§ 7. Социальные изменения и экологическая политика

Потенциально экологически ориентированное общественное мнение и проэкологическая социальная активность суть факторы глубоких социальных перемен в российском обществе. Однако ввиду отсутствия общей теории социальных изменений применительно к «переходному периоду» и ряда других причин проэкологические социальные изменения остаются наименее разработанной сферой экосоциологии.

Для оценки вероятности и глубины «экологического поворота» в России важно знать расстановку четырех главных, по мнению автора, сил: экологического авангарда, членов Системы, «работников» и «жителей»в системе координат «экологические ценности — ориентация на экономический рост» и «ориентация на социальные изменения — сохранение статус-кво».

Экологический авангард составляют приверженцы инвайронментальных ценностей и сторонники социальных изменений.

«Профессионалы + граждане + активисты» — такова формула авангарда. По нашим подсчетам, в период самой высокой экологической «волны» (в 1988—1989 гг.) в СССР около 8 % городского населения старше 14 лет относились к этой категории. «Члены Системы» — приверженцы противоположных ценностей, они выступают за политическую и экономическую стабильность любой ценой и не стремятся к социальным переменам. «Члены Системы» — совокупность групп (элит), занимающих ключевые позиции в отношении распоряжения всеми видами ресурсов в обществе. «Ядро Системы» — держатель и распорядитель ключевых дефицитных ресурсов и главный антагонист экологического авангарда. У «Системы» есть обширная «периферия», состоящая из двух категорий людей: тех, кто составляет ее распределительный механизм и тем самым обеспечивает устойчивость Системы, и тех, кто от нее зависим (военнослужащие, работники большинства отраслей добывающей промышленности, в особенности кочевых профессий, а также люмпенизированные слои города и деревни).

«Работники» и «жители» занимают маргинальное положение между двумя названными выше группами. Хотя между ними много общего (и те и другие — вне ядра Системы, между ними много связей — семейных, соседских, общая субкультура), типологически они все же различны. «Работники», включенные в индустриальное производство, более ориентированы на экономический рост и поддержание политического статус-кво. Они также более рационалисты и технократы. «Жители», связанные со средой обитания, более проэкологически и гуманистически ориентированы. «Работники» видят в результатах своей деятельности средство доступа к природе, к лучшей жизненной среде, для «жителей» эта среда имеет самостоятельную ценность, они вкладывают личные ресурсы в ее поддержание и воспроизводство. «Работники» — это главным образом занятые в сфере индустриального производства, на крупных государственных предприятиях, а также сельские мигранты в городах, особенно в первом поколении. «Жители» — это городская интеллигенция, часть молодежи, молодые матери, пенсионеры, больные и одинокие, мелкие служащие государственных учреждений, а также работники тех сфер обслуживания, которые тяготеют к жилой среде.

Различие между рассматриваемыми группами особенно видно в их отношении к науке. «Работники» относятся к ней индифферентно, а то и негативно, поскольку от науки исходит опасность нововведений, ведущих к интенсификации производства и структурной безработице. «Жители» стремятся к контактам с учеными, поскольку независимая экспертиза и консультации профессионалов — это те немногие средства, которые позволяют местным группам протеста противостоять действиям Системы, разрушающей среду обитания. Среди «жителей» есть и профессионалы, периодически становящиеся лидерами гражданских инициатив. Различно и их политическое поведение: первые тяготеют к участию в профсоюзном движении или в политических партиях национал-патриотической ориентации, вторые — к участию в акциях демократического протеста, других формах внепарламентской борьбы, а также в работе местных органов власти [77]. Исследование, повторенное автором через пять лет, показало, что «Система» постепенно поглощает все проэкологические силы [76, 78].

Более детально деятельность властных структур социологическими методами (контент-анализ) изучалась лишь в 1989—1990 гг. Хотя «охрана природы» была включена КПСС в систему политических приоритетов еще в середине 70-х гг., ни тогда, ни в годы перестройки государство не имело экологической политики. Декларированный в 1986 г. М.Горбачевым поворот к ресурсосберегающей экономической политике остался на бумаге. Устойчивость экономической системы и уровень жизни населения продолжали находиться в прямой зависимости от экспорта нефти и других невозобновляемых ресурсов. Ни Чернобыль, ни землетрясение в Армении, ни серия последующих экологических аварий не привели к экологической модернизации экономики и общества в целом. В союзных и республиканских органах масти (а сегодня — на федеральном уровне) продолжало действовать мощное антиэкологическое лобби, состоящее из представителей ресурсодобывающих отраслей, государственного сектора индустрии, военно-промышленного комплекса и местных властей. «Мощные партии корпоративных интересов, — пишет В.Ярошенко, — экономическая основа тоталитаризма, не исчезли ни в России, ни у ее соседей. Более того, монополистические структуры, сложившиеся в системе плановой экономики, продолжают определять жизнь реформированных обществ, направляют реформы в удобные для сохранения этих монопольно-корпоративистских структур направления» [52]. Как отмечается, «мы являемся единственной в мире страной, где строительство сверхдальних линий электропередач... является самоцелью» [21].

В 1989 г. в парламент СССР было избрано не менее 300 экологически ориентированных депутатов, что составляло 15 % от всего депутатского корпуса. Сорок признанных лидеров экологического движения стали народными депутатами СССР [81]. Это было многообещающее начало. Однако, как вскоре выяснилось, большинство кандидатов в депутаты центральных и местных органов власти использовало экологические лозунги лишь в целях победы над политическими противниками [3, 34]. За три года своего существования парламенты СССР и Российской Федерации не приняли ни одного закона, который бы определил экологическую стратегию государства и общества. А.Яблоков, видный экополитик, депутат союзного парламента, вынужден был признать: «Мы не выдержали испытания властью».

Как показали исследования [32, 33, 35, 43, 65, 76, 78, 86], реальной силой для проведения проэкологической политики снизу стали комитеты общественного самоуправления. Однако ослабление представительной и резкое усиление исполнительной власти, предоставление чрезвычайно широких полномочий мэрам Москвы и некоторых других городов — все эти формы власти «сильной руки», а фактически авторитарной привели к возврату антиэкологической политики доперестроечного периода. Экологические департаменты городов и областей практически бессильны, а комитеты общественного самоуправления были распущены или превратились в функциональные придатки местных органов власти.

Важная тема экосоциальных исследований — структура и характер процесса принятия экологических решений. Как показала И.Халий, на местах конфликты между представителями президента, областными и городскими комитетами охраны природы и Советами народных депутатов усиливались. Лидеры экологических групп и движений, ставшие в 1990—1993 гг. депутатами местных советов или работниками государственных и муниципальных природоохранных служб, были единодушны в том, что советы как социальный институт абсолютно экологически некомпетентны. Однако, поскольку некомпетентных было большинство, при принятии решений преобладал принцип: сначала политика, потом экономика, потом экология. Поэтому вхождение инвайронменталистов в органы законодательной и исполнительной власти отнюдь не означало институционализации их экологических требований [66].

Институционализация этих требований в принципе может идти по трем каналам: участие инвайронменталистов в реформах, экологическое образование и просвещение и прямые (внепарламентские) действия; здесь позиции российских и западных социологов в целом совпадают [71].

Однако различия в характере упомянутых контактов и внутренняя дифференциация семи названных выше типологических групп движения предопределили специфику тактики и репертуара действий последних. Как показал автор, для кон-сервационистов тактической задачей является усиление влияния на органы исполнительной власти, стратегической — создание глобального сообщества зеленых. В их взаимоотношениях с властями сочетаются кооперация и конфликт; репертуар действий — инфильтрация в органы исполнительной власти, исследования и разработки, экспертизы, консультирование. Альтернативисты стремятся радикализировать само экологическое движение и вовлечь в него новых членов путем массовых кампаний и других форм прямой демократии; не чужды им и краткосрочные соглашения с местными властями. Однако стратегически альтернативисты все более сближаются с первой группой, приступив к практической реализации своей идеи альтернативных поселений. Альтернативисты чаще других вступают в открытые столкновения с местными властями. Традиционалисты, напротив, — приверженцы конвенциональных форм социального действия. Их главная цель — изменение системы ценностей человека путем экологического воспитания и просвещения, пропаганды экологической этики. С властями у них нет прямых контактов. Напротив, группы гражданских инициатив были сторонниками прямых действий и открытой конфронтации с властями. Но власть взяла верх, и они распались. Экополитики ставят своей ближайшей целью блокирование разграбления природного достояния России, а также экологически опасных проектов и решений (например, организации новых международных хранилищ радиоактивных отходов на территории страны). Стратегически — это властно ориентированная группа, имеющая своей целью восстановление института местного самоуправления. Репертуар действий экополитиков весьма широк: законодательные предложения, разработка местных экологических стандартов, судебные тяжбы, расследования экологических преступлений, обучение экоактивистов. Экопатриоты прямо ориентированы на максимальный перевес своих сторонников в центральных и местных органах власти. Их репертуар действий разнообразен - от инфильтрации и лоббирования до митингов и демонстраций.

Наконец, экотехнократы, которые сегодня все более дистанцируются от движения (и даже являются организаторами контрдвижения), входят в различные экспертные группы, формирующие государственную политику в отношении среды обитания. Технократы составляют ядро технобюрократической структуры — функциональной основы всей управляющей нашим обществом Системы [35, 76, 79].

Лидеры движения и его исследователи сходятся во мнении, что движение переживает кризис [31, 42, 80, 86]. Среди его причин — утрата массовой социальной базы (гражданские инициативы), исчерпание привычных источников ресурсов, утрата поддержки со стороны средств массовой информации, отсутствие контактов с другими социальными движениями, которые могли бы быть союзниками инвайронменталистов. Возросло сопротивление и со стороны государства, которое, обвинив лидеров нынешнего движения в романтизме и некомпетентности, в ходе предвыборной кампании 1993 г. сформировало из числа государственных чиновников, профсоюзных деятелей и представителей малого бизнеса контрдвижение. Попытка лидеров экодвижения быстро сколотить вместе с движением в защиту местного самоуправления и некоторыми зелеными партиями единый предвыборный блок провалилась.

Перейдем к проблеме взаимосвязи экодвижения с другими социальными движениями 90-х гг. Сегодня на арене экологической политики сложилась, как показывают исследования, сложная система сдержек и противовесов. Действительно, экодвижение как таковое в качестве самостоятельной силы на политической арене никогда не выступало. Однако именно при его помощи пришли к власти нынешние «демократы». В отличие от ситуации на Западе, в России экодвижение практически не имеет контактов с жилищным, женским и некоторыми другими движениями и неполитическими союзами, скажем, Конфедерацией защиты прав потребителей, с которыми у экологистов, по сути, много общих позиций. Вместе с тем устав Социально-экологического союза и других крупнейших организаций движения не запрещает своим членам быть членами других движений и партий, если последние не выступают с откровенно расистскими, националистическими или сепаратистскими лозунгами. Такое перекрестное членство размывает политическое лицо экологического движения, тем более, что фиксированного членства в нем нет.

С рабочим движением у инвайронменталистов сложные отношения. Рабочее движение до сих пор достаточно автономно и свои весьма скромные экологические требования адресует непосредственно государственным органам. Его лидеры долгое время не допускали интеллигенцию к работе над своими программными документами. Вместе с тем экологисты никогда не включали в свои программы задачу поддержки рабочего движения, предпочитая привлекать отдельные группы рабочих или их коллективы к конкретным акциям протеста. Что касается профсоюзов, как прошлых, официальных, так и нынешних, независимых, то у экологического движения с ними не было и нет никаких связей [50, 65, 76, 78].

Наиболее напряженные отношения сложились у инвайронменталистов с политическими силами национально-патриотического толка. Хотя защита природы в программах последних занимает одно из важных мест, инвайронменталисты, как показали С.Фомичев, И.Халий и О.Яницкий, всегда старались не допустить «великодержавников» и «патриотов» в свои организации, избегали любых форм политического сотрудничества с ними и т.д. Между тем именно национальный вопрос, а точнее, рост националистических настроений, может серьезно подорвать инвайронментальное движение как снаружи (поскольку его интернационально ориентированных лидеров нетрудно обвинить в антипатриотизме, забвении национальных интересов), так и изнутри (поскольку его группы и организации, действуя в локальной, следовательно, определенной этнокультурной среде, не учитывают ее специфики) [31, 64, 76, 78].

«Партийное крыло» российского зеленого движения остается практически неизученным. Зеленые партии, возникнув в конце 1980-х гг., продолжают оставаться малочисленными, подвержены постоянному процессу объединения-размежевания, спектр их политических приоритетов весьма широк. Попытки создания единой российской зеленой партии пока не имели успеха. Такая партия была зарегистрирована в октябре 1993 г. [31, 60]. Члены этой и других зеленых партий часто одновременно являются членами экологического движения, выступая по отношению к нему в качестве радикализирующей силы.

Все же, по мнению социологов и ряда лидеров самого движения, его нынешний кризис, точнее, глубокая функциональная и идеологическая перестройка, порожден кардинальными изменениями в способе мобилизации ресурсов. Раньше главным ресурсом были люди, их моральное одобрение и массовое участие в акциях протеста. Теперь главным ресурсом являются деньги, получаемые в форме грантов от зарубежных и российских фондов. Как отмечал С.Фомичев, на смену объективным интересам экологически обеспокоенных граждан пришли субъективные интересы распорядителей финансовых ресурсов [61]. Это повлекло за собой организационную иерархизацию движения, формирование грантораспределяющей бюрократии, приоритет исследований, разработок, воспитательной, пропагандистской и иной "непротестной" деятельности, общее усиление реформистской направленности движения. Вместе с тем грантосоискательство как форма мобилизации ресурсов ослабило единство движения, усилило конкуренцию за ресурсы между его ячейками [76, 78].

Наконец, при отсутствии массовых кампаний и акций протеста важно было понять, как функционирует «каркас» рассматриваемого движения — система входящих в него организаций. Изучение 250 российских неправительственных экологических организаций привело автора к следующим выводам: инвайронментальные ценности могут воспроизводиться в посттоталитарном обществе с незавершенной индустриализацией; эти организации суть прежде всего внелокальный социокультурный и гражданский феномен, имеющий глубокие корни в укладе мышления и жизни российской интеллигенции; эти организации — специфическая для нынешних условий форма духовного производства и существования гражданского общества; вместе с тем совокупность этих организаций есть способ существования альтернативного, т.е. экологически ориентированного, сообщества внутри российского общества [46].