logo
Учебник Социология молодежи Бабинцев

Формы участия молодежи в общественной и политической жизни, %1

Июль 2005 г.

Март 2006 г.

Участие в выборах в органы власти различного уровня

23

35

Коллективное благоустройство подъездов, домов, детских площадок, окружающих территорий

8

10

Сбор средств, вещей для людей, попавших в тяжелое положение

(теракт, стихийное бедствие, лечение, операция)

8

13

Участие в проведении избирательной кампании (сбор подписей,

Агитация, работа на избирательном участке)

5

7

Участие в митингах, демонстрациях, пикетах по поводу событий в

жизни страны, региона, Вашего населенного пункта

5

5

Участие в деятельности общественных организаций (правозащитных, религиозных, благотворительных, экологических и т.д.)

2

4

Подписание обращений, петицией по поводу событий в жизни

страны, региона, Вашего населенного пункта

2

2

Участие в забастовках

1

1

Участие в деятельности политических партий, движений,

профсоюзных организаций

1

2

Участие в работе домкомов, кооперативов, местном общественном

Самоуправлении

1

2

Нет, ни в чем подобном участвовать не приходилось

62

46

Затрудняюсь ответить

1

3

Исследование Института социологии РАН 2007 г. (в нем участвовала молодежь 17-26 лет) показывает несколько большую долю участвующих в выборах (48%). Но в деятельности общественных организаций принимает участие приблизительно такая же часть молодежи (3%). Так же обстоит дело с участием в митингах, демонстрациях и пикетах (3%), в проведении избирательных кампаний (7%), в политических партиях, движениях, профсоюзных организациях (2%)2.

По данным ФОМ (опрос 2006 г.), лишь 4% респондентов в возрасте 18-35 лет заявили, что ранее состояли в политических организациях, партиях, и 1% продолжает в них состоять. В целом по выборке распределение ответов – 15% и 2%. Хотелось бы состоять в таких организациях 10% молодых респондентов (9% в целом по выборке)1. В ходе опроса, проведенного в 2005 г. Левада-Центром, 37% молодых людей не смогли назвать известные им политические молодежные организации, и лишь 17% заявили, что разделяют цели какой-либо конкретной организации (от скинхедов до «Идущих вместе»)2. В то же время опрос «Циркон» молодежи в возрасте 18-24 лет зафиксировал достаточно резкое увеличение в 2006 г. по сравнению в 2005 г. доли желающих стать членом какой-либо политической партии или молодежной организации - с 15% до 21%3. При этом, организаторы исследования указывают, что отмеченная позитивная динамика стремления молодежи к партийному участию свидетельствует о росте не политической активности, а, скорее, о готовности к работе в политической системе. Активность не изменяется, а канализируется в стремление части молодежи к встраиванию в партийные структуры, фактически – к более комфортным формам политического участия. Причем, наибольшую активность в данном случае демонстрируют респонденты, живущие в малых городах и на селе. Именно для этих категорий партийная и общественная стезя представляется одним из вариантов реализации быстрой стратегии карьерного роста. Сегодня активная часть молодежи (особенно провинциальной) рассматривает партийную деятельность как своего рода «социальный лифт».

Исследование «Социальное аутсайдерство молодежи как источник опасностей и угроз в условиях пограничного региона» выявило крайне низкий уровень доверия молодежи политическим партиям, действующим в Белгородской области – 0,4%. Профсоюзам доверяют 0,8%, молодежным организациям – 3,0%4.

Сами партии являются переменными величинами политического процесса России по сравнению с константой президентской и исполнительной власти. Доминирование государственнических ценностей в структуре политического сознания молодежи в сочетании со значимыми карьерными мотивациями создают возможность для рекрутирования молодых людей на государственную службу. В ходе исследования «Взаимодействие региональной власти и населения», проведенного Е.В. Реутовым в январе-феврале 2006 г. по региональной выборке (N=600), 26,9% молодых респондентов в Белгородской области выразили нормативную готовность участвовать в органах исполнительной и законодательной власти и нести ответственность перед избирателями (в целом по выборке 18,3%). Почти еще столько же (26,1%) высказали возможность такого участия (ответ «Наверное, да»).

Появление дополнительного канала социальной мобильности вследствие массового клонирования на федеральном и региональном уровнях молодежных организаций, формирования поселенческого уровня местного самоуправления дает шанс значительной части молодых людей для повышения своего политического статуса. Особое значение это имеет для провинциальной молодежи. У молодых функционеров политических партий и молодежных организаций появляется шанс позиционировать себя во «взрослой» политической среде. Другое дело, что этот шанс необходимо реализовать в краткосрочной временной перспективе, так как активизация молодежной политики имеет ситуативный характер и во многом определяется фазами электоральных циклов. Так, центральные молодежные проекты власти в 2000-е гг. сменялись почти с калейдоскопической скоростью: «Идущие вместе» - «Наши» - «Молодая гвардия».

Политическая пассивность молодежи в России не выглядит экстремальной по сравнению с политической пассивностью старших возрастных групп. Как правило, она не носит характера явной дискриминации со стороны старших когорт или государства. Индифферентность молодежи в политической сфере проявляется в более или менее добровольном отказе от гражданско-политической активности вследствие доминирования деидеологизированных и индивидуализированных жизненных стратегий, не связанных с политической деятельностью и с политикой в целом, а также вследствие разочарования в существующем общественном, в частности, политическом устройстве, не обеспечивающем реализацию интересов молодежи. Данные ряда исследований позволяют утверждать, что нормативная ценность личного участия в политике для молодежи относительно высока. Демонстрируя более низкий интерес к политике, нежели старшие возрастные группы, молодежь, в особенности 18-24-летние, по крайней мере, на декларативном уровне выражают более высокую готовность более активного личного участия в политике 24% против 18% в среднем по выборке (данные опроса Левада-Центра)1. Но это далеко не всегда отражается на дескриптивном, поведенческом уровне.

Несмотря на присущий молодым людям оптимизм и достаточную уверенность в своих силах, эскапистские настроения2, неуверенность в будущем и в собственной безопасности широко распространены в молодежной среде и проецируются на сферу политики. Это разочарование, неуверенность, а также принятие роли «ведомых» и отказ от гражданской активности являются существенными факторами социального и политического аутсайдерства молодежи в российском обществе.

Таким образом, анализ компонентов политической культуры современной российской молодежи не позволяет констатировать ее существенное отличие от соответствующих ценностных и поведенческих форм старших поколений. Динамика политической культуры россиян демонстрирует постепенное сближение между разными возрастными когортами. Молодые люди, как и более старшие поколения в целом, предпочитают соглашаться с ролью наблюдателей, нежели активно участвовать в реализации политического процесса. Отчасти это связано с тем, что доминирующим интересом и ценностью для молодых людей является получение образования и завоевание достойного места в жизни, которое связывается в основном с профессией. Но во многом данное обстоятельство объясняется отмеченным выше практически тотальным недоверием молодежи к политическим и государственным структурам и неспособностью к самоорганизации. Низкая степень представленности интересов молодежи в структуре государственного управления и общественно-политических организаций консервируется не только политической пассивностью большей части молодых людей, но и искусственной рутинизацией политического процесса.