Глава 3

Планета французов

В некоторых частях света водятся обе­зьяны, в Европе же водятся фран­цузы, что почти одно и то же.

Артур Шопенгауэр

Пожалуй, слишком часто мы напоминаем персонажей знаменитого фильма «Планета обезьян», обитатели которой, как известно, отличались жестокостью и ненавистью к себе подобным. Мы все произошли от обезьяны, и французы то­же. Но французы создали свою великую культуру, свою особую философию жизни, свой особый мир. И это — признак великой нации.

Похоже, планета французов начинается даже не с географической Франции, а немного восточнее — с Бельгии и Люксембурга. На посещении последнего особенно настаивал я, прекрасно отдавая себе отчет в том, что вряд ли когда-нибудь судьба предоставит мне возможность побывать в этом уникальном крохотном государстве.

В современных границах эта страна существует с 1839 го­да. И правит там великий герцог Люксембургский. Но несмотря на некую архаичность формы правления, Люксембург является высокоразвитым государством, основой экономики которого — не падайте в обморок — является металлургическая промышленность. Кроме того, это крупнейший ту­ристический и финансовый центр Европы. Благодаря гибкой налоговой политике правительства его избрали своей штаб-квартирой сотни компаний.

Любопытно то, что в маленьком, не защищенном от экономической экспансии соседей государстве ходит одна денежная единица — люксембургский франк. Ни за марки, ни за франки, ни за гривни вам ничего и нигде не продадут. Более того, при обмене валюты на пресловутые люксембургские франки вы можете потерять до 50 процентов от суммы сделки, а потому все безумно дорого. Хорошенький способ заработка! Моему возмущению не было предела; тем более что при знакомстве с местной архитектурой я надеялся столкнуться с куда большим количеством памятников старины. Нет, такой Люксембург нам не нужен! Раздраженно пришпорив наших стальных коней, мы вырвались на парижский большак, или парижский шлях, если вам угодно.

Кстати, к вопросу о независимости и степени ее границ. На границе между Люксембургом и Францией ни одного сторожа. И уверяю вас, это не исключение. Объединенная Европа — факт, рождающийся на наших глазах. В этом смыс­ле границы, какими ныне окружает себя Украина,  — дикость.

Граница с Францией для нас обозначилась не лютым «дер­жимовой» в погонах, а сразу занывшей по всем радиоканалам Милен Фармер, популярность которой во Франции поистине беспредельна. Дорога к Парижу платная, но, как мы убедились на собственном опыте, бесплатные государственные автобаны ничуть не хуже частных. Просто правительст­во поощряет предпринимателей на строительство автомагистралей во всех стратегических направлениях, в которых заинтересовано государство, однако по каким-то причинам оно не имеет на это денег. Другое дело, что за время поездки с нас содрали три шкуры. Точнее, 60 франков, потом 20, еще 18 и напоследок 11. Итого по курсу больше 20 долларов с машины. Однако объезжать автобан еще накладней. Как по затраченному бензину, так и по испорченным нервам.

И все же к ночи мы благополучно добрались до Парижа. Великий город, в котором чувствует себя как дома каждый человек, воспитанный русской культурой. А большин­ство харьковчан упорно чувствуют свою связь с ней, и стыдиться этого глупо. Сколько величайших деятелей отечественной культуры гуляли по этим улицам — Тургенев и Дягилев, Бунин и Шаляпин, Шагал и Тарковский. И вот сегодня — Кеворкян, Винтрович, Кофанов, Лабскир и Белецкий. Мельчаем...

Впрочем, не стоит обольщаться на тот счет, будто французы питают аналогичную нежность к русской культуре или, скажем, к украинской и американской. Для французов все лучшее — исключительно местного происхождения. На­циональное самолюбование здесь развито исключительно и, как мне показалось, просто начинает отрываться от ре­алий современного мира. Франция в значительной степени живет памятью об утраченном величии. И памятниками героям Первой мировой войны. О Второй мировой здесь вспоминают мало и неохотно. Франция ее фактически проиграла и была освобождена лишь с помощью союзников, после чего стремительно начала терять статус мировой дер­жавы.

Париж прекрасен своей узнаваемостью. Да, это Лувр — тот великолепный дворец, который едва не снесли в сере­дине XVIII века, однако волей Великой французской рево­люции он стал одним из крупнейших в Европе публичных му­зеев. Сегодня здесь хранятся всемирно известные про­изведения искусства — «Венера Милосская», «Мона Лиза» и десятки тысяч других.

Да, это площадь Согласия, центральная площадь Парижа. Трудно представить, что эта лучащаяся мирной жизнью площадь была свидетелем ужасных зверств французской ре­волюции. Именно тут казнили Людовика XVI и королеву Ма­рию-Антуанетту. Здесь обезглавили Дантона и Робеспьера. Смерть примирила непримиримых врагов. Такая вот фор­ма консенсуса, то бишь согласия.

Париж, несмотря на свою древность, весьма современный город, почти полностью реконструированный в середине XIX века. Здесь не веет духом средневековых кривых улочек, но скорее сквозит ветром широких проспектов.

Местами сохранились остатки российско-французской дружбы столетней давности. Например, мост Александра III, который лично открывал его сын Николай II во время сво­его пребывания в Париже.

Нынешняя дружба между двумя частями Европы безмолвна, словно виденная нами живая скульптура на Елисейских полях. Впрочем, услышав нашу русскую речь, скульп­тура оживилась. И на таком же русском языке емко ответила: «Да зачем нужны мне ваши вонючие копейки!» Мы бросились наутек — действительно, художника обидеть может каждый. Но кто же ожидал?

«Ах, милый Ваня, я гуляю по Парижу, и то, что вижу, и то, что слышу, пишу в блокнотик впечатлениям вдогонку», когда закончу, еще успею передать сообщение в вечерний выпуск харьковских новостей. Например, о том, что нас оштрафовали за неверную парковку. А как можно грамотно припарковаться, если у них везде запрещающие знаки либо вообще нет свободного места? Кому нужен автомобиль, если ты имеешь право поставить его не менее чем в трех километрах от необходимого места?

А потому Париж неуклонно становится городом мотоциклистов. Миллиарды рычащих монстров, так нелюбимых нами, автомобилистами, выпрыгивают словно из-под земли, выскакивают из подворотен, так и норовят попасть под колеса автомобиля. И в таком случае еще долго темнокожий дворник будет отдирать от асфальта мотоциклетный шлем и проклинать духов африканской пустыни, прельстивших его зарабатывать кусок хлеба в Париже.

А я не хочу приезжать в Париж как бедный родственник и подрабатывать мусорщиком, лишь бы увидеть Эйфелеву башню. Я не хочу быть вандалом-туристом из Киева либо другой Пырловки, пометившим своими надписями это великое порождение человеческого разума, словно собачонка телеграфный столб.

Я мечтаю приехать сюда ради любви, которая вознесет меня над прочим суетным миром, подобно башне Эйфеля над крышами Парижа. С высоты любви чудится, будто видишь веч­ность. А с высоты легендарного символа Парижа кажется, что рядом Атлантический океан. Через несколько часов мы будем на побережье.