Развитие социальных институтов, видов помощи от архаических до современных форм благотворительности в отечественной парадигме помощи.

Социальная работа в России, прежде всего, деятельность по оказанию помощи нуждающимся своими корня­ми уходит в глубь веков. В Древней и Московской Руси широкое развитие получили княжеская и церковно-монастырская помощь, в рамках которой создавались при­юты, ночлежные дома, богадельни, лечебницы и др. Кро­ме этого многие князья лично раздавали бедным, боль­ным и престарелым людям деньги, продукты, сукно. Нуждающиеся могли утолить свой голод на княжеском дворе, получить здесь определенные денежные средства — милостыню. На все это выделялись значительные сред­ства. Известный ученый Е. Максимом, исследовавший в конце XIX — начале XX в. проблемы истории отечествен­ной социальной помощи, не без основания писал: «Ни­когда впоследствии, в течение всей остальной нашей ис­тории, на дело благотворения не уделялось такой значи­тельной части общих доходов, как в древнейший период княжеской власти».

В Московской Руси дело призрения бедных, убогих, немощных было в основном сосредоточено в руках церк­ви, монастырей* Благодаря десятине и обычаю частных лиц оставлять церкви свое имущество, в церквях и мона­стырях имелись значительные средства для оказания помощи нуждающимся. Были здесь и люди, которые по зову сердца и в связи со своей духовно-религиозной по­требностью занимались этим. Так закладывались пред­посылки для профессиональной социальной работы, по­лучившие свое развитие в XVIII—XX вв.

Социальная помощь, милосердие, благотворительность, социальная работа — все это общецивилизационные яв­ления, характерные для многих стран и народов. Однако в каждой стране они имеют определенную специфику, свои традиции, тенденции функционирования и развития. Эта особенность в определенной мере определяется системой общественного устройства и менталитетом.

Для народов России милосердие, будучи выражением совестливости и особого состояния души, исторически являлось не просто проявлением жалости и сочувствия, а служило средством духовного очищения, внутреннего совершенствования. Поэтому у наших народов с древних времен сложилось довольно мягкое и сочувственное от­ношение к пленным, а также осужденным. Эта тенден­ция в российском милосердии, в отечественной практике социальной помощи просматривается в различные исто­рические периоды.

Следующей тенденцией отечественной практики соци­альной помощи, российского милосердия является при­оритетный нравственный характер этой деятельности, а также восприятие милосердия через призму правдолюбия и справедливости. Именно поэтому на Руси нищенство не считалось пороком и каким-то бременем для народа. Оно являлось своеобразным средством нравственного воспи­тания, дополнением к церковному богослужению. Помощь нищему, немощному, бедному была христианским долгом каждого верующего.

Исторически сложилось так, что милостыня служила не только делу помощи просящему, но и нравственно вос­питывала дающего, позволяя ему сострадать, переживать вместе со страждущим.

Не удивительно, что петровская политика беспощад­ного преследования и применение репрессивных мер к профессиональным нищим не были приняты российским обществом. Протест в общественных кругах вызвали ука­зы Петра I, по которым запрещалось «безразборно» ока­зывать милостыню нищим и даже предписывались штраф­ные наказания за это. Выразителями общественного про­теста тогда были писатели Посошков, Аврамов и др. Да и сам император вскоре по сути дела осознал, что в данном вопросе «перегнул палку». Свидетельством этого стали официальное разрешение прошения милостыни при на­личии «прокормежного» письма, а также подготовка про­екта нового царского указа о раздаче всех нищих по мо­настырям.

Значительную помощь нуждающимся из числа сель­ских жителей оказывали церковные приходы и сельские общины. С этой целью создавались специальные приход­ские общественные кассы, сельские запасные магазины, применялась практика поочередного кормления призре­ваемых и др.

В XIX — начале XX в. большую благотворительную работу проводили различные общества и заведения. Их к началу XX в. насчитывалось в нашей стране около 15 тыс. В течение только одного 1898 г. благотворительностью в России воспользовалось более 7 млн. человек, не считая 20 млн. разовых обращений к благотворительной помощи.

Кроме того, в благотворительных заведениях постоянно проживало около полумиллиона человек. Одно лишь Им­ператорское человеколюбивое общество в начале XX в. располагало 221 благотворительным заведением с капи­талом в 24 млн руб. Его филиалы функционировали в 93 городах, уездах и губерниях. На цели филантропии и меценатства огромные пожертвования (от сотен тысяч до нескольких миллионов рублей) вносили тогда российские предприниматели Солодовниковы, Морозовы, Мамонто­вы, Бахрушины и др.

В российском мировосприятии милосердие и благотво­рительность воспринимались неразрывно с правдолюби­ем и честностью. Пожертвования ради определенного умыс­ла или благотворительность безнравственного и несправедливого человека в российском массовом сознании отвергались, характеризовались как лжемилосердие.;

Касаясь советского этапа развития системы социаль­ной помощи и в целом социального развития страны, сле­дует назвать такую тенденцию, которая была характерна для этого периода, как сочетание гарантированной систе­мы социального обеспечения с высоким уровнем государ­ственной эксплуатации граждан страны. С установлени­ем советской власти в России был провозглашен 8-часо­вой рабочий день, система соцстраха распространилась на всю страну, государственные пенсии стали получать и рабочие. Известно, что во второй половине 50-х — начале 60-х гг. XX в. страна переживала социально-потребитель­скую революцию. Тогда значительно расширилось жилищ­ное строительство, увеличилось производство потребитель­ских товаров, система пенсионного обеспечения распро­странилась и на сельских жителей, увеличились выплаты из общественных фондов потребления. Не случайно изве­стный западный советолог, профессор Гарвардского уни­верситета США Р. Пайпс в середине 1991 г. советовал нам «демонтировать коммунизм», но при этом «оставить не­которые его черты, связанные с социальным обеспечени­ем». Однако социальная политика советской власти соче­талась с усиливавшейся государственной эксплуатацией населения. Если в 1927 г. доля заработной платы в чистой продукции промышленности составляла 58%, то во вто­рой половине 80-х гг. — лишь 36%. Это в значительной мере определилось тем, что мобилизационная экономичес­кая система не могла на долговременной основе обеспе­чить стабильно-эффективное развитие народного хозяйства и высокий социальный уровень общественной жизни. Про­должала снижаться и доля общего фонда заработной пла­ты в национальном доходе страны. В 1980-е гг. трудящие­ся нашего государства получали в виде зарплаты лишь чуть более трети стоимости созданного ими продукта, тогда как в развитых странах Запада этот показатель состав­лял 60—80% от стоимости производственного продукта. Милосердие как особая черта российской духовности не утрачено и сейчас. Для многих из нас оно по-прежне­му служит нравственной потребностью. И это несмотря на усиленные попытки размыть моральные устои нашего народа, насадить в обществе идеалы обогащения и потребительства, предпринимавшиеся последние десять лет.

Одной из тенденций современного развития социальной работы и милосердия является то, что процесс возрождения благотворительности развивается медленно и противоречиво. Благотворительность еще не стала внут­ренней потребностью большинства состоятельных людей России. В определенной мере это объясняется и полукриминальным характером нынешней экономики, когда от­дельные предприниматели используют благотворитель­ность ради выгоды, а не из внутренних побуждений, по­рывая по сути дела с ментальными особенностями своего народа. Не в полной мере соответствует потребностям ос­новных категорий нуждающихся и приоритетная направ­ленность российской благотворительности. Так, по дан­ным середины 1990-х гг., из средств, тратившихся в на­шей стране на благотворительность, лишь 2% было израсходовано на программы поддержки материнства и детства, 9% — на ветеранов и инвалидов, а 70% — на программы поддержки культуры, искусства, церкви и профессионального спорта.

Органы государственной власти и органы местного са­моуправления, признавая социальную значимость благо­творительности, далеко не всегда оказывают необходимую поддержку благотворительной деятельности. Это прежде всего касается налоговых и иных льгот как на местном уровне, так и на предусмотренных федеральными зако­нами. В соответствии с Федеральным законом «О благо­творительной деятельности и благотворительных организациях» муниципалитеты вправе освобождать благотвори­тельные организации от уплаты услуг, оказываемых госу­дарственными и муниципальными учреждениями и пред­приятиями, что в реальной жизни не всегда делается. И получила распространения во многих регионах страны прак­тика финансирования местной властью конкурсных про­грамм, разрабатываемых благотворительными организа­циями. Такая же ситуация и с конкурсным размещением местной властью социальных заказов. На все это, веро­ятно, следовало бы в обязательном порядке закладывать в местных бюджетах определенные средства.

Печальной тенденцией функционирования системы социальной помощи, социальной работы да и всей соци­альной сферы России в XX в. являлся остаточный прин­цип их финансирования. В условиях царизма аграрное перенаселение большинства губерний Центральной Рос­сии обесценивало рабочую силу, предопределяя соответ­ствующее отношение власти к социальным вопросам. Од­нако слабую социальную политику царизма в некоторой мере компенсировала хорошо поставленная организация благотворительности, меценатства и общественного при­зрения.

Остаточный принцип развития социальной сферы со­хранялся не только в советской, но и в новой либераль­ной России. Более того, в условиях смутного времени конца 80—90-х гг. социальное неблагополучие в стране усили­лось. В частности, заметно сократилось душевое потреб­ление населением важнейших продуктов питания, про­должала обостряться экологическая ситуация, катастро­фически снизился уровень здоровья людей, сократилась ожидаемая продолжительность жизни, усилилась соци­альная дифференциация общества. К концу 90-х гг. на 70% населения страны, являвшейся низкооплачиваемым, приходилось 0,2% сверхбогатых людей, владевших более чем половиной всех доходов. Соотношение между минимальной и максимальной заработной платой составляло тогда более чем один к двадцати шести. Такое соотноше­ние характерно для социально нестабильных стран.

Ситуацию общего социального неблагополучия россий­ская власть пыталась частично компенсировать повыше­ниями размеров пенсий и зарплат работникам бюджетной сферы, введением некоторых дотаций для малоиму­щих граждан. Однако инфляционные процессы быстро обесценивали эти меры. В целом правительству так и не удалось обеспечить перелом к лучшему в социальной сфере, в деле социальной защиты нуждающихся граждан. Хотя недостатка в принятых различных социальных законах, постановлениях и программах не было. В большинстве случаев они не были обеспечены надлежащим финанси­рованием, а некоторые из них носили явно декларатив­ный характер.

Формировавшаяся в Российской Федерации в 90-е гг. система профессиональной социальной работы в значи­тельной мере сдерживала вал социального неблагополу­чия, образно говоря, заслоняя собой многие категории обездоленного и нуждающегося в социальной помощи населения. В тяжелейший период, когда люди месяцами не получали пенсии и зарплаты, многие социальные ра­ботники, обслуживавшие граждан пожилого возраста и инвалидов, сами недоедая, в буквальном смысле слова делились куском хлеба со своими подопечными.

В сложных социально-экономических условиях в на­шей стране все же удалось создать целую сеть новых со­циальных учреждений, где на профессиональном уровне нуждающиеся граждане могут получить необходимую помощь, совет, поддержку. К числу таких учреждений относятся центры социального обслуживания граждан пожилого возраста и инвалидов, комплексные центры социального обслуживания населения, центры психоло­го-педагогической помощи населению, геронтологические центры, социально-реабилитационные центры для несо­вершеннолетних ₉ социальные приюты для детей и подро­стков, территориальные центры социальной помощи се­мье и детям и др.