§ 5. Новые акценты в исследованиях периода перестройки

В середине 80-х в официальной политике и научных работах пересматривается концепция вечной женской проблемы: дом — работа, переоцениваются достижения советского периода в решении «женского вопроса», хотя еще и на платформе «социалистического проекта», артикулируется плюрализм позиций ученых. Дискуссии были стимулированы низкими количественными и качественными характеристиками населения, дезорганизацией семейной жизни (что, безусловно, было результатом множества факторов, но квалифицировано как «женская проблема»), а также переходом к новой экономической политике. В рамках социологии семьи концептуально ставился вопрос о необходимости предоставления женщине выбора между профессиональной деятельностью (в том числе при расширенных возможностях неполной занятости) и посвящением себя семье, материнству. Это был уже откат от марксистской идеи экономической независимости женщин и устоявшегося в советском обществе мнения, что неработающая женщина, даже если она мать, является «тунеядкой» и непременно «сидит» дома. А.Г.Харчев подчеркивал: «Самой важной для судеб страны и социализма формой творческого труда женщин является труд материнский» [111, с. 33], что впоследствии вызвало возражение со стороны феминистски ориентированных авторов [18]. На базе концепции «женского выбора» проведено, например, исследование на предприятиях и в учреждениях Москвы в 1985 г.; Ю.П.Те и И.Г.Жирицкая делают вывод, что для значительной категории женщин семейные ценности имеют приоритетное значение, а работа вне дома является вынужденной и не позволяет, кроме всего прочего, реализовать свои репродуктивные намерения. В то же время подчеркивается, что для женщин, ориентированных на работу, «должны быть созданы все условия, исключающие необходимость менять любимую профессию или бросать работу, отказываться от продвижения по службе ради детей и домашнего хозяйства» [95, с. 43].

Активная дискуссия разворачивается вокруг научно обоснованных рекомендаций в области социальной политики. Н.К.Захарова, А.И.Посадская и Н.М.Римашевская формулируют принцип эгалитарности (или равенства возможностей) в противовес патриархатной концепции, распространившейся, по мнению авторов, в эпоху гласности среди ряда демографов, экономистов и журналистов [42, с. 34].

Разногласия в позициях специалистов закономерны — это разные акценты на взаимосвязанном континууме: личность — семья — общество при оценке необходимой степени занятости женщин. Авторы сходятся в отношении остроты женских проблем, но стратегию и цели их решения они видят по-разному. Феминистски ориентированные ученые исходят из приоритета «полифункциональности» развития личности как женщин, так и мужчин [42, с. 12]. Ряд социологов считает, что в условиях отставания «индустриализации быта» и низкого качества институтов внесемейной социализации двойная нагрузка на женщин отрицательно влияет на воспроизводство населения. По мнению экономистов, решить женские проблемы труда вне дома можно лишь в контексте «технического перевооружения и коренного улучшения организации работы для всех категорий трудящихся, а не только женщин». Представлялось целесообразным сокращение времени на производстве за счет оплаты из общественных фондов [42, с. 69].

Позднее, в новых условиях эти позиции сохранились. Авторы одной строят свою аргументацию «от противного»: «двойную нагрузку» обыденное и даже научное сознание начинает мифологизировать, превращая в стереотип «сверхэмансипи-рованности» женщины. Возвращение к патриархальным традициям, по их мнению, приведет к тому, что «будет возрастать экономическая зависимость женщин от дохода мужа», «уменьшится и так незначительное время мужа, направленное на участие в семейной жизни в связи с необходимостью дополнительного заработка», «усилится процесс "маскулинизации"' сферы принятия решений на всех уровнях», «получит развитие процесс феминизации бедности как следствие преобладания женщин среди низкооплачиваемых, безработных, малообеспеченных» [39, с. 8— 9]. По мнению А.И.Антонова: «В обществе резко усилились радикально-феминистские взгляды и настроения, возбуждающие агрессивность женщин против мужчин, жен против мужей, что, по сути, явилось продолжением официальной советско-большевистской идеологии антисемейности, разрушения "мелкого" домашнего хозяйства, "домостроевщины-патриархальщины"» [3, с. 81].

В рамках изучения женской занятости используются как прежние подходы анализа «сочетания работы и материнства» с акцентами на государственные возможности смягчения этого противоречия [70], так и новые интерпретации социального неравенства по признаку пола в данной сфере. Анализируются специфика женской профессиональной подготовки, социальная защищенность женщин, работающих на вредных, опасных и тяжелых производствах, возможности выдвижения их на руководящую работу, показатели здоровья в зависимости от пола в разных профессиональных группах [39, 42].

Значительное место в эмпирических исследованиях отводится анализу полоролевых представлений. М.С.Мацковский объясняет рост просемейных настроений живучестью стереотипов как среди мужчин, так и самих женщин. Анализ автором брачных объявлений, например, показал, что женщины предлагают себя скорее в качестве «домашней работницы», а не потенциальной супруги [95, с. 20—21]. Изучению социокультурных образов «женщина» — «мужчина», «работник» — «работница» и «муж» — «жена» (когортное исследование) посвящена работа А.В.Мытиль. Она делает вывод о «несовместимости образа семьянина с образом работника» среди женщин и мужчин [94, с. 142]. Е.В.Фотеева показывает расхождение представлений мужчин и женщин о «хорошем муже» при относительной их согласованности в отношении «хорошей жены», что объясняется медленной трансформацией мужской роли в семье [94, с. 113]. Выявляется также большая приверженность «двойному стандарту» в сфере сексуальных отношений мужчин, нежели женщин, рабочих, нежели интеллигенции [47], анализируются представления юношей и девушек добрачного возраста, молодых супругов о поведении в семье [94], а также характер подачи женских и мужских ролей в ведущих СМИ [94, 116, 126]. М.Ю.Аругюнян и О. М Здравомыслова, в том числе с помощью методов качественного анализа, изучают образы семьи у подростков в контексте тендерной социализации [94, 61]. В этнорегиональном контексте М.Г.Панкратовой специальное внимание уделяется проблемам сельских женщин [78].

Во многих монографиях и специальных статьях переосмысливается советский опыт «решения женского вопроса». Некоторые авторы хотя и подчеркивают достижения социализма, особенно в ранее отсталых в социально-экономическом отношении регионах СССР, большинство акцентирует внимание на безосновательности этой идеологемы, но опять же с разных позиций. Это и закономерно, так как советское общество было обществом двойной морали и в какой-то мере двойной социальной реальности Л.Т.Шинелева, в частности, отмечает: «... у нас в стране, по существу, две идеологии в отношении статуса женщин в обществе. Одна — в нормативных документах, законодательных актах, другая — в жизни» [123, с. 26]. Некоторые авторы, следуя феминистской теории, квалифицируют советский период как «социалистический патриархат» [39, с. 5]. О.А.Воронина, применяя теорию патриархата к условиям советской действительности, приходит к выводу, что «советский тоталитаризм — это апофеоз реализации традиционного маскулинистского "права патриарха"», причем отмечается, что «отчуждение индивидуальных "мужских" прав на женщину в пользу государства не только не способствует редукции патриархатных принципов социального устройства, но и — выводя на уровень макрополитики — усиливает их» [109, с. 28]. Позднее анализ тендерного аспекта советской истории осуществляется с использованием биографического метода (основатель направления — французский ученый Д.Берто). М.М.Малышевой подчеркивается отличие «женской советской истории» и «качественной глубины» ее переживания мужчинами и женщинами [22, с. 236]. Е.Ю.Мещеркина анализирует социокультурные механизмы, которые через социализацию заставляют работать архетипы мужской идентичности в процессе «стереотипного воспроизведения мужской идентичности» [22, с. 199]. Автор, в частности, приходит к выводу, что «при всей специфике отечественных стереотипов маскулинности существуют какие-то инварианты, социально-константные механизмы воспроизводства сексизма на личностном и институциональном уровнях» [22, с. 206].