§ 2. От исследований свободного времени к анализу повседневного быта людей

Возобновление исследований бюджетов времени во второй половине 50-х -начале 60-х гг. весьма способствовало становлению новых социологических дисциплин — социологии свободного времени и, несколько позднее, социологии быта. Накопление банков данных о расходовании времени на работе и вне работы - в течение суток, недели и т.д. — позволило переходить от размышлений о феномене свободного времени и значении времяпрепровождения людей вне производства к анализу практики их формирования и использования.

Все же главным импульсом такого расширения исследовательского поля социологии послужили прежде всего те перемены в развитии и функционировании советского общества, которые начались и набрали инерцию тогда же, на рубеже 50—60-х гг. К этому времени в СССР в основном завершился процесс форсированной индустриализации, были более или менее залечены жестокие раны, нанесенные войной 1941—1945 гг. Это позволило, даже понудило начать переход к новому этапу социально-экономического развития, для

существенно большее, чем прежде, внимание к условиям и образу жизни людей. В частности, усиливалось понимание или, по крайней мере, ощущение того, что повседневная жизнь людей, их быт — это не просто придаток производства. Что от того, какими благами цивилизации люди могут пользоваться в быту и как они ими пользуются, зависят, в конечном счете, и характер, и направление, и темпы экономического развития, общественного прогресса в целом.

Соответственно у советских социологов стал пробуждаться интерес к тому, какую роль в жизни людей, в функционировании общества играет свободное время - одно из важнейших достижений и вместе с тем один из значимых (и знаковых) атрибутов современной цивилизации.

В какой-то мере его стимулировали и те дискуссии, которые разгорелись в первой половине 60-х гг. в социологическом сообществе западных стран в связи с изданием книги Ж.Дюмазедье «К цивилизации досуга?» [1]. Впрочем, непосредственно этот импульс вряд ли ощутило большинство отечественных социологов: «железный занавес» надежно отсекал их от всего, что происходило в «буржуазной социологии». Скорее всего, роль своего рода передаточного механизма, благодаря которому основные идеи дискуссии вокруг книги Дюмазедье достигали советских ученых, сыграло обсуждение в 1964—1965 гг. проблем свободного времени на страницах международного журнала «Проблемы мира и социализма» [2].

Именно тогда были предприняты специальные опросы, которые, наряду с материалами исследований бюджетов времени, обеспечили эмпирическую базу анализа свободного времени. И тогда же стали выходить в свет работы, в которых публиковались результаты этого анализа и обсуждались различные аспекты всей проблематики.

Проект Б. Грушина. Наиболее значительным, в том числе для всего последующего развития социологии свободного времени, было исследование, осуществленное в 1963-1966 гг. под руководством Б.А.Грушина и положенное в основу его известной книги [3].

Не вдаваясь в дискуссию о сущности свободного времени, он, как и все включившиеся в разработку этой темы, исходит из известной марксовой формулы, согласно которой данную категорию следует понимать как простор для свободной деятельности и развития способностей личности. Имея в виду две главные функции свободного времени (= досуга) — восстановление сил человека и его духовное и физическое развитие, — Б.А.Грушин, вслед за Г.А.Пруденским и В.Д.Патрушевым, сформулировал такое его инструментальное определение: часть внерабочего времени, остающегося после его расходования на разного рода непреложные занятия и обязанности. Это позволяло, по его мнению, содержательно интерпретировать соответствующую эмпирическую информацию.

Для Б.А.Грушина такой информацией послужили прежде всего материалы анкетного опроса 2730 горожан на основе стратифицированной выборки, репрезентирующей взрослое городское население СССР. Их анализ дал возможность выявить важнейшие проблемы и тенденции использования свободного времени в середине 60-х гг. и в перспективе ближайших десятилетий.

Первую группу такого рода проблем обусловливают недостаточные объемы времени, остающегося для досуга, что более или менее остро ощущало абсолютное большинство респондентов. Главным его «антагонистом» в сфере внерабочего времени были справедливо названы слишком продолжительные занятия, связанные с ведением домашнего хозяйства. Об этом свидетельствовали действительно высокие показатели затрат времени на ведение хозяйства и мнения самих респондентов относительно путей и резервов увеличения свободного времени. Вместе с тем было показано, что такие резервы в сфере рабочего времени были практически исчерпаны (хотя в принятой незадолго до того программе КПСС провозглашалось намерение осуществить в обозримом будущем переход к 6- и 5-часовому рабочему дню).

Другую группу проблем, не менее важных и сложных, выявил анализ использования тех примерно 3-х часов времени для досуга, которыми располагал (разумеется, в среднем) каждый из взрослых горожан. При этом утверждалось, что значительные перемены, происшедшие во всех сферах жизни советского общества, мало повлияли на величину свободного времени, зато самым существенным образом затронули его структуру. Однако из приведенных в книге данных видно, что на самом деле и для структуры использования свободного времени также были характерны противоречивость и диспропорциональность.

Конечно, в повседневной жизнедеятельности многих горожан появились или заметно более частыми стали вечерняя и заочная учеба и самообразование, чтение книг и газет, пользование радио и телевидением. Однако многие элементы досуга оставались еще слабо развитыми, а неравенство различных групп в приобщенности к занятиям свободного времени (как об этом говорится в книге) было слишком явным для того, чтобы давать завышенные оценки сложившейся к тому времени структуры досуга.

Их очевидная (особенно сегодня, с 30-летней дистанции) преувеличенность была обусловлена, скорее всего, принятой в этом исследовании методикой, которая использовала не данные о фактической продолжительности тех или иных досуговых занятий⁶⁴, а сообщения респондентов о наличии у них таких занятий и их регулярности. Возможно, впрочем, что подобное преувеличение было проявлением общей атмосферы «шестидесятничества»: стремление принимать едва наметившиеся общественные перемены за «стратегические» тренды.

Что же касается содержания свободного времени, то оно, как об этом пишет сам Б.А.Грушин, по сути, осталось за пределами данного исследования. Для этого нужно было располагать другой эмпирической базой, перевести исследование в иную плоскость. Имевшиеся же в распоряжении автора материалы позволили лишь наметить возможные направления анализа этих проблем,

Значение этой, не слишком объемной книги (7,5 авторских листа) определяется не только тем, что с ней практически связано становление в нашей стране социологии свободного времени. Как ни досадно это констатировать, все последующее развитие данной социологической дисциплины фактически сводилось к более или менее плодотворному приращению знаний о процессах, исследовавшихся Б.А.Грушиным еще в середине 60-х годов. Причем не имеет значения, шла ли речь о теоретике -методологических аспектах проблемы свободного времени или же о переменах в его величине и использовании под влиянием тех или иных объективных обстоятельств [4], Показательно, например, что проблема содержания досуговой деятельности в рамках социологии свободного времени так и не нашла своего исследователя.

Вместе с тем уже к концу 60-х гг. в социологическом сообществе стало вызревать понимание того, что изучение круга только тех видов деятельности, которые соотносятся со свободным временем, не дает достаточно полного, а главное -цельного представления о том, каков человек (работник) вне общественного производства, в быту. Его мог и должен был дать системный анализ условий и форм повседневной жизнедеятельности людей в этой сфере, их установок и потребностей, вырабатываемых и/или реализуемых в быту.

Одним из первых фундаментальных исследований такого рода стала изданная в 1972 г. книга ЛЛ.Гордона и Э.В.Клопова «Человек после работы» [5J. Строго говоря, в ней изучались условия, структура и формы повседневной бытовой деятельности (причем в той мере, в какой о ней свидетельствовали данные о соответствующих затратах времени) относительно небольшой группы людей — рабочих нескольких промышленных предприятий в пяти городах европейской части СССР,

опрошенных Л. А. Гордоном в 1965—1968 гг. Однако тщательность анализа позволила охарактеризовать некоторые общие тенденции и главные проблемы развития городского быта. В результате эта книга не только стала одной из наиболее заметных социологических публикаций первой половины 70-х гг., но и фактически положила начало новому исследовательскому направлению — социологии быта.

Эмпирической базой этой работы послужили прежде всего данные о времяпрепровождении респондентов в быту, позволявшие получить представление о совокупности (множестве) различных видов повседневного поведения, а главное — об их целостной системе. Была использована иная техника сбора информации: не сообщения респондентов о продолжительности разного рода занятий, но последовательная запись ими своих действий за сутки (буднего дня, субботы и воскресения) с указанием времени их начала и окончания. Это давало возможность не только получить сведения о реальной продолжительности действий респондента на протяжении соответствующего дня, но избежать как ошибок памяти, так и тех невольных искажений, которые могут быть следствиями распространенных в данной среде мнений о престижности (непрестижности) тех или других занятий.

Выявленное таким образом множество видов повседневной деятельности вне сферы производства изучалось во взаимодействии самих этих бытовых занятий и в контексте важнейших жизненных обстоятельств респондентов (пол, возраст, семейное состояние, образованность, имущественное положение и др.). Анализ осуществлялся в двух планах: во-первых, рассматривались сами бытовые занятия и их группы («слагаемые быта»), а во-вторых — целостная система непроизводственной жизнедеятельности отдельных групп и категорий работающих горожан. Это позволило содержательно охарактеризовать основные проблемы, факторы и современные тенденции развития городского быта, выявить резервы и пределы его оптимизации.

Изучение отдельных видов бытовой деятельности позволило определить их продолжительность у разных групп респондентов и меру влияния на весь строй быта, степень их эластичности и настоятельности, уровень институционализированности. В частности, было показано, что громадные перегрузки домашним трудом женщин-работниц, имеющих несовершеннолетних детей, настолько ограничивают возможности других бытовых, и особенно досуговых, занятий, что вообще деформируют их быт. Фактически речь может идти о двух классах бытовой жизнедеятельности - мужском и женском.

Была обнаружена тенденция к минимизации затрат времени на ведение домашнего хозяйства под влиянием его лучшего оснащения разного рода механизмами (и вообще индустриализации сферы быта) и в связи с повышением уровня культуры респондентов (был даже сформулирован тезис: «Выше образование — ниже "ценность" домашнего труда»). Вместе с тем доказывалась ошибочность представлений об абсолютном характере этой тенденции (вернее, надежд на такую динамику развития быта). Дополнительные материалы (в том числе полученные в ходе опроса, проведенного авторами в конце 60-х гг. в Таганроге) показали, что многим горожанам все еще не хватает времени на ведение домашнего хозяйства: почти 2/3 опрошенных там женщин и 1/4 мужчин потратили бы на эти занятия по крайней мере часть дополнительного свободного времени, если бы оно у них появилось.

Изучение совокупности досуговых занятий горожан, прежде всего их участия в культурной жизни, выявило и позитивные изменения (например, общее увеличение затрат времени на традиционные формы приобщения к культуре, в особенности на чтение), и новые проблемы, связанные уже не только с нехваткой времени на досуг, но и с возраставшей конкуренцией между старыми и новыми его видами. Во второй половине 60-х гг. началась настоящая «экспансия» телевидения, что породило всяческие ( в том числе и вполне обоснованные) страхи за судьбы духовной культуры, олицетворяемой книгой.

В исследовании «Человек после работы» эта проблема была сформулирована следующим образом: «Телевидение и книга: симбиоз или соперничество?». Вердикт был вынесен в пользу первой альтернативы. Этот вывод подкреплялся теми соображениями, что для малообразованных и потому, как правило, мало читающих людей телевизор — не конкурент книге, а в среде более образованных телевидение обладает меньшей вытесняющей способностью.

В свою очередь, анализ времяпрепровождения отдельных групп городского населения (в данном случае — совокупности бытовых занятий семейно-возрастных, доходно-имущественных и культурно-образовательных групп) обнаружил возможность более глубокого осмысления тенденций развития городского быта как целостной системы. Большее или меньшее различие структуры и содержания бытовых занятий в названных группах позволило судить о значимости соответствующих факторов для реализации этих тенденций. Среди них те, что определяются циклическими переменами, т.е. повторяющимися из поколения в поколение с теми или другими модификациями. Это прежде всего обстоятельства, соответствующие этапу жизненного цикла человека. Не столько биологический, сколько социальный возраст людей, характеризующий этапы их социализации и участия в демографическом воспроизводстве, обусловливает особенности быта и образа жизни вообще. Так что у молодых горожан до образования собственной семьи структура и содержание повседневного быта существенно иные, чем у их сверстников — родителей несовершеннолетних детей. У первых гораздо меньше времени тратится на ведение домашнего хозяйства и гораздо больше — на разные формы досуга. И эти различия воспроизводятся в каждом следующем поколении.

Авторы исследования описывали факторы, обусловливающие общеисторическую эволюцию быта и образа жизни вообще. К ним относятся в первую очередь процессы урбанизации и повышения культурно-образовательного уровня населения. Так, приведенные в книге данные о бытовых занятиях рабочих с различными уровнями образования (рабочих — жителей крупных и небольших городов, рабочих и специалистов Таганрога) свидетельствовали: для групп, в большей мере приобщенных к достижениям современной культуры, характерны более развитые формы бытовой жизнедеятельности. И эти различия закрепляются в каждом следующем поколении, обусловливая общую эволюцию образа жизни.

Обращение социологов к исследованию повседневной жизни людей способствовало преодолению упрощенных и к тому же мифологизированных представлений об обществе, утверждению подходов, которые дают возможность изучать жизнь человека во всей многомерности ее строения⁶⁵.

Исследование проблем и тенденций повседневного быта продолжалось и в 70-80-е гг. в работах разных авторов, рассматривавших эту проблематику либо в исторической перспективе [6], либо в контексте жизнедеятельности групп населения [7]. И все же это направление не получило должного развития. В сущности, разрабатывалась одна и та же «делянка» исследовательского поля — та, где можно было получить представление о структуре внерабочего времени и совокупности соответствующих бытовых занятий. Показательно, что даже намеченное в работах ЛАГордона и его коллег конца 60-х — начала 70-х гг. изучение «групп поведения» с помощью методов многомерной статистики фактически осталось незавершенным, хотя и обнадеживающим экспериментом. (Опубликованная более чем через десятилетие статья В.Д.Патрушева и его сотрудников о типологии времяпрепровождения также осталась лишь отдельным эпизодом [8]).

Отсутствие новых фундаментальных работ в области социологии быта, которые расширили бы (за счет анализа малоизученных видов повседневной непроизводственной деятельности) и углубили (в результате исследований содержания этой деятельности) представление о бытии человека в этой специфической сфере его жизни, было обусловлено, скорее всего, двумя главными причинами. Во-первых, прямым цензорским (в широком понимании) запретом на изучение тех проблем, одно только упоминание которых расценивалось как противоречащее официальному истолкованию функционирования и развития социализма. Поэтому, в частности, не могли должным образом изучаться проблемы, свидетельствующие об усиливавшейся маргинализации значительных слоев и городского, и сельского населения страны (так, из раздела о повседневной жизнедеятельности в книге 1985 г. о рабочем классе СССР уже в издательстве был безоговорочно изъят небольшой пассаж о пьянстве в рабочей среде).

Во-вторых - и это, быть может, еще важнее, — общественный интерес, особенно институционализированный, в соответствии с традициями вульгарной квазимарксистской социологии по-прежнему был направлен в сторону общественного производства, тогда как «презренный» быт оттеснялся на обочину. Одним из частных последствий такого пренебрежения темой была переориентация на изучение иных проблем едва ли не единственного в стране социологического подразделения (в составе Института международного рабочего движения АН СССР), занимавшегося исследованиями проблем быта.