§ 2. Период до 1917 года

В предреволюционный период религия не выпадает из поля зрения основных школ и направлений русской социологии. Так или иначе эта тема затрагивается в работах большинства видных ученых, начиная от Лаврова и Чичерина и вплоть до Ковалевского и Сорокина. Сколько-нибудь существенные работы в этой области за рубежом быстро становятся известны в России, если не переводятся, то рецензируются. В их числе такие классические труды по социологии религии, как «Протестантская этика и дух капитализма» Вебера и «Элементарные формы религиозной жизни» Дюркгейма.

Однако обзор социологической литературы этого времени показывает, сколь ничтожно мал удельный вес публикаций, непосредственно посвященных религии, по сравнению с работами по социологии других социальных институтов -права, государства, морали, науки, семьи, образования. Религиозная проблематика рассматривается в этот период преимущественно в сфере философской мысли, церковной истории, политической публицистики, разработка же собственно социологических аспектов осуществляется как сопутствующая в рамках общей социологии. История социологии религии как эмпирической науки начинается лишь позже, уже в советский период.

В дореволюционной России характеристика состояния религиозности в обществе была прерогативой органов государственной статистики. Статистика фиксировала не убеждения, а формально-юридическую принадлежность подданных империи тому или иному вероисповеданию по рождению и крещению или соответствующему крещению обряду в нехристианских религиях. Поскольку таким обрядам подвергались практически все рождавшиеся, то в категорию религиозных включались все 100% населения страны.

В «Статистическом ежегоднике России»⁴⁶можно найти таблицу распределения граждан по вероисповеданиям. Приведенные здесь данные основаны на материалах всероссийской переписи населения, проведенной в 1897 г. (по губерниям и стране в целом):

православные и старообрядцы 69,9%

мусульмане 10,8%

католики 8,9%

протестанты 4,8%

иудеи 4,0%

прочие христиане 0,96%

прочие нехристиане 0,5%

В социальной же мысли пореформенного периода довлеют в целом идеологические подходы к религии, практически совпадающие с размежеванием социально-политических лагерей, представленных левым радикализмом (народничество, анархизм, марксизм), консерватизмом (Данилевский, Леонтьев) и либерализмом (от Кавелина до Милюкова). Полемика между ними во многом продолжала старый спор между славянофилами и западниками в оценке религии, точнее — православия как фактора, определяющего национальные черты русского характера, государственности, культуры.

Народническая субъективная социология, с присущей ей верой в особое предназначение России и неприятием существующего во имя идеального будущего, рассматривала православие как часть осудившей себя на гибель социальной системы с ее несправедливостью и неравенством. Религиозной вере была противопоставлена вера в науку, идее воздаяния — секулярная утопия, вера в возможность решения общественных проблем средствами научного знания. Социально-революционная партия, писал П.Лавров, «проповеди всех религий, учению всех сект противополагает совершенно определенную проповедь антирелигиозного реализма, учение науки и только науки»; «здоров в умственном отношении только реализм в его разных отраслях: материализме, позитивизме, эволюционизме, антропологизме» [28, с. 260].

В анархизме религия предстает как «главная основа всякого рабства», которое должно быть уничтожено. М.Бакунин видит в освобождении масс от религиозных суеверий предпосылку торжества на земле разума, свободы, человечности и справедливости, «но эта цель может быть достигнута лишь двумя средствами: рациональной наукой и проповедью социализма» [3, с. 45—46].

Марксизм (Г.В.Плеханов, В.ИЛенин) не внес в русскую общественную мысль существенного вклада в понимание религии как социального феномена. В 1909 г. в серии статей «О так называемых религиозных исканиях в России» Плеханов соглашается с мнением, высказанным С.Н.Булгаковым в сборнике «Вехи», о том, что русское «образованное общество» религиозной проблемы просто не замечало и не понимало, что религией интересовалось лишь постольку, поскольку это связывалось с политикой или же с проповедью атеизма, что невежество русской интеллигенции в вопросах религии поразительно: «что правда, то правда: русские "передовые люди" никогда не думали серьезно о религии» [45, с. 184]. Попытка самого Плеханова восполнить этот пробел оказалась малоинтересной: он увидел в религии прежде всего анимистическое объяснение феноменов, которое было вытеснено наукой как несостоятельное. На вопрос о том, что такое религия, Плеханов дал ответ «не по Марксу», а по Э.Тайлору и Дж.Фрэзеру. В «нашем богоискательстве» Плеханов усматривает лишь возврат к «анимизму, без которого нет религии» [45, с. 254].

Ни Плеханов, ни Ленин не смогли принять вызов, брошенный марксизму русским «религиозным ренессансом», и вступить в полемику по существу поставленной им проблемы — революция и религия. Попытка А.Богданова и А.Луначарского раскрыть связь религии с социальной организацией была подвергнута критике как отступление от марксизма. Ленин с порога отмел мысль о том, что религия может рассматриваться как «комплекс идей, будящих и организующих социальные чувства». Его ответ сводился к тому, что никогда идея Бога не связывала личность с обществом, что она всегда усыпляла и притупляла социальные чувства, что все и всяческие религиозные организации марксизм рассматривает как «органы буржуазной реакции, служащие защите эксплуатации и одурманению рабочего класса» [30, с. 416]. В рамках таким образом трактуемого марксизма для социологии религии и связанной с ней проблематики нет места.

Существо поставленной в начале XX в. русской историей национальной проблемы заключалось в выборе путей модернизации. В этой связи возникал вопрос о возможности того, что базой российской модернизации станет массовое христианское движение за демократические реформы. Русский вариант «социального христианства», развиваемый по преимуществу вчерашними марксистами, такими, как С.Н.Булгаков и Н.А.Бердяев, представлял собой попытку связать социальное обновление России с православной церковью или православным этосом, с «новым религиозным сознанием»; мотивировалось это тем, что только религиозная вера в России способна «заразить массы», проникнуть «к сердцу народному» Эта оценка социальной роли религии была противопоставлена не только марксизму и в целом радикальной социологической мысли, но и либеральной социологии, идеологии плюрализма. Булгаков усматривал в политической борьбе, развернувшейся в России в начале века, схватку двух религий — христианского и секулярного социализма, христианского и индивидуалистического гуманизма.

В различных направлениях социологии русского либерализма религии отводится место в духовной жизни общества наряду с искусством, наукой, воспитанием, нравами. Она относится, таким образом, к числу «духовных сил», воздействующих на социум, требующих серьезного социологического и историко-культурного изучения. Однако религия не была в центре внимания этого направления социальной мысли. Сама идея общности законов всемирно-исторического процесса, сходства судеб различных народов (в противовес славянофильскому учению об особом пути России) уже смещала религию на второстепенные позиции по сравнению с государством, правом, экономикой.

Представители «юридической школы» — государственники. Согласно К.Д Кавелину, вся русская история — по преимуществу государственная, политическая; официальная идеология государства выражена в праве, не в религии. В своей первой крупной работе о юридическом быте Древней Руси он утверждает, что в отличие от Запада в России церковь не имела светской власти и в мирском отношении была зависимой от государства. Если христианство повлияло здесь на общество, то это выразилось в том, что оно пересоздало семейный быт, истребив многоженство и наложничество [19].

Б.Н.Чичерин видит в государстве, а не в церкви «вечный и верховный союз на земле», осуществление нравственной идеи, высшее назначение народа. Нравы общества он рассматривает прежде всего в их соотношении с юридическими установлениями. Религия — одна из «духовных сил», воздействующих на общество, на смену и замещение политико-юридических форм, экономических воззрений, классовую структуру, государство, образование. В работах Чичерина религия, в особенности христианство, занимает немалое место. Христианство рассматривается как общечеловеческая религия, преимущественно — в этическом аспекте. В этой связи Чичерин выделяет протестантизм как выражение не столько «народного», сколько общечеловеческого начала.

Социологическая школа права (А.С.Муромцев, В.И.Сергеевич, М.М.Ковалевский и др.) исходила из идеи универсальной роли права как регулирующей системы человеческого общества, единого регулирующего механизма общественного развития. Отсюда признание всеобщности рациональных правовых норм и на этой основе — идея взаимовлияния культур, единства юридической традиции Европы и России как приоритетной культурной традиции, восходящей к римскому праву как первооснове (а не к христианской религии).

Анализ права как социального явления, доступного не только сравнительно-историческому, но и социологическому изучению, намного опережает развитие такого подхода в отношении религии.

В историко-социологической концепции В.О.Ключевского религиозному фактору отводится весьма скромное место. Главные факторы — политический, социальный и экономический. Их специфическое сочетание положено в основу периодизации русской истории: Русь с VII до XIII века — «днепровская, городовая, торговая», с XIII до середины XV — «верхневолжская, удельнокняжеская, вольноземледельческая» и т.д. Принятие христианства — не решающий и отправной момент в этой истории. Христианство было «связью нравственной», но оно распространялось медленно (вятичи не были христианами еще в начале XII века), главной связью разноплеменных элементов Киевской Руси была княжеская администрация.

Будучи государственником, П.Н.Милюков преодолевает односторонность «юридической школы» и принимает сторону многофакторной концепции социальной эволюции, включая в число основных параметров социальной эволюции развитие религии и церкви. В «Очерках по истории русской культуры» (начали печататься с 1895 г.) он реализует этот подход: «церковь и школа — таковы два главных фактора русской, как и всякой другой, духовной культуры» [32, с. 15]. Милюков выделяет социальный аспект в качестве подчиненного культурологическому, полемизируя с «экономическим материализмом» и «субъективной школой», «религиозно-метафизическим догматизмом» и «старым учением» Н.Данилевского о неразложимых национальных типах культуры.

Таким образом, взгляды на религию русской социальной мысли рассматриваемого периода относятся скорее к истории развития национального самосознания в процессе российской модернизации и характеризуют определенный этап духовной жизни. И даже у М.М.Ковалевского, который рассматривает религию в сугубо научном контексте, она еще не выступает в качестве самостоятельного предмета социологического исследования.

Ближе других к созданию собственно социологической теории, включая социологию религии, подошел П.А.Сорокин. Уже в первой работе «Преступление и кара, подвиг и награда» (1914) он исходит из того, что социология изучает человеческое взаимодействие как определенный вид бытия, и соответственно этому вся психика и вся культура представляют собой результат этого взаимодействия. Объектом социологии становится «социальное явление», понимаемое как социальная связь, имеющая психическую природу и реализующаяся в сознании индивидов и в общественных структурах. Тем самым пролагается путь к изучению религии как деятельности, вырабатывающей определенные нормы в качестве специфических регуляторов социального поведения.