф. Александер, О. Ранк, П. Федерн и др. Вместе с тем оно явилось объектом критики со стороны многих видных психологов.

Учение о бессознательной психической жизни человека нашло свое дальнейшее развитие в трудах другого выдающегося врача и ученого К. ЮНГА (1875-1961), основоположника аналитической психологии. Юнг резко разошелся со своим учителем Фрейдом в оценке сексуального инстинкта - либидо - с точки зрения его роли в человеческой жизни, но остался верен фрейдистской традиции, отводя решающее значение в поведении людей бессознательной регуляции, разделяя ее, однако, на «личную» и «коллективную». Личное бессознательное содержит забытые впечатления, вытесненные тягостные мысли, подпороговые апперцепции и еще не созревший для рационального осмысления «материал». Коллективное бессознательное, как учит Юнг, занимает самые нижние, глубинные пласты человеческой психики и никогда не станет осознаваемым. Формой проявления и существования «коллективного бессознательного» - именно этим учением в первую очередь Юнг интересен для социологии - служат архетипы - по определению самого автора: «первобытные образы».

Для социологии учение Юнга об архетипах имеет значение по целому ряду пунктов. Так, архетипы заключают в себе социальный (исторически самый ранний) опыт. Далее, архетипы формируются и действуют в соответствии с данной культурой, данным сообществом. Наконец, архетипы выполняют функцию формирования личности, представляя совершенно необходимый момент ее бытия. Юнг создает свою оригинальную концепцию личности, полагая, что в структуру последней входят следующие компоненты. «Эго» («Я») - тождественное осознанию личности самой себя. «Персона» (лат.: «актерская маска») - бессознательное представление личности о своем месте в обществе, своих социальных ролях («мать», «отец», «сын» и т.д.). «Тень» - бессознательное представление личности о самой себе. На то, что такой компонент в действительности присутствует в личностной структуре, указывают, по мнению Юнга, многочисленные и чрезвычайно распространенные проговорки и выражения типа: «я не знаю, что со мною происходит», «я был вне себя» и т.п. «Тень» часто проецируется на других людей (в современной психологии этот феномен описывается как процесс личностной идентификации. Действительно, индивид сопоставляет себя с другими индивидами, что является необходимым моментом общения и познания окружающих людей). «Анима» - «душа», «женское начало», имеющееся у каждого индивида, независимо от пола. У мужчин «анима» воплощает скрытый, не поддающийся точному описанию (элюзивный) образ «женщины». В детстве «анима» проецируется сыном на мать. Многие жизненные коллизии происходят часто именно потому, что реальные существа - жена, подруга не совпадают с «анима» у мужчин. «Анимус» - «мужское», «волевое начало», тоже имеющееся у каждого человека, независимо от пола. Точно так же как и «анима», «анимус» проявляется двояко: позитивно, утвердительно и негативно, деструктивно. У женщин позитивный «анимус» - «принц», «рыцарь», негативный - «насильник», «убийца» (Синяя Борода, убивающий своих жен).

Бели «анима» или «анимус» выражают амбивалентность (двойственность) личности - в любом мужчине есть нечто от женщины, в женщине всегда заключено хотя бы в самой незначительной степени что-то мужское, то «Самость» - личность в ее целостности, как в определенном, так и в неопределенном бытии, не поддающемся строгому научному определению (в связи с чем производится лишь условное символическое ее обозначение). И поскольку все эти личностные компоненты имеют архетипическую природу, вся рассмотренная концепция обычно называется архетипической.

В историю науки Юнг вошел еще как автор оригинальной психологической классификации типов личности, положившей уже в наши дни начало целой научной дисциплины - соционики, или учения о социально-психологических типах личности.

Неофрейдизм в социологии получил распространение главным образом в США, в 50-е гг. XX столетия. Из учения Фрейда он унаследовал положение о доминирующей роли в человеческой жизни бессознательного начала, однако отказался от объяснения неврозов биологическими, сексуальными причинами. Главной причиной невротических заболеваний, охвативших в массовом масштабе цивилизованные страны (надо заметить, что поэтому изучение социальных условий и механизмов неврозов стало одной из центральных задач неофрейдизма), ведущие представители названной школы объявили само общество. В книге «Новые направления в психоанализе», изданной в Нью-Йорке, одна из основателей неофрейдизма К. ХОРНИ (1885-1952) писала: «Эдипов комплекс не является биологически врожденным», «мы отвергаем все построения, базирующиеся на этой теории». «Неврозы в конечном итоге являются выражением нарушений во взаимоотношениях между людьми». Всем невротикам, считает Хорни, свойственны ригидность реакции, т.е. неспособность быстро и адекватно приспосабливаться к новым, непрестанно изменяющимся условиям, а также разрыв между потенциальными возможностями и реальными достижениями, который бессознательно переживается в болезненных (патологических) формах - в отличие от переживаний в подобных случаях нормальной (здоровой) личности.

В центре внимания К. Хорни, и в целом неофрейдизма, - взаимоотношения личности и общества. Общество у Хорни - «культура». При определенных условиях последняя оказывается неврогенной. Именно таким является современное западное общество. Невроз, следовательно, - не только болезненное состояние индивида, но и состояние всего общества. Хорни формулирует четыре «великих невроза нашего времени»: привязанности (поиски любви и одобрения любой ценой); власти (погоня за властью, престижем, обладанием); покорности; изоляции, или бегства от общества.

Личность развивается двумя возможными путями: нормально, т.е., имеет место более или менее свободная реализация задатков человека, и невротически, т.е. накапливаются патологические изменения, которые приводят к отчуждению индивида от общества и в конечном итоге его деперсонализации. Когда невротические заболевания порождаются «больным обществом», выделяется социологический их аспект. Когда неврозы - следствие нарушения межличностных отношений (например, между ребенком и родителями), выделяется генетический аспект. В случае ложной самореализации личности имеет место сущностный аспект.

Движущей силой невроза выступает страх (фобия). Современное общество представляет собой, как считает Хорни, постоянный источник фобий. Современная культура индуцирует чувство «коренной тревоги», или врожденное чувство беспокойства, присущее каждому человеку. Оказавшись в условиях «неврогенной культуры», личность включает защитные механизмы, в частности подавление страха, «наркотизацию» страха (что проявляется в бурной внешней деятельности), бегство от ситуации, вызывающей страх.

В зависимости от «стратегии поведения» Хорни различает три типа человеческой личности; «устойчивый» - его характеризует стремление к людям; «устраненный» - ему присущи независимость, стремление отделиться от людей; «агрессивный» - его отличает стремление действовать против людей. Все три варианта могут иметь место и у здоровых людей, и у невротиков. Однако если у первых наблюдаются всего лишь «ситуационные неврозы», то у невротиков обнаруживается стойкий «невроз характера».

Самостоятельное крыло неофрейдизма образует фрейдо-марксизм, появление которого связано с именами В. Райха, Э. Фромма, Г. Маркузе и др. Свое отношение к Фрейду и фрейдизму, с одной стороны, и Марксу и марксизму, с другой стороны, крупнейший мыслитель и ученый-гуманист нашего времени Э. ФРОММ (1900-1980) выразил в одной из работ примечательной фразой, что у подножия науки XX столетия стоят три гиганта: А. Эйнштейн, К. Маркс и 3. Фрейд. Являясь автором многочисленных книг: «Бегство от свободы», «Иметь или быть», «Душа человека», «Анатомия человеческой деструктивности» и др., представляющих интерес не только для специалистов-ученых, но и для массового образованного читателя, Фромм рассматривает коренные вопросы человеческого бытия. И всегда в центре его внимания - взаимоотношения человека и общества.

Фромм считает, что человек, выделившись из животного царства, становится рабом «экзистенциальной дихотомии» («дихотомии существования», «дихотомии человеческого бытия»). Экзистенциальная дихотомия - потому она так и названа - заложена в сущности человека и общества, и этим она отличается от различных форм «исторической дихотомии» (например, дихотомия гуманизма и технического прогресса). Экзистенциальная дихотомия проявляется трояким образом:

1. Дихотомия жизни и смерти (зачем стремиться к чему-либо, если конец один - смерть?; если жизнь конечна, то какой в ней смысл?).

2. Дихотомия человеческих способностей и реализованного в действительности (рождение не есть биологический акт, это начало пути к самораскрытию, самоусовершенствованию. А это значит, что многие, если не большинство, так и умирают... не родившись!).

3. Дихотомия одиночества и соотнесенности с другими людьми. Важной проблемой, которую рассматривает Фромм, является отчуждение. Как только человек обрывает свои естественные связи с природой, он вступает в длительную историческую полосу социального отчуждения, причем в современном обществе это отчуждение приобретает тотальный характер. Единственным реальным способом преодолеть тотальное отчуждение, учит Фромм, является Любовь. Отчуждение служит важнейшей причиной невротических заболеваний человека. Изолированность индивида в современном обществе обусловливает такое явление, как «бегство от свободы».

Фромм различает два типа свободы: низший («негативная свобода», «или свобода-от») и высший («позитивная свобода», или «свобода-для», «свобода-во-имя»). Развитие человеческой индивидуальности и в онтогенетическом, и в филогенетическом аспектах осуществляется от негативной к позитивной свободе. Причем ученый делает вывод, что люди не могут без конца влачить бремя «свободы от»; если они не в состоянии перейти от свободы негативной к свободе позитивной, они стараются бессознательно избавиться от свободы вообще. В современном обществе, как капитали- стическом, так и социалистическом, бегство от свободы приобретает характер компульсии - болезненно-навязчивой идеи. Она проявляется в формах: садизма (стремления к неограниченной власти над другими); мазохизма (полного подчинения себя другим); деструктивизма (стремления разрушить существующий мир, чтобы он «не разрушил меня»); автоматического конформизма (быть как все, не выделяться, сравняться со всеми, забыв все оригинальное и самобытное).

Фромм вошел в историю науки как острый критик современной цивилизации, однако его критика не выходит за рамки теоретических абстракций. Экономические, политические и прочие общественные отношения он рассматривает через призму психологии: капитализм и сталинский социализм для него «патогенная среда». Широкую известность получила формула Фромма: в XIX веке умер Бог, в XX веке - человек. Выход из создавшегося положения ученый видит в утверждении «коммунитарного социализма», а в последнем - такую «организацию промышленности, в которой каждый работающий индивид был бы ее активным и ответственным участником, где работа была бы привлекательной и осмысленной, где не капитал бы нанимал труд, а труд - капитал».

Для социологии безусловный интерес представляет теория «социального характера», разработанная психоаналитиком нового поколения, каким выступает Фромм. В широко известной книге «Человек для себя» в зависимости от ориентации - плодотворной или неплодотворной он выделяет и рассматривает два соответствующих типа людей. К плодотворной ориентации относятся любовь и мышление, к неплодотворной - рецептивная ориентация (источник всех благ лежит вовне), эксплуатация, стяжательство, рыночный обмен.

Представляют интерес рассуждения Фромма об основных социальных потребностях человека, в числе которых на первом месте стоят потребности в общении и Любви.

В целом для учения Фромма характерна радикальная ревизия фрейдистских постулатов о природе бессознательного. И здесь Фромм становится на позиции неофрейдизма, утверждая, что бессознательное не является сугубо биологическим явлением, как учил Фрейд, а оно имеет еще и социальную природу. Общество создает особые социальные (культурные) «фильтры» (запреты, табу, логика, язык и т. д.), которые обусловливают динамику бессознательного, становясь его непременным условием и формой существования. Само бессознательное, по Фромму, может играть не только отрицательную - дезорганизующую роль в обществе, культурном процессе, но и положительную - непосредственно стимулируя субъективную активность в созидательной деятельности (у Фрейда для этого должен действовать механизм сублимации).

Социальная психология как ветвь в социологии оформляется на рубеже XIX-XX веков. Когда говорят о «социальной психологии», необходимо иметь в виду три момента. Во-первых, социальная психология - достаточно самостоятельная, «суверенная» наука. Во-вторых, психологический аспект социологической науки. В-третьих, - эта область социологии включает исследования группового, массового поведения людей. Именно о такой дисциплине, таком разделе социологии пойдет речь. Следует заметить также, что к этому разделу социологии тесно примыкают этнопсихология и этносоциология.

Термин «социальная психология» введен в научный оборот американским ученым Э.О. Россом в 1908 г. Однако как особый раздел социологии социальная психология ведет свое начало от работ немецких исследователей М. ЛАЦАРУСА (1824-1903) и X, ШТЕЙНТАЛЯ (1823-1899). Именно их работы послужили отправной точкой в изучении психологии народов. Создатели новой дисциплины справедливо обратили внимание на основополагающий факт, что «все индивиды одного народа носят отпечаток... особой природы народа на своем теле и душе». Единая психология народов выражена в языке, морали, культуре.

Эта идея была подхвачена знаменитым немецким ученым В. ВУНДТОМ (1832-1920), автором десятитомной «Психологии народов». Несмотря на ряд методологических ошибок, эта работа представляет ценность во многих отношениях. В ней содержится попытка синтетического рассмотрения многих форм социальной (общественной) жизни людей: языка, мифов, истории, культуры и т.д. Проводится идея о принципиальной связи индивидуального сознания и психологии с массовым сознанием и психологией («народной душой»).

В числе ведущих ученых, занимавшихся социально-психологической проблематикой в социологии, одно из первых мест по праву принадлежит Г. ТАРДУ (1843-1904). Полемизируя со своим именитым соотечественником Э. Дюркгеймом, исходившим из примата социального над индивидуальным (принцип социологизма). Тард представлял общество как агрегат индивидов, точнее, продукт индивидуального взаимодействия. У Дюркгейма вектор социальности направлен от общества как целостного организма к индивиду, у Тарда вектор социальности, наоборот, направлен от массы (группы) индивидов к целостной системе. Поэтому для Тарда социология - это «коллективная психология».

Основными социологическими законами, по Тарду, являются законы повторения, оппозиции и адаптации. Их действие разворачивается в связи интраментальной и интерментальной психологии. Здесь Тард по существу закладывает основы социологии коммуникации. Источником любого нововведения является творческая индивидуальность (одаренная личность, лидер). «Социальное» начинается тогда, когда «новшество» начинает повторяться и усваиваться другими (нетворческими) индивидами, массой людей. Главную роль в повторении играет механизм подражания. В массе подражание распространяется в виде концентрических кругов и до тех пор, пока не встречается с нововведением, исходящим от другой творческой личности, лидера. В действие вступает закон оппозиции, в соответствии с которым начинается «дуэль» подражаний. Постепенно эта дуэль завершается адаптацией того или иного новшества.

Определяя общество через феномен «подражания», французский социолог различает подражание в форме «обычая» и в форме «моды». В первом случае имеет место подражание «своему и древнему», во втором случае - подражание «новому и чужому».

В качестве модели организованного поведения массы людей Тард рассматривает «публику». Он указывает на присущие ей единство реакции, системность поведения отдельных индивидов. Разграничивая понятия «толпа» и «публика», Тард понимает под первой стихийное, малоорганизованное собрание людей, главными особенностями которого являются инертность, неспособность к творческой созидательной деятельности. В своем поведении толпа следует за лидером. «Публика» представляет собой объединение людей, главным законом которого является общность мнения. Если толпа связана «физически», то публика - психически. Тард объявил XX век «эрой публики».

Несколько иной взгляд на современное общество развивал французский ученый, социолог и публицист, врач по образованию Г. ЛЕБОН (Ле Бон) (1841-1931), автор широко известной книги «Психология народов и масс». Лебон считал, что современное общество вступило в новую историческую эру - «эру толпы». В связи с этим, как и Тард, Лебон является одним из первых авторов концепции массового общества. В таком обществе имеет место нивелирование отдельной личности. Иррационально ведущая себя безликая, аморфная толпа способна главным образом на деструктивные действия.

«Толпа» рассматривается Лебоном как психологический феномен, главным законом которого является «духовное единство», а механизм поведения заключается во взаимодействии с лидером. «Власть толпы» в том и состоит, что она становится господствующей силой в современном обществе. В новое время властелином мира становится тот, кто становится «властелином толпы». Поэтому стремящийся утвердить свою власть, с одной стороны, должен потакать толпе, учитывать ее запросы и настроения, отличающиеся низменным характером, подлаживаться под вкусы «улицы», «черни». С другой же стороны, он, для того чтобы «овладеть толпой», должен «злоупотреблять сильными выражениями». «Преувеличивать, утверждать, повторять и никогда не пробовать доказывать что-нибудь рассуждениями», - пишет Лебон. И продолжает «Кто умеет вводить толпу в заблуждение, тот легко становится ее повелителем; кто же стремится образумить ее, тот всегда бывает ее жертвой».

В начале XX в. у социологов и психологов возрос интерес к движущим силам человеческого поведения. Получают распространение многочисленные концепции, которые можно в целом охарактеризовать как социальный инстинктивизм. Крупный англоамериканский ученый У. МАК-ДУГОЛЛ (Маадугалл, Мак-Даугалл) (1871-1938) разрабатывает так называемую «гормическую» теорию инстинктов. Согласно ей, в основание всей жизни заложено инстинктивное стремление к цели. Мак-Дуголл полагал, что инстинкты вызывают соответствующие эмоции, те превращаются в чувства, последние, в свою очередь, образуют устойчивую систему диспозиций, предрасположений к действию. В социальном плане структура чувств образует «сверхындивидуальную национальную душу», связанную с конституцией расы. В соответствии с таким подходом различаются воинственно настроенные народы, у которых имеется предрасположенность к «драчливости», народы, стремящиеся к богатству, - у них наблюдается склонность к стяжательству и т.д.

Разрабатывая свою теорию инстинктов социального поведения, Мак-Дуголл выделяет в качестве главного «стадный инстинкт», удерживающий людей вместе и лежащий в основе социальных институтов: семьи, государства и т.д. В целом его теория является разновидностью так называемой «глубинной психологии», к которой принадлежат вышерассмотренные учения: фрейдизм и неофрейдизм. Глубинная психология исходит из того тезиса, что главные причины человеческих действий скрываются в бессознательной сфере психики. Глубинной психологии противостоит «поверхностная» психология, изучающая жизнь человека методом интроспекции. В этом случае имеет место самонаблюдение субъекта за своим сознанием, причем изначально допускается принципиальная доступность последнего для изучения.

Важной вехой в развитии психологического направления в социологии явилось учение американского социолога и психолога Ч. КУЛИ (1864-1929). Считая, что в основе социальных процессов лежат «социальные чувства», Кули рассматривает общество как целостный организм «сверх-Я», «большое сознание». Приобщение индивидуального сознания к «большому сознанию» и есть становление личности, социализация человека. Этот процесс осуществляется на двух уровнях - «микро» и «макро». В первом случае индивид взаимодействует с непосредственным окружением, контактной или первичной группой. Именно в этой обстановке, обстановке общения, формируется Я-сознание, и непременным условием становления последнего служит «зеркальное Я», т.е. представления индивида о том, как воспринимаются его действия членами первичной группы. Во втором случае индивид взаимодействует с обществом как организацией, воплощающей социальную целостность.

Учение Кули послужило развитию в социологии особого направления - интеракционизма - и несколько позднее - символического интеракционизма. Главной своей задачей интеракционистские учения ставят исследование природы и закономерностей человеческого взаимодействия и общения. Видным представителем интеракционизма является американский социолог Дж. МИД (1863-1931). Он рассматривает общество как систему взаимодействия индивидов, причем сам акт взаимодействия для каждого из взаимодействующих индивидов выступает как реальность постольку, поскольку имеет «значение».

Следующим важным моментом концепции Мида является учение о «принятии роли». Суть этого взаимодействия в тождестве передаваемого и получаемого субъектами «значения». «Принятие роли» проходит три стадии. Первая - принятие роли другого. Вторая - принятие роли других. Третья - принятие роли обобщенного другого. Посредством и в процессе принятия роли и реализуется «социальное Я», т.е. человеческая личность, по Миду, является сугубо социальным произведением и как таковое она существует постольку, поскольку обладает способностью «принятия роли» (социальной).

«Я», по Миду, имеет две подсистемы: «i» и «те». Мы-сознание (те) - это интернализованная (усвоенная) индивидом структура групповой деятельности. Я-сознание (i) - это автономно ведущая себя личность со свойственными только ей характерными реакциями на окружение. Поскольку эти реакции сугубо индивидуальны, действия «i» вносят в социальные группы, в социальное окружение непредсказуемые (спонтанные) изменения. Отсюда начинаются изменения и во всем социальной организме - обществе.

Учения Ч. Кули, и в особенности Дж. Мида, в последующем послужили основанием для развития теорий социальной коммуникации (ссциокоммуникативистики).

В последние годы в США получила развитие новая школа - психоистории. Ее основатель - директор института психоистории в Нью-Йорке Л. ДЕ МОЗ (г.р. 1931). По его представлению, предметом новой дисциплины служит «историческая мотивация», которая в значительной степени детерминирована воспитанием субъектов истории в детстве. Древняя парадигма: «сознание - tabula rasa», пишет Де Моз, должна уступить место новой: «мир - tabula rasa», ибо каждое новое поколение рождается в мире предметов, лишенных для него смысла, и последний приобретается в зависимости от принятой системы воспитания.

Одной из проблем, которыми занимается психоистория, является возникновение войн в связи с субъективной мотивацией принятия решения каким-либо лидером (монархом, президентом, политическим вождем и т. д.). Вступление в войну, утверждает Де Моз, есть массовый «сброс эмоций». Последний функционирует как «регулярная часть политической системы». Так, в 1914 году вся кайзеровская Германия называла сербов «цареубийцами» (эдипова стадия эмоционального сброса), «отвратительными» (оральная стадия), «грязными» (анальная стадия), «распущенными» (фаллическая стадия). Каждая война сопровождается символическими образами, которые были усвоены новым поколением в процессе воспитания. Образ матери, связанный кровными узами родства с детьми, которых надо спасти, ясно виден, по мнению Де Моза, в гитлеровском «Майн Кампф» и раскрывает «кровнородственные» бессознательные мотивы автора в политике. Гитлер пишет:

«Немецкая Австрия должна вернуться к великой матери Германии, и не только по экономическим соображениям... Общая кровь принадлежит общему рейху. Пока германская нация не может даже собрать в единое государство своих собственных детей...».

Основные выводы:

1. К последней трети XIX века в психологии появляются теории, которые требуют учета сложных социальных факторов. В свою очередь, в социологии появляется необходимость в изучении мотивационных механизмов человеческой деятельности. Результатом этих встречных движений и явилось психологическое направление в социологии.

2. Зачастую сведение законов общественного развития к человеческой психике – не что иное, как новая форма редукционизма, не способного раскрыть подлинную картину реальной действительности.

3. По мнению неофрейдистов главная причина невротических заболеваний в цивилизованных странах – само общество.

Ключевые слова

Психологический эволюционизм

Фрейдизм

Аналитическая психология

Соционика

Неофрейдизм

Фрейдо-марксизм

Дихотомия

Социальный инстинктивизм

Психоистория

Вопросы для самопроверки

1. Что такое «психологический эволюционизм»?

2. Как называется главный метод улучшения общества по Уорду?

3. Расскажите об учении о социальной структуре Гиддинса.

4. Расскажите основные положения оригинальной концепции З. Фрейда.

5. Назовите основоположника аналитической психологии.

6. Что такое «соционика»?

7. Что из себя представляет неофрейдизм?

8.Объясните в чем разница между концепцией социального инстинктивизма и школой психоистории?

Приложение

Питирим Александрович Сорокин : биографический очерк

Питирим Сорокин родился в России в глухом селе 21 января 1889 года. В ранней молодости Сорокин был арестован за революционную деятельность и провел четыре месяца в тюрьме. Позже Сорокин поступает в Санкт-Петербургский университет и сочетает прилежные занятия с преподаванием, а также революционной деятельностью, из-за которой снова на короткое время попадает в тюрьму. Планировалось, что в марте 1917 г. Сорокин защитит диссертацию, однако к тому времени революция в России шла уже полным ходом. Активно выступая за революцию, но не поддерживая большевиков, Сорокин становится членом Временного правительства Керенского. Однако с победой большевиков Сорокин опять оказался в тюрьме, на этот раз в руках советской власти. Наконец, по прямому указанию Ленина Сорокина освободили, ему разрешили вернуться в университет и вновь заняться преподаванием. Сорокин получил докторскую степень в 1922 г. Однако за его работой наблюдала ВЧК. В конце концов, Сорокину позволили уехать из России, и, после краткого пребывания в Чехословакии, с октября 1923 г. он стал жить в Соединенных Штатах.

В Америке Сорокин начал с того, что читал лекции в различных университетах, но затем получил место в университете Миннесоты. Вскоре ему присвоили докторскую степень. К тому времени Сорокин уже опубликовал несколько книг в России и продолжал выпускать их в поразительных количествах в Соединенных Штатах. О своей плодовитости в Миннесоте Сорокин говорил: «Я знаю, что это превышает то, что средний социолог создает за всю жизнь». Такие книги, как «Социальная мобильность» и «Современные социологические теории», принесли ему известность по всей стране, и к 1929 г. Сорокину было сделано предложение (которое он принял) возглавить социологическое направление в Гарвардском университете. Поскольку социологического отделения в Гарварде еще не существовало, это место было на экономическом отделении.

Вскоре после начала работы Сорокина в Гарварде было создано социологическое отделение, и Сорокина назначили его первым главой. В этой должности Сорокин способствовал основанию главнейшего социологического отделения Соединенных Штатов. В этот же период Сорокин завершил работу над своим ставшим самым знаменитым произведением - «Социальная и культурная динамика» (1937-1941).

Питирима Сорокина описывали как «несносного ребенка и адвоката дьявола американской социологии» (R. Williams, 1980b, p. 100). Наделенный огромным самомнением, Сорокин, казалось, критиковал всех и вся. В результате он сам и его творчество стали частым предметом критического разбора. Все это ясно из отрывка из письма, которое он написал редактору «Американского социологического журнала»:

Пренебрежительный характер рецензий - для моих книг хороший знак, поскольку существует связь между проклятиями моим книгам... и их последующим успехом. Чем сильнее их ругали (а ваши обозреватели ругали практически все мои книги), тем более значительными и успешными были мои раскритикованные книги) (Sorokin, 1963, р. 229).

Одними из наиболее острых и длительных разногласий у Сорокина были разногласия с Талкоттом Парсонсом. Парсонс был назначен в Гарвард преподавателем социологии, когда Сорокин возглавлял социологическое отделение. Под руководством Сорокина карьера Парсонса в Гарваде прогрессировала очень медленно. Наконец, он проявил себя самым авторитетным социологом в Гарварде и Соединенных Штатах в целом. Конфликт между Сорокиным и Парсонсом усиливался значительной схожестью их теорий. Несмотря на их родственный характер, творчество Парсонса привлекало гораздо большую и преданную аудиторию, чем работы Сорокина. С течением времени у Сорокина к творчеству Парсонса сформировалось довольно любопытное отношение, которое нашло отражение в некоторых его книгах. С одной стороны, он склонялся к критике Парсонса за то, что тот заимствовал многие из его лучших идей. С другой стороны, он сильно критиковал теорию самого Парсонса.

Дополнительная напряженность в их отношениях возникала из-за аспирантов. Одним из величайших достижений молодого социологического отделения в Гарварде была способность привлекать одаренных студентов-аспирантов, таких как, например, Роберт Мертон. Хотя на студентов оказывали воздействие идеи обоих ученых, влияние Парсонса оказалось более устойчивым, чем Сорокина. Будучи аспирантом, Мертон работал ассистентом Сорокина, но не соглашался с теоретическим направлением, которого придерживался Сорокин. Когда Мертон показал ему свои заметки к диссер­тации, Сорокин ответил: «Как отчетная работа это хорошо. Вы получите около пяти с минусом. Но, с более глубокой и единственно важной точки зрения, я должен сделать несколько достаточно резких критических замечаний по вашей работе» (цит. по: Мег-ton, 1989, р. 293).

Парсонс сменил Сорокина на месте главы социологического отделения и переименовал последнее в Отделение социальных отношений {Department of Social Relations). На этот счет Сорокин сказал следующее:

Таким образом, я не несу ответственности за все происходившее на отделении с момента его слияния с социальной психологией и культурной антропологией ради образования «Отделения социальных отношений» и за погружение социологии в эклектическую массу этих разнообразных дисциплин... Отделение социальных отношений... едва ли выпустило столько же заметных социологов, сколько Отделение социологии... под моим руководством (Sorokin, 1963, р. 251).

В конце концов Сорокин оказался на Гарвардском отделении в изоляции. Ему досталась роль «одинокого исследователя», и ему оставалось только «засовывать под университетские двери копии заявления о том, что Парсонс украл его идеи» (Coser, 1977, р. 490). Сорокин умер 11 февраля 1968 года.

Джордж Хоманс (1910-1989).

Состоятельный бостонец Джордж Хоманс получил в 1932 г. в Гарварде степень бакалавра. В результате Великой депрессии он оказался безработным, но, конечно, не без средств к существованию. Осенью 1932 г. психолог Л. Дж. Хендерсон вел курс по теориям Вильфредо Парето, Хоманса пригласили, посещать этот курс, и он при­нял это приглашение (Парсонс также присутствовал на семинарах по Парето.) Описание Хомансом того, почему его так привлекли и захватили воззрения Парето, во многом объясняет, почему американская социологическая теория была столь консервативной и столь антимарксистской:

Я увлекся Парето, потому что он объяснил мне то, чему я уже был готов поверить... Кто-то сказал, что большая часть современной социологии представляет собой попытку ответить на аргументы революционеров. Как бостонец-республиканец, не отрекшийся от своей сравнительно обеспеченной семьи, в 1930-е гг. я сам чувствовал себя под ударом, прежде всего со стороны марксистов. Я был готов поверить Парето, потому что он дал мне защиту (Homans, 1962, р. 4).

Знакомство Хоманса с теорией Парето привело к появлению книги «Введение в Парето» (написанной в соавторстве с Чарльзом Кертисом), опубликованной в 1934 г. Эта публикация сделала Хоманса социологом, хотя произведения Парето были фактически единственными работами по социологии, которые он к тому времени прочел.

В 1934 г. Хоманс был назначен младшим стипендиатом-исследователем в Гарварде, участником программы, начатой во избежание проблем, связанных с подготовкой докторов философии. Фактически Хоманс так никогда и не получил степень доктора философии, даже став одной из самых видных фигур в социологии своего времени. Хоманс был младшим стипендиатом-исследователем до 1939 г. и с каждым годом постигал социологическую науку все больше. В 1939 г. Хоманс присоединился к социологическому отделению, однако сотрудничеству помешала война.

К тому времени, когда Хоманс вернулся с войны, в Гарварде Парсонсом было основано Отделение социальных отношений, и Хоманс стал там работать. Хотя Хоманс уважительно относился к некоторым аспектам творчества Парсонса, он сильно критиковал его способ построения теорий. Между ними началась длительная полемика, отразившаяся затем на страницах многих книг и журналов. В целом, Хоманс утверждал, что теория Парсонса является скорее обширной системой интеллектуальных категорий, включающих большинство аспектов социального мира. Кроме того, Хоманс считал, что теорию следует строить снизу вверх, на основе тщательных наблюдений социального мира. Теория же Парсонса брала начало на обобщенном теоретическом уровне и спускалась на уровень эмпирический.

В своем собственном творчестве Хоманс долгое время накапливал большой объем эмпирических наблюдений, но лишь в 1950-е гг. выбрал удовлетворитель­ный теоретический подход к анализу этих данных. Это была теория психологи­ческого бихевиоризма, наилучшим образом выраженная в идеях его коллеги по Гарварду, психолога Б. Ф. Скиннера. На базе этого подхода Хоманс разработал свою теорию обмена. Мы вернемся к рассказу об этом теоретическом направлении позже. Здесь важно то, что Гарвард и его главный теоретический продукт - структурный функционализм - в конце 30-х гг. XX в. заняли в социологии ведущее положение, придя на смену Чикагской школе и символическому интеракционизму.

Творчество Ирвинга Гофмана: драматургический анализ

Об Ирвинге Гофмане (1922-1982) часто говорят как о последнем крупном мыслителе, который стоял у истоков Чикагской школы. Он получил степень доктора философии в Чикаго в 1953 г., спустя год после отъезда Герберта Блумера (который был учителем Гофмана) из Чикаго в Беркли. Вскоре после этого Гофман последовал за Блумером, где вместе с ним разрабатывал центральные положения символического интеракционизма. Однако ситуация, которая складывалась в Беркли, была далека от той атмосферы, которая царила в Чикаго. Тот период, когда Блумер славился как организатор, миновал, а Гофману не удалось собрать вокруг себя группу аспирантов. После 1952 г. символический интеракционизм стал приходить в упадок, хотя и оставался выдающейся социологической теорией.

Несмотря на закат символического интеракционизма, Гофман прочно занял особое место в современной социологической теории (Manning, 1992). В период с 1950-х по 1970-е гг. Гофман издал серию книг и очерков, которые дали жизнь драматургическому анализу как варианту символического интеракционизма. Хотя Гофман позднее изменил свои взгляды, он наиболее известен как автор драматургической теории.

Знаменитая работа «Представление себя другим в повседневной жизни», в которой излагается драматургическая теория Гофмана, была опубликована в 1959 г. Гофман видел много общего между театральными представлениями и своего рода «актами», которые мы все совершаем в своей повседневной жизни и, соответственно, взаимодействиях. Взаимодействия, поддерживаемые социальным исполнением, изображены как очень хрупкие. Плохое исполнение или провал рассматриваются как большая угроза социальному взаимодействию, аналогично театральному представлению.

Гофман зашел довольно далеко, проводя аналогию между сценой и социальным взаимодействием. Во всяком социальном взаимодействии есть передний план, который соответствует авансцене в театральном представлении. Считается, что для действующих лиц как на сцене, так и в общественной жизни имеют значение внешний вид, костюмы и используемый реквизит. Кроме того, у тех и других есть задний план, место, куда действующие лица могут удалиться, чтобы приготовиться к исполнению. В глубине сцены или за кулисами, выражаясь театральными терминами, исполнители могут сбросить маски и быть самими собой. Драматургический анализ четко согласуется со своими символико-интеракционными корнями. Центральное место в процессе анализа отводится действующе­му лицу, действию и взаимодействию. Работая на той же самой арене, на которой когда-то возник традиционный символический интеракционизм, Гофман нашел бле­стящую метафору на примере театра, и таким образом смог пролить новый свет на мелкомасштабные социальные процессы (Manning, 1991, 1992).

Сегодня труды Гофмана читаются многими и пользуются признанием благодаря оригинальности и проницательности автора (R. Collins, 1986b; Ditton, 1980). Существует и несколько критических отзывов о его творчестве. Во-первых, неко­торые считают, что Гофман интересовался, скорее, эзотерическими темами, чем по-настоящему существенными аспектами социальной жизни. Во-вторых, он был микротеоретиком в эру, когда великие награды ушли к создателям макротеорий. Как говорит Рэндалл Коллинз: «Чем больше мы смотрим на эту [Гофмана] работу... тем больше он видится как ведущая фигура в микросоциологии в наше время» (1981с, р. 6). В-третьих, немногие были способны подвести теоретическую базу под его идеи. В самом деле, некоторые полагали, что творчество Гофмана невозможно брать за основу. Его можно рассматривать как не более чем серию идиосинкратических вспышек блестящей проницательности. Наконец, мало теоретических работ было выполнено другими в драматургических традициях (исключения составляют Lyman and Scott [1970]).

Единственной сферой, где творчество Гофмана оказалось весьма полезным, стало эмпирическое исследование, применившее его драматургический подход.

Толкотт Парсонс: биографический очерк

Толкотт Парсонс родился в 1902 г. в Колорадо-Спрингс, штат Колорадо. Он происходил из религиозной и интеллектуальной семьи; его отец был священником конгрегации, профессором и, в конце концов, президентом небольшого колледжа. Парсонс закончил обучение в Амхерстском колледже в 1924 г. и начал учиться в аспирантуре в Лондонской школе экономики. В следующем году он переехал в немецкий город Гейдельберг. В Гейдельберге значительную часть своей карьеры провел Макс Вебер, и, хотя он умер за пять лет до приезда Парсонса, влияние Вебера оставалось неизменным, а его вдова продолжала устраивать у себя дома встречи, которые посещал и Парсонс. На Парсонса творчество Вебера оказало большое влияние, в Гейдельберге он написал докторскую диссертацию, в которой рассматривалось, в частности, творчество Вебера.

Парсонс стал преподавать в Гарварде в 1927 г. и оставался там до самой смерти в 1979 г., хотя несколько раз менял отделение. Он не сделал быстрой карьеры, до 1939 г. не зани­мал должного поста. За два года до этого он опубликовал «Структуру социального действия», книгу, которая не только познакомила многих социологов с виднейшими социо­логическими теоретиками, такими как Вебер, но и заложила основу самостоятельной теории Парсонса.

После этого Парсонс стал быстро продвигаться в научных кругах. В 1944 г. его назначили главой Гарвардского социологического отделения, а спустя два года он основал и возглавил новое Отделение социальных отношений, которое включало не только социологов, но и различных других ученых в области социальных наук. К 1949 г. его избрали президентом Американской социологической ассоциации. В 1950-х и начале 1960-х гг., после публикации таких книг, как «Социальная система» (1951), Парсонс стал авторитетнейшей фигурой в американской социологии.

Однако к концу1960-х гг. Парсонс подвергся критике учеными зарождавшегося радикального крыла американской социологии. Его считали политически консервативным, и его теория рассматривалась как в высшей степени консервативная и не представляющая из себя почти ничего, кроме тщательно проработанной схемы классификации. Но в 1980-х гг. интерес к теории Парсонса возродился не только в Соединенных Штатах, но и во всем мире (Alexander, 1982-1983; Buxton, 1985; Camic, 1990; Holton and Turner, 1986; Sciulli and Gerstein, 1985). Холтон и Тернер, возможно, зашли дальше всех, утвер­ждая, что «творчество Парсонса... представляет собой более мощный вклад в социологическую теорию, чем вклад Маркса, Вебера, Дюркгейма или любого их современного последователя» (1986, р. 13). Кроме того, идеи Парсонса оказали влияние не только на мыслителей консервативного направления, но также и на теоретиков неомарксизма, особенно Юргена Хабермаса. После смерти Парсонса ряд его бывших студентов, сами значительные социологи, размышляли о его теории, а также о личности, которая за ней стояла (об относительно недавнем и глубоко личном воспоминании см. Fox, 1997). В своих размышлениях эти социо­логи предложили некоторые интересные мнения о Парсонсе и его творчестве. Несколько взглядов на Парсонса, воспроизводимых здесь, не дополняют последовательную картину, но демонстрируют некоторые дерзкие мнения об этом человеке и его творчестве.

Роберт Мертон был одним из студентов Парсонса, когда тот только начинал свою препо­давательскую карьеру в Гарварде. Мертон, ставший видным социологом, разъясняет, что в те годы аспиранты приходили в Гарвард, чтобы заниматься не с Парсонсом, а с возглавлявшим отделение Питиримом Сорокиным, которому предстояло стать заклятым врагом Парсонса:

Из первого поколения аспирантов, приходивших в Гарвард... ни один не собирался заниматься с Толкоттом. Дай вряд ли они могли это сделать по одной простой при­чине: в 1931 г. в общественном мнении он еще вовсе не считался социологом.

Хотя, студентами, мы собирались заниматься с прославленным Сорокиным, некоторые из нас остались работать с неизвестным Парсонсом (Merton, 1980, р. 69).

Рассуждения Мертона о первом теоретическом курсе Парсонса также интересны, особенно потому, что материал обеспечил основу для одной из наиболее влиятельных теоретических книг в истории социологии:

Задолго до того как Толкотт Парсонс стал одним из Великих Старых Людей мировой социологии, в ранний период для небольшой части из нас он был Великим Молодым Человеком. Этому положил начало его первый теоретический курс... [Он] заложил основу его шедевра «Структура социального действия», который... появился в печати лишь спустя пять лет после его первой устной публикации (Merton, 1980, р. 69-70).

Хотя не все разделяли положительную оценку Парсонса, высказывавшуюся Мертоном, они признавали, что смерть Толкотта Парсонса знаменует конец целой эпохи в социологии. А новая социология будет опираться на огромную традицию социо­логической мысли, которую оставил Паврсонс.

Роберт Кинг Мертон : автобиографический очерк

Довольно просто определить основных учителей, которые дали больше всего, близких мне независимо оттого, где они находятся. В период моей учебы в аспирантуре это были: П. А. Сорокин, более широко ориентировавший меня на европейскую социологическую мысль и с которым я, в отличие от некоторых других студентов того времени, никогда не разрывал отношений, хотя и не мог работать в том направлении исследований, которому он следовал с конца 1930-х гг.; тогда довольно молодой Толкотт Парсонс, развивавший идеи, впервые наиболее полно выраженные в его магистерской диссертации «Структура социального действия»; биохимик и отчасти социолог Л. Дж. Гендерсон, до некоторой степени научивший меня дисциплинированному исследованию того, что поначалу трак­туется как просто интересная мысль; историк экономики Э. Ф. Гэй, научивший меня исследованию экономического развития, восстанавливаемого по архивным источникам; и, что достаточно важно, тогдашний декан факультета истории науки Джордж Сартон, позволивший мне в течение нескольких лет работать под своим началом в его знаменитом (чтобы не сказать с вященном) отделе в Вайднерской библиотеке в Гарварде. Помимо этих учителей, у которых я обучался непосредственно, больше всего я узнал от двух со­циологов: прежде всего, Эмиля Дюркгейма и Георга Зиммеля, которые могли учить меня только с помощью оставленных ими сильных работ; а также от восприимчивого к социологии гуманиста Гилберта Маррея. В недавний период моей жизни я больше всего узнал от своего коллеги Пола Ф. Лазарсфельда, который, возможно, не представлял, сколь многому он научил меня во время наших бесчисленных разговоров и сотрудничества, длившегося более трети века.

Окидывая взглядом свою многолетнюю работу, я обнаруживаю там больше осмысленности, чем предполагал. Дело в том, что с начала собственной работы, после аспирантских лет ученичества, я твердо решил следовать своим интеллектуальным интересам по мере их развития, а не придерживаться предопределенного жизненного плана. Я решил поступать, как мой учитель на расстоянии, Дюркгейм, а не как мой учитель поблизости, Сартон. Дюркгейм неоднократно менял предмет своих исследований. Начав с изучения общественного разделения труда, он рассмотрел методы социологического исследования, а затем с успехом обратился к предметам, вроде бы несвязанным: самоубийству, религии, нравственному воспитанию и социализму, продолжая разрабатывать теоретическое направление, которое, на его взгляд, можно было эффективно развивать, занимаясь столь различными аспектами жизни в обществе. Сартон действовал совершенно иначе: в начале своей ученой карьеры он выработал программу исследования в истории науки, достигшую наиболее полного выражения в его монументальном пятитомном «Введении [sic] в историю науки» (в котором проследил историю до конца XIV в.!).

Первый пример казался мне более подходящим. Я намеревался и до сих пор хочу развивать социологические теории социальной структуры и культурных изменений, которые помогут нам понять, почему социальные институты и характер жизни в обществе именно таковы. Этот интерес к теоретической социологии способствовал тому, что я избегал предметной специализации, ставшей (и, на мой взгляд, по большей части правильно ставшей) в социологии и других развивающихся дисциплинах широко распространенным явлением. Для моих целей было существенно изучение различных социологических предметов. В этом предметном разнообразии только одна особая область - социология науки - упорно привлекала мой интерес. В 1930-е гг. я практически полностью посвятил себя изучению социальных условий развития науки и технологии, особенно в Англии XVII в., и сконцентрировался на непредвиденных последствиях целенаправленного социального действия. По мере того как расширялись мои теоретические интересы, в 1940-е гг. и позже, я обратился к изучению социальных источников нонконформистского и девиантного поведения, функционирования бюрократии, массового убеждения, коммуникации в современном сложном обществе, а также роли интеллектуала внутри и вне бюрократий. В 1950-е гг. я сосредоточился на разработке социологической теории основных единиц социальной структуры: ролевой и статусный набор и ролевые модели выбираются людьми не только ради соревнования, но и как источник ценностей, принимаемых за основу самооценки (в последнем случае имеется в виду «теория референтных групп»). Кроме того, совместно с Джорджем Ридером и Патрисией Кендалл, я предпринял первое крупномасштабное социологическое исследование медицинского образования, с целью выяснить, как, помимо основной цели, различные типы врачей проходят процесс социализации в одних и тех же медицинских школах, при том что это связано с отличительными особенностями специальностей как вида профессиональной деятельности. В 1960-х и 1970-х гг. я вернулся к интенсивному изучению социальной структуры науки и ее взаимодействия с когнитивной структурой, поскольку эти два десятилетия были временем, когда социология науки, наконец, достигла периода зрелости, для которого прошлое было только прологом. На протяжении этой работы основное внимание я уделял связям между социологической теорией, методами исследования и основательными эмпирическими исследованиями.

Я только для удобства группирую развитие своих интересов по десятилетиям. Они, конечно, появлялись и ослабевали не в четком соответствии с этими общепринятыми календарными периодами. Не все они ослабевали по истечении первого периода интенсивной работы в данном направлении. Сейчас я работаю над трудом, посвященным непредвиденным последствиям целенаправленного социального действия, таким образом продолжая работу, впервые опубликованную почти полвека назад и периодически развивавшуюся с тех пор. Другая изданная работа, озаглавленная «Самоисполняющееся пророчество», в шести областях социальной жизни доводит до логического конца разработку модели, впервые упо­мянутой в моей работе под тем же названием не менее тридцати лет назад. Если время, терпение и силы позволят, останется подытожить работу по анализу социальной структуры, особое внимание уделяя статусным и ролевым наборам, а также структурным условиям с точки зрения структуры и явным и латентным функциям, дисфункциям, функциональным альтернативам и социальным механизмам с точки зрения функций.

Учитывая, что все мы смертны, а сочинительство мое обычно носит болезненно медленный характер, вряд ли перечень этих работ будет в дальнейшем продолжен.