3. Особенности девиантного поведения в молодежной среде. Факторы девиантного поведения молодежи.

Девиантное поведение в среде молодежи может объясняться в пределах существующих концепций девиантного поведения. Тем не менее, в явлении молодежной девиации существует определенная специфика. Эта специфика прослеживается в формах девиаций, в своеобразии факторов, вызывающих отклоняющееся поведение молодежи, а также в особенностях рефлексии молодых людей по поводу собственных действий.

Так, исследования делинквентного и криминального поведения молодежи (особенно подростков) выявляют следующий факт: не отрицая самого факта содеянного, молодые люди в большей степени, нежели взрослые правонарушители, отказываются признавать свою вину. Они бессознательно стараются расширить в отношении себя действие смягчающих обстоятельств, оправдать свои действия тем, что не смогли противостоять внешним обстоятельствам, или что жертва сама была виновата, спровоцировала их на преступление. Это психологический механизм так называемой рационализации – когда индивид пытается снять с себя вину и переложить ее на другого (других).

Девиантное поведение молодежи, как правило, отличается большей демонстративностью. Эта демонстрация обусловливается потребностью самореализации и самоидентификации, которую испытывают молодые люди, в особенности подростки. Нарушая общепринятые нормы, они стремятся определить свое место в мире взрослых, используя, пользуясь классификацией Р. Мертона, такой способ реагирования на нормы, как мятеж. Вместе с тем, молодые люди могут демонстрировать большую конформность по отношению к микрогрупповым нормам – в собственной среде.

Основные факторы девиантного поведения в молодежной среде в целом укладываются в концепции аномии (Э. Дюркгейма и Р. Мертона), социальной дезорганизации, влияния субкультур. Анализируя факторы девиаций среди молодежи России, следует отметить основную роль в их массовом распространении стремительных социальных изменений, происходящих на протяжении последних 20 лет. Особенно бурный характер эти изменения носили в 1990-е гг. Тогда сформировалось целое поколение (так называемое «ельцинское») с существенными разрывами и деформациями в сознании.

Результатом социальных трансформаций указанного периода стали:

1. утрата в массовом сознании четкой и определенной связи между доходом, уровнем жизни человека и его компетентностью, квалификацией, общественной полезностью профессии. «Массовая убежденность в том, что блага в российском обществе распределяются иерархически, т.е. не в соответствии с интенсивностью и качеством труда, подлежащего универсалистским критериям рыночной оценки, не по заслугам или по достоинствам, а исходя из доступа к средствам власти, принуждения, управления и контроля, подрывает сами основания мотивации к труду, к инвестициям в социальный и культурный капитал, значимость качественного образования, знаний… Работающий человек, не маргинал и не бездельник, а именно тот, кто составляет тип «среднего работника»… не в состоянии обеспечить себе тот уровень жизни, который он считают соответствующим своим представлениям о «норме» и трудовых затратах»¹. Для большинства молодых людей опыт их родителей, когда-то стремившихся к получению образования, к выполнению в своей профессиональной деятельности общественно значимой функции, долгое время работавших на одном предприятии, становится по преимуществу негативным. Социальные и экономические процессы России 1990-х гг. иллюстрировали совершенно простую и очевидную для сознания молодого человека данность: важно оказаться в нужное время в нужном месте и не обременять себя рефлексией по поводу легальности и этичности своих поступков. И если в 1990-е гг. наиболее выгодной позицией для обогащения был криминальный или околокриминальный бизнес, то в настоящее время в качестве таковой рассматривается государственная или муниципальная должность;

2) корпоратизация, клановость общества и неэффективность «социальных лифтов». Социальная поляризация населения России характеризуется не просто существенным разрывом в доходах. Между социальными группами формируются не только символические, но и вполне реальные границы. Высокостатусные группы концентрируют все виды социально значимых ресурсов: деньги, власть, качественное образование, высокооплачиваемые рабочие места, престижные виды отдыха и развлечений, экологически чистые места жизни и отдыха и др. Высокий статус преимущественно не достигается, а наследуется. Достижение высокого социального статуса, вхождение в среду элиты фактически блокируется в том числе потому, что экономика имеет низкотехнологичный и управляемый характер, и количество престижных мест ограничено. Аналогичные процессы наблюдаются и в российской политике. Деятельность наиболее массовых молодежных организаций политического толка неавтономна от их патронов, которые сами, по большому счету, несамостоятельны. Соответственно, шансы молодежи реализовать себя в политической сфере крайне невысоки. Молодое поколение политиков и администраторов, пришедшее в начале – середине 1990-х гг. еще не состарилось и не готово добровольно поделиться частью своих ресурсов. В политике прослеживается та же семейственность, что и в деятельности частных и государственных корпораций. Сын В. Жириновского Игорь Лебедев возглавляет фракцию ЛДПР в Государственной Думе, Жанна Немцова и Мария Гайдар создают политические клубы и молодежные организации, участвуют в избирательных кампаниях (возможность последней войти в федеральную «тройку» СПС активно дискутировалась во время избирательной кампании 2007 г.), Дмитрий Гудков и Алексей Рогозин в 2006 году создают молодежный вариант Общественной палаты.Дочь Е.С. Савченко включается в региональный список «Единой России». Все это в целом соответствует клубному и корпоративному характеру российской политики;

3) атомизация общества, неустойчивость и ситуативность социальных связей. Анализ социальных практик россиян дает картину распространенности позиции потери человеком ощущения себя субъектом жизни. Люди предпочитают вариант пассивной адаптации к социальным обстоятельствам. Молодежь проявляет себя как более активная часть общества. Но при этом ее жизненные стратегии основаны на крайне индивидуализированных практиках. На поведенческом уровне большая часть российской молодежи демонстрирует крайне низкий уровень готовности к взаимодействию и самоорганизации. Общение на уровне компаний друзей или в формальных группах типа студенческих зачастую являются единственным видом коллективного действия для большого числа молодых людей. Даже субкультурные, неформальные объединения молодежи приобретают сугубо узконаправленную ориентацию, связанную с каким-либо специфическим видом досуговой деятельности. Развитие виртуальных способов межличностной коммуникации, неся в себе огромный потенциал самоорганизации, также в значительной степени сводит общение к каким-то примитивным формам.

Главными факторами реализации своих жизненных целей большинство молодежи считает преимущественно личные качества – целеустремленность, работоспособность и т.п., не задумываясь о необходимости сотрудничества. Большинство молодых людей на ценностном уровне демонстрирует «веру в самого себя», в удачу и отсутствие веры во все остальное. Государственные и, в меньшей степени, общественные институты не находят поддержки у российской молодежи. Следствием низкого уровня межличностного и институционального доверия в молодежной среде является атомизация социальных практик и неготовность к солидаризации на позитивной основе ради реализации собственных интересов;

4) увеличение социальных рисков, опасности маргинализации и аутсайдерства. В современном российском социуме социальное аутсайдерство и эксклюзия приобрели массовый характер в результате радикального транзита от тотального государственного дирижизма советского периода к либертарианским формам государственной политики и практики в 1990-е гг. В течение данного периода произошло резкое увеличение численности групп, отстраненных от участия в магистральных общественных процессах, утративших перспективы на социальное лидерство и не имеющих доступа к ресурсам, необходимым для успешной адаптации и саморазвития. Масштабы социального исключения молодежи характеризует то, что ее удельный вес в составе безработных составляет 41,5%¹. На поведенческом уровне результатом социального аутсайдерства становится эскапизм, саморазрушение или агрессия, направленная против истинных или мнимых виновников такого положения вещей. Аутсайдер не считает себя связанным нормами социума, который его отторг, и часто мстит ему. «Не сумев реализовать себя в обществе, молодежь становится перед альтернативой: оказаться на обочине жизни или пойти по пути нарушения правовых и нравственных норм»¹;

5) нормативный релятивизм, вызванный чрезмерно быстрым и радикальным изменением системы ценностей в обществе. На смену декларациям о необходимости и значимости коллективизма, нестяжательства, общественной пользы пришли принципиально иные ценности – индивидуализма, гедонизма, богатства, удачи и др. В результате в общественном сознании образовалась нормативно-ценностная каша. Относительность социальных норм подтверждалась реальным социальным опытом – успешностью тех, кто на эти нормы не обращал никакого внимания. Исследования Ю.А. Зубок и В.И. Чупрова выявляют тенденцию инструментализации правового сознания молодежи². По данным опроса 2002 г., проведенного среди студентов г. Краснодара П.С. Самыгиным, лишь14,5% студентов считают, что нет таких целей, ради которых можно пойти на совершение преступления. Чтобы выбраться из нищеты считают возможным пойти на убийство 4,0% молодых людей, на разбой и грабеж – 13,5%, совершить кражу – 32,4%, уклониться от уплаты налогов – 71,6%³. Многие формы девиантного поведения фактически перестали расцениваться как таковые (пьянство, проституция, взятки и др.);

6) неэффективность государственной молодежной политики, ее формальность. В 1990-е гг. наблюдались лишь попытки разработки концепции такой политики теми или иными научно-исследовательскими центрами. На уровне политического управления молодежная политика имела отчетливо «волновой» характер – от одного избирательного цикла к другому. Лишь относительно недавно – в начале 2007 г. - принята Доктрина государственной молодежной политики. Одним из показателей отсутствия долговременной стратегии является перманентная перестройка системы управления молодежной политикой, характеризующаяся попытками интегрировать ее в различные министерства и ведомства, или же создать автономные структуры по делам молодежи. Только в период с конца 2007 г. федеральные структуры по делам молодежи претерпела ряд системных преобразований. Так, осенью-зимой 2007 г. в системе исполнительной власти был создан Государственный комитет по делам молодежи РФ, а в законодательной - образован Комитет по делам молодежи Государственной Думы. Весной 2008 г. было создано новое ведомство – Министерство спорта, туризма и молодежной политики с подчинением ему Федерального агентства по делам молодежи;

7) распространение криминальной субкультуры, особенно явное в 1990-е гг., когда многие ее носители заняли ведущие позиции в бизнесе и политике. Массовое распространение криминального сленга и блатного «шансона» на уровне подсознания внедряло новую систему ценностей.

В то же время неопределенность и непредсказуемость социальной, экономической и политической ситуации 1990-х гг. давали массу возможностей для нестандартных, творческих подходов (также отклоняющихся от преобладающих пассивных форм адаптации), которые были использованы частью молодых и относительно молодых людей для создания своего дела, вхождения в политику, реализации творческого потенциала и др.