§ 6. Экологическое движение

В тоталитарном обществе не могло быть экологического движения в современном его понимании. Тем не менее первые группы защиты природы возникли в СССР в начале 60-х гг. Это были дружины охраны природы — группы студентов-биологов, появившиеся сначала в Тартуском, затем в Московском и других университетах страны [72]. Первым объектом эмпирического изучения экосоциологов стали в конце 70-х гг. жители больших городов, обеспокоенные состоянием городской среды. Изучались факторы, порождающие эту обеспокоенность, степень готовности горожан к участию в природоохранных действиях, их формы [6, 44]. Впервые была предпринята попытка типизации форм общественного участия: прямые природоохранные действия, мониторинг, экологическое просвещение и воспитание, научно-исследовательская и конструкторская деятельность, участие в работе местных органов власти (см. работы О.Яницкого, Д.Кавтарадзе [63, 84]).

Начальный этап перестройки в СССР был отмечен нарастающей волной гражданских инициатив. Это были неформальные группы горожан, выступавшие в защиту среды своего непосредственного обитания (на Западе их обычно называют «движениями одного пункта»). Такие неформальные объединения в крупных городах страны, как и студенческие дружины охраны природы, возникли задолго до перестройки. Однако с ее началом они послужили социальной базой для формирования не только инвайронментальных, но и многих иных новых социальных и политических движений. Лидеры этих проэкологических групп обычно рекрутировались из слоя городской гуманитарной и технической интеллигенции. Их объединяли такие ценности, как свободный творческий труд, возможность самоорганизации всего жизненного процесса, чувство принадлежности к группе, идентификация с непосредственной средой обитания.

Создание концепции инвайронментального движения в условиях посттоталитаризма представляло значительные трудности: требовалось как минимум теоретическое переосмысление теоретико-методологического багажа, накопленного социологией движений на Западе. Главная проблема заключалась в различии контекстов, в которых возникали и действовали эти движения. Если Запад, при всем его разнообразии, представлял собой развитое индустриальное общество с достаточно прочными демократическими традициями, системой институтов гражданского общества (так называемая поздняя, рефлексирующая модернизация с переходом в стадию постмодернизации), то Россия представляет собой посттоталитарное общество, с незавершенной индустриализацией и весьма слабыми демократическими институтами (так называемая запаздывающая, или догоняющая модернизация). Там концепции социальных движений разрабатывались для динамичного, но внутренне стабильного, устойчивого общества с достаточно четким вектором социальных изменений. Здесь же нужна была концепция движения, вышедшего из недр тоталитаризма и развивающего свою деятельность в условиях быстрых изменений, ценностного вакуума и общей нестабильности.

Теперь об особенностях инвайронментального движения в России. В качестве аналитического инструмента автор предложил различать три уровня контекста возникновения и развития экологического движения [49, 75]. «Контекст-1» — это исторический, цивилизационный контекст, т.е. устойчивая система отношений государства, гражданского общества и населения и регулирующих их базовых норм культуры. Коротко говоря, речь идет о культуре общества. «Контекст-2» — это социальный контекст, в котором есть как стабильные, так и изменяемые элементы. Он может быть также назван контекстом переходного периода, или макросоциальным контекстом. Для Запада сегодня это переход к постиндустриальному обществу, для нас — от тоталитарного к демократическому или авторитарному. «Контекст-3», или «ситуационный» — это непосредственная экономическая, политическая и природная среда, в которой возникают экологические группы и движения и от ресурсов которой они зависят в первую очередь.

Исходя из этих и некоторых других теоретических предпосылок, эмпирически удалось установить, что: отличительным признаком рассматриваемого движения является общее ценностное ядро, причем наряду с собственно экологическими ценностями, существенное значение имеют ценности самоидентификации, самореализации и самоорганизации; движение достаточно элитарно, профессионально и не имеет широкой социальной базы; движению присуща децентрализованная структура с развитыми горизонтальными связями; государство (точнее, совокупность центральных и местных властвующих элит) является главным социальным антагонистом движения; несмотря на свою в целом неполитическую ориентацию, движение по своим конечным целям носит весьма радикальный характер, так как направлено на коренное изменение социального порядка; «проблемное поле» движения достаточно четко разделено на две сферы — охрану природы и защиту человека, его социального здоровья и политических прав; это «проблемное поле» может быть также квалифицировано как сфера социальных (социокультурных) изменений или как экологическая политика в широком значении этого слова [80].

Относительно ступеней развития (этапов) движения существуют различные точки зрения. Так, А.Шубин полагает, что оно прошло институционализированный (1958—1982 гг.), популистский (1989—1991 гг.) и альтернативистский (начиная с 1992 г.) этапы эволюции. Последний понимается как преодоление комплекса своей «политической неполноценности» и выдвижение альтернативных общественных программ [43]. С.Фомичев, подчеркивая, что «экологический неформалитет» не является непосредственным продуктом перестройки, выделяет такие фазы эволюции движения: первая (60—70-е гг.) — пассивная фаза, с преобладанием неполитизированной природоохранной деятельности; вторая (80-е гг.) — активная фаза, отличающаяся массовостью, разнообразием и значительной политизацией форм социального действия; третья (90-е гг.) — умеренная фаза. В этот, последний, период в связи с резкими изменениями макросоциального контекста, с одной стороны, произошла легализация большинства экологических организаций (в России, на Украине, в Белоруссии, прибалтийских государствах), с другой — снижение активности и массовости инвайронментального движения. Это связано также с общим спадом в мировом зеленом движении [31].

Как нам представляется, эволюция движения — это сложное переплетение реакций на изменение названных выше трех контекстов и внутренних трансформаций, непосредственно не зависимых от внешних воздействий. С социологической точки зрения — дифференциация, профессионализация и бюрократизация отличают эту эволюцию за 30-летний период.

Эмпирически О.Яницким и И.Халий было выявлено семь типологических групп в движении, различающихся целями, идеологией, тактикой и формами социального действия [33, 35, 64, 76, 78].

Консервационисты (ядро движения) — приверженцы биосциентизма как идеологии («природа знает лучше, мы — профессиональные носители экологического знания»). Они — продолжатели профессиональных и гражданских традиций российской естественнонаучной интеллигенции. Создание всемирного братства зеленых и построение общества скромных материальных потребностей — таковы их стратегические ориентиры [86]. Альтернативисты — идеологи экоанархизма и коммунитаризма, принципиальные противники государства, апологеты децентрализованного общества, созданного на принципах самообеспечения и самоорганизации. Альтер-нативисты — сторонники радикальных действий [31]. Традиционалисты (просветители) не имеют четкой идеологической доктрины. Это — гуманитарная российская интеллигенция, с ее вечными идеалами ненасилия, добра и взаимопомощи. По отношению к нынешнему обществу настроены критически, но стараются действовать путем убеждения, просвещения и личного примера. Сторонники идеологии «малых дел». Противники как русификации, так и вестернизации уклада жизни этнических меньшинств, населяющих Россию. Гражданские инициативы на определенном этапе самая массовая и политически активная часть движения. Их идеология и практическая цель — общественное самоуправление, формы прямой демократии. Сегодня гражданские инициативы, исчерпав свой потенциал антитоталитарного протеста, в значительной мере исчезли с общественной арены.

Экополитики — самая идеологически и социально гетерогенная группа в движении Лозунг большинства из них — «сначала политическая и экономическая стабилизация, а потом экологизация». С их точки зрения, «сегодня политика решает все». Очень многие из них были экологами по случаю, т.е. эксплуатировали экологическую озабоченность населения в целях своей политической карьеры Современные экопатриоты отличаются политизированностью взглядов, правым радикализмом, апологетикой «державности» и «сильной руки», ставкой на силовые методы преодоления экологического кризиса и неприятием демократии. Крайне правые экопатриоты утверждают, что со стороны мирового сообщества осуществляется организованный геноцид по отношению к русскому народу, следовательно, любое его национальное движение должно формироваться на кровном родстве и общности национального характера. И.Халий отмечает усиливающуюся на местах тенденцию отождествления экологических и национальных притязаний, что представляет собой угрозу поглощения экологического движения национальным или вытеснение экологистов с политической арены. Наконец, быстро прогрессирует группа, которая исповедует технократическую идеологию. Сации бросовых ресурсов и предлагающие инженерные решения, минимизирующие расходы вещества и энергии, так и технократическая элита, видящая преодоление экологического кризиса в новых технологиях [64, 76, 78]

Важным вопросом является выживание или, используя научный термин, поддержание движений. Как показали С.Фомичев, И.Халий, А.Шубин, О.Яницкий, в этой проблеме есть две стороны внутренние ресурсы движения и изменяющийся контекст Человеческие ресурсы инвайронментального движения близки к исчерпанию по многим причинам: многолетняя самоэксплуатация лидеров движения и местных групп не может продолжаться бесконечно; часть их членов перешла в другие социальные движения и партии, прежде всего в местные национальные движения; систематически наблюдается переход многих лидеров движения в новые исполнительные органы власти, начиная от аппарата президента России и до местной администрации. Как уже отмечалось, массовая база движения — гражданские инициативы — резко сократилась [31, 33, 35, 42, 43, 47, 80].

Контекст движения тоже изменяется, но каждый из названных трех его элементов — по-разному. «Цивилизационный контекст» остается в основном прежним. Более того, под влиянием экономического кризиса, нарастающего имущественного расслоения, отчуждения государства и общества, общей нестабильности жизни социалистические ценности (уравнительность, социальные гарантии, коллективизм) актуализировались. Новые элементы этого контекста, такие, как «выживание любой ценой», установка на реабилитацию индустриальной системы, естественно, являются чуждыми ценностям инвайронментального движения. Вектор развития «макросоциального контекста» до сих пор остается неясным: принятие западной модели индустриального развития, возрождение «истинно русских» ценностей (национал-патриотизм) или же некий «третий путь», за который выступают лидеры экоанархизма. В каждом из этих случаев роль инвайронментального движения в обществе будет иной. Что касается «ситуационного контекста», то за 1990—1992 гг. он изменился драматически: практически все привычные источники ресурсов движения были исчерпаны. Поэтому для поддержания своего существования движение вынуждено было создавать рыночные структуры или же неприбыльные организации (экокооперативы, экоцентры, экобиржи и т.д.). Это был очень трудный поворот для многих местных ячеек движения. Но одновременно он означал, что оно в целом начинает выступать как важнейший механизм формирования гражданского общества [48, 50, 76, 78].

Помимо работ, изучающих генерализующие тенденции в экологическом движении, в начале 90-х гг. в Москве, Нижнем Новгороде, Киришах были осуществлены исследования монографического характера, позволившие изучить динамику городских и региональных движений во взаимодействии с изменяющимися макросоциальным и ситуационным контекстами. В частности, И.Халий, О.Цепиловой и О.Яницким были установлены усиливающаяся кооптация и перехват инициативы местных экогрупп со стороны местных властей, обособленность экологического движения от близких ему по целям демократического, жилищного и других, растущая отчужденность активистов от нужд и запросов местного населения [33, 35, 38, 52, 64, 76, 78].