3. Проблемы генерационного отчуждения между поколениями.

Проблема взаимоотношения поколений неоднозначно решается в современной общественной мысли. Бесспорным является лишь то, что поколения, как социокультурный феномен, существенно различаются между собой по многим параметрам. И, прежде всего, в отношении ценностей, определяющих мировосприятие принадлежащих к ним людей.

Приведем одну из довольно популярных трактовок проблемы межпоколенческих различий применительно к российскому обществу. Ее дал в одном из интервью руководитель Фонда «Общественное мнение» А. Ослон: «Люди, одновременно выходящие в большую жизнь, сталкиваются примерно с одним и тем же миром. Потом они развиваются по разным траекториям – в зависимости от того, к чему они оказались готовы. Но находятся примерно в одних условиях. Люди, которые закончили школу и вышли в мир с 92-го года и по 99-й, столкнулись с одним миром. Закончившие школу в 2000 году и далее – с другим. Еще более разительная разница – люди, закончившие школу с 85-го по 91-й год. Они выходили в советский мир, который был уже на излете. Там было то, чего никогда не было до, и то, что полностью исчезло после 92-го. Именно этот период подтверждает правомочность такой периодизации, восьмилетними циклами.

Итак, начиная с 2000-го – путинское поколение; 92 - 99-й – ельцинское; 85–91-й – это горбачевское поколение; 77 - 84-й – сусловское. Это поколение вышло в мир, главной характеристикой которого был крепнущий маразм. 69 - 76-й – это брежневское поколение, которое выходило в мир развитого социализма. То был последний этап относительно здорового Советского Союза. Казалось, что у СССР впереди очень много времени – сплошь и рядом звучала аналогия с Византией, которая загнивала 300 лет. 61 - 68-й – первое поколение, родившееся после войны, ее следы уже были залечены, происходили перемены. Я называю это поколение гагаринским. Наиболее важным символом было освоение космоса. Все говорили о «физиках и лириках». 53 - 60-й – это хрущевское поколение. 45 - 52-й – послевоенное. Когда они вышли в жизнь, страна была в руинах, а Сталин был во главе этой страны. 37 - 44-й – военное поколение. Велась внешняя война и война внутри страны. 29 - 36-й поколение Великого перелома, начала строительства социализма. 21 - 27-й – поствоенная, постреволюционная эпоха становления нового быта, новой повседневности, новой культуры. Ключевое слово здесь – конструктивизм: все конструировалось заново. 13 - 20-й – это поколение вышло в мир, сформированный революцией и Первой мировой»¹.

Для «путинского» поколения абсолютно естественно то, что для бывших советских людей представляется достижением. Интернет, мобильный телефон, пластиковые карточки, автомобили, глянцевые журналы, заграница… Они вроде бы ностальгируют, но в их голове не может уложиться представление о ситуации, в которой этого нет. Так же ельцинское поколение не может представить себе жизнь, в которой нет телевизора. А брежневское поколение помнит, как в доме появился первый телевизор. Ельцинское поколение – это люди, которые в начале своей взрослой жизни взяли в руки доллар. И у них это не вызвало особого трепета. Это деньги, смысл их функционально-прагматический. А когда человек, скажем, брежневского поколения в первый раз держал в руках доллар, это было событие символической важности. Символическая составляющая, разумеется, коррелирует с физиологической. Молодые люди автоматически видят мир оранжевым, пожилые - фиолетовым. На вопрос: «Как вы считаете, в целом сегодня Россия развивается в правильном или неправильном направлении?» в среднем 42% отвечает, что в правильном. Сталинское и хрущевское поколения: положительно отвечает 30%. Дальше – нарастание: гагаринское – 34%, брежневское – 39%, сусловское – 44%, горбачевское – 48%, ельцинское – 50%, путинское – 59%.

«Как вы полагаете, от чего в большей мере зависит ваше материальное положение – лично от вас или от не зависящих от вас обстоятельств?» Здесь отличия настолько фантастические, что их нельзя объяснить без привлечения социокультурных факторов. В нашем мире нормой, гораздо более распространенной, чем в мире советском, является опора на свои силы. Просто потому, что слишком мало защиты, гарантий извне. Для сталинского и хрущевского поколений ответ «от меня самого» – 10–11%, а для путинского – 52%. Для горбачевского – 41%. Вопрос, который еще меньше имеет отношение к биологии и еще больше – к ментальной жизни: «Одни люди стремятся иметь как можно больше денег. Другие не стремятся к этому. А лично вы стремитесь или не стремитесь иметь как можно больше денег?» Если бы мы этот опрос проводили в начале 80-х, не было бы такой фантастической разницы. Все советские люди. А сейчас – положительный ответ у сталинского поколения – 22%, у хрущевского – 31%, у гагаринского – 55%, у путинского – 87%¹.

Другие опросы ФОМ, ВЦИОМ, иных социологических служб дают сходные результаты. Например, в возрастной группе 18-35 лет, по данным Фонда общественного мнения (2008 г.), на 10% больше тех, кто доволен своей жизнью, чем по выборке в целом (77% и 67% соответственно). Среди 36-54-летних довольных – 64%, среди людей в возрасте 55 лет и старше – 59%². По данным ВЦИОМ (2008 г.), среди респондентов в возрасте до 35 лет счастливы 83-85%, среди 35-59-летних - 76-78%, в группе 60 лет и старше - 66%³.

И чем радикальней социальные трансформации, чем серьезней разлом между этапами развития общества, тем больше социокультурная дистанция между поколениями.

Далеко не все в этих рассуждениях бесспорно. Но сам факт возможности противоречий между «отцами и детьми» не подлежит сомнению. Тем более, что он неоднократно описан в зарубежной и отечественной художественной литературе и получил самые различные интерпретации в научных исследованиях. В частности, американский социолог Л. Фойер считал, что «конфликт поколений является универсальной темой человеческой истории. Он основывается на самых изначальных чертах человеческой природы и является, может быть, даже более важной движущей силой истории, чем классовая борьба»¹. К. Лоренц, считающийся основателем этологии (в наиболее часто встречающейся трактовке - учение о поведении человека: от древнегреческих «ethos» – характер, нрав и logos – «учение»), утверждал, что вражда между поколениями имеет этологические корни. Молодые люди, по его мнению, «испытывают архаическое инстинктивное удовольствие от племенной войны, направленной против родительского поколения»².

Своеобразную концепцию отношений между поколениями предложила М. Мид. В истории она различала три типа культуры: постфигуративные, в которых дети учатся у своих предков, конфигуративные, в которых и дети, и взрослые учатся у своих сверстников, и префигуративные, где взрослые учатся также у своих детей. М. Мид сделала вывод о зависимости типов культуры от темпов научно-технического и социального развития, и подчеркнула, что межпоколенная трансляция культурных образцов включает в себя не только информационный поток от родителей к детям, но и интерпретацию молодежью культурной ситуации, влияющую также и на их родителей.

М. Мид показала, что в основе конфликта поколений – не возрастные, а социальные факторы. Можно указать два ведущих основания межпоколенных конфликтов:

- статусно-иерархическое. В данном случае конфликт вызван сильным различием в статусах – экономических, социально-экономических, политических;

- социокультурное. Конфликт вызван радикальным несовпадением ценностей и норм. Такое несовпадение возникает в тех случаях, когда общество испытывает сильные потрясения и резко меняет вектор развития. В этом случае социализация разных поколений происходит в совершенно различных условиях³.

В отношении современной России проблема взаимоотношений между поколениями актуализировалась в 90-е годы прошлого столетия. Именно тогда были предприняты попытки дать своего рода определение новому поколению молодежи, возможно, не менее символическое, чем определение, введенное в обиход Эрнестом Хемингуэем. Напомним, что в качестве эпиграфа к своему роману «Фиеста» он взял слова Гертруды Стайн: «Все вы – потерянное поколение». Писательница имела в виду мужчин, пришедших с первой мировой войны. В дальнейшем идею «потерянного поколения» Х. Шельски и ряд других исследователей превратили в основу одноименной концепции, в которой молодежь рассматривалась как поколение, полностью отрицающая мир взрослых. Подобный подход представлялся достаточно продуктивным ряду российских исследователей, которые не могли не видеть, что молодой человек 90-х годов ХХ века существенно отличался от своих «отцов». Показательна в данной связи довольно жесткая характеристика, которую А.И. Щендрик современному молодому человеку: «В моральном плане он сдержанно агрессивен. Ему свойственна определенная доля жестокости, которая, с его точки зрения, является вполне оправданной, ибо он твердо уверовал в то, что «человек человеку – волк» и что каждая оказываемая ему услуга или одолжение определяется интересом того человека, который ее оказывает. Он не верит, что добрые дела делаются бескорыстно, в силу морального долга, веления совести. Последняя для него является абстракцией. Он предпочитает говорить о порядочности, которую понимает как пунктуальность взятых на себя обязательств, но при условии, что ему будут платить той же «монетой». При решении возникающих проблем он рассчитывает только на себя, считая, что большинство людей занято только собой и надеяться на их помощь – значит быть утопистом»¹. Автор считал, что описываемый им «тип личности является порождением иной культуры, во многом отличающейся по своим ценностям, направленности, способам культурно-творческой деятельности, формам бытия индивида от той культуры, которая была сформирована русской нацией в процессе ее исторического развития»².

С учетом таких оценок было весьма соблазнительно представить современную молодежь как «потерянную» для отечественной культурной традиции. Вероятно, с точки зрения исторической преемственности, честь молодежи, действительно, «выпала» из русла российской (в основе своей русской, православно-христианской) традиции. Но, во-первых, сама эта традиция постоянно трансформируется в условиях глобализирующегося мира. Во-вторых, нельзя не считаться с тем, что ощущение потерянности не складывалось в сознании самой молодежи. По результатам опроса, проведенного В.Т. Лисовским в ноябре 1997 года, 50,1% молодых учащихся-петербуржцев отнесли себя к поколению надежд; 10,2% - равнодушному; 8,7% - растерянному; 8,4% - скептическому; 5,8% - циничному; 4,5% - потерянному; 2,6% - «новых русских»³.

Нам представляется, что самооценка молодежи в данном случае выглядела более точной, чем оценки некоторых ученых. Показательно в данной связи, что в ходе проведенного в 2006 году в Белгородской области исследования «Социальное аутсайдерство молодежи как источник опасностей и угроз в условиях пограничного региона» (N = 499) 37,88% молодых людей охарактеризовали себя как хорошо приспособившихся к современной ситуации, чувствующих себя комфортно; 28,06% - как молодых людей, испытывающих временные трудности, но имеющих хорошую жизненную перспективу¹. Проблема заключается в том, что жизненная перспектива сегодня лежит в несколько иной плоскости, нежели та, что была «задана» российской социокультурной реальностью.

В 1990-е годы сложились две основополагающие точки зрения на взаимоотношения поколений в современном обществе. Согласно первой, в России налицо конфликт поколений. А.И. Щендрик, в частности, делал вывод «о превращении конфликта поколений из идеологического мифа в реальность»². В соответствие со второй позицией, представление о росте межпоколенных различий иллюзорны. Ничего нового в этом отношении не произошло.

Нам представляется, что обе позиции содержат в себе элемент истины, но в то же время требуют некоторых уточнений. Безусловно, в России за последние 20 лет произошли глубокие ценностные изменения. Можно сказать, что произошла ломка многовековой традиции российского общества, которая столь болезненна не только для пожилых людей, но и для всех остальных членов общества. Радикальные реформы в России и дестабилизация в стране вынуждают человека выживать, что формирует в сознании молодого поколения отношение к старшему поколению, как к иждивенцам. Молодежь не имеет ясного представления о жизни старшего поколения, нередко оценивая его как бесполезную категорию населения. Государство фактически реализует стратегию вытеснения людей преклонного возраста из сферы доступа к престижным ценностям, власти, и другим ресурсам, а также периферийным положением их проблем. Внимание общества в большей степени акцентируется на проблемах молодежи, чем на проблемах лиц пенсионного возраста. «В последние годы развития российского общества мы имеем дело с трансформацией отношений молодого поколения к старшему: из традиционно почтительного в нетрадиционное осуждающее, порицающее, отвергающее, в лучшем случае, абсолютно безразличное. Эта проблема особенно актуальна сегодня в России»³.

В сложившихся условиях не следует делать вид, что никаких изменений в отношениях между поколениями не происходит. Они проявляются в самых различных сферах и, безусловно, требуют анализа. Однако противоречия и проблемы, возникающие в данной связи по-разному проявляются в сознании и поведении различных групп общества. Очевидно, следует согласиться с П.И. Бабочкиным, который еще более десяти лет тому назад писал, что «межпоколенческие взаимоотношения в современной российской действительности проявляются как противоречивый и динамичный процесс, неравномерно протекающий в различных сферах жизнедеятельности общества в целом и на уровне разных социальных общностей и групп»¹. Эту специфику и должна выявлять социология молодежи.

Конфликт поколений, безусловно, может негативно влиять на социальные институты и структуры общества, дегуманизируя сферу межличностных отношений и государственной политики. Но, вместе с тем, он может быть и конструктивен, так как в ходе регулирования данного конфликта может достигаться консенсус, суть которого – в более справедливом распределении статусов и социально значимых ресурсов.

Итак, отношения между поколениями в обществе могут строиться на различных основаниях. Их характер зависит от многих обстоятельств, среди которых выделяются социально-экономические проблемы (конкуренция на рынке труда, неравенство социального статуса) и социокультурные различия (различные ценности, нормы поведения, традиции). Но в любом случае является ошибкой конструирование модели, в основе которой лежит упрощенное понимание взаимоотношений молодежи и «взрослых» поколений, представление его либо как конфликта, либо как абсолютной гармонии.