Глава 4

Просто Антарктида

4 апреля о приближении к станции нам возвестили первые ласточки, точнее, вышедшие навстречу кораблю полярники. Чувствовалось, что они не видели соотечественников уже больше года, столь радостно приветствовали зимовщики пришедший за ними наш «Горизонт».

А вот и показалась сама станция, крохотная и беспомощная на фоне антарктической природы. Однако беспомощность науки обманчива. Современная цивилизация тех­нологически себя исчерпала. Принципиально нового, опираясь на старые формы исследования мира, придумать нельзя. Ученые свято убеждены, что человеческий разум готов к прорыву на следующий уровень сознания. Возможно, этот скачок произойдет завтра, а может, и через 20 лет. Но уже сегодня над этой проблемой бьются лучшие умы человечества и для ее решения задействованы колоссальные финансовые средства. И кто знает, может долгожданный прорыв произойдет именно здесь — на самом таинственном континенте Земли.

Самая нашумевшая из загадок Антарктиды — так называемая озоновая дыра, о которой слышал каждый школьник и которая чуть ли не угрожает существованию человечества. А в появлении ее, конечно, виноваты кондиционеры и холодильники с их компонентом — фреоном. Так вот, выяснилось, что фреон испаряется из самых антарктических льдов, содержащих мельчайшие пузырьки этого газа. Теперь осталось узнать совсем немного: как он попал в ископаемые льды и собираются ли они, на радость цивилизации, растаять.

Да, Антарктида таит в себе множество загадок, но самая большая из них, как здесь могут выживать люди? Сама станция представляет из себя несколько почти картонных модулей, вмещающих в себя запасы провизии, горючего, каюты и лаборатории. Здание настолько пожароопасно, что дежурный обходит его каждую ночь ежечасно. А вот и сердце всего комплекса — дизельная электростанция. Кстати, все двигатели носят женские имена, и возникает вопрос — почему здесь нет женщин? А ответ прост — потому что это тяжелый мужской труд. Попробуйте набросать в бак 2—3 тонны снега для опреснительной установки. Причем делать это надо ежедневно при температуре до минус 35 градусов.

Но может быть, потому что на станции нет войны за самок, полярники люди не агрессивные и даже чем-то напоминают пингвинов — доверчивые, немного забавные и такие же доброжелательные. Впрочем, возможно подобное отношение было связано с моей профессией? Журналист — это форма восприятия тебя другими людьми.

На станции во время зимовки постоянно живут 12—14 человек. Повар, доктор, радист, три механика и прочая научная мелюзга — от гениальных геофизиков до опытнейших орнитологов. Свободное от работы и дежурства время они коротают в кают-компании, единственном месте на станции, где можно курить. Ее основной достопримечательностью является бар, богато украшенный женскими бюстгальтерами. Такова традиция, оставшаяся еще от англичан, — туристки, по­сещающие станцию в разгар полярного лета, оставляют эти невинные сувениры на память о себе. А если учесть, что туристов за сезон бывает до полутора тысяч, то и лифчиков скопился не один мешок. Между прочим, в прошлом сезоне была единственная туристка из СНГ, причем из Харькова. Все просто кишит харьковчанами.

У самих же зимовщиков развлечений немного. Сотня затертых видеокассет, библиотека на английском языке, оставшаяся от бывших хозяев, да подшивки наиболее интересных отечественных газет и журналов.

Бывают клинические случаи — например, полярники играют по радио с соседними станциями в шахматы и даже в дартс. Последнее, как вы понимаете, подразумевает полнейшую честность игроков. Изредка на самолете прилетают англичане — сбрасывают подарки. Вот, собственно, и все.

Конечно, от такой жизни через некоторое время хочется завыть, и психологические перегрузки, которые испытывают полярники, весьма велики. После недельного пребывания вдали от большой земли даже я почувствовал, что меня одолевают черные мысли, перерастающие в некие безумные планы поиска истины, разоблачения и мести. Хотя — зачем мне нужно знать правду? Ох, что-то неладно в моем маленьком датском королевстве!

Вот и заканчивается пересменка, а значит, и наше пребы­вание на Антарктиде — последние сборы и приготовления к отходу корабля. В суматохе на меня уже никто не обращает внимания, и я, в нарушение всех инструкций, запрещающих ходить по ледникам в одиночку, бреду на дальний мыс. Бреду, утопая по пояс в снегу, мимо таинственной могилы, в которой так и неизвестно кто похоронен, мимо обожравшихся всякой живностью тюленей-леопардов, мимо питающихся падалью поморников. Иду к этим, без рассказа о которых читатели меня заклюют.

Не знаю, можно ли назвать исторической встречу на краю света потного от жаркой униформы и тяжелой камеры мужчины и кучки пингвинов-холостяков, которые из-за отсут­ствия потомства не ушли в море. Невыразимое чувство грусти, потому что сбылась еще одна мечта, и облегчения от того, что я больше ничем не обязан этим странным птицам с рыбьими глазами. Такие тоже нравятся, но быстро надоедают. Как может надоесть и Антарктида.

Однако если воскликнет какая-нибудь пытливая девушка, обдумывающая житье: «Неужели не осталось на земле даже крохотного клочка земли, приносящего человеку чувство радости и свободы, и где можно спастись от всепроникающего запаха обезьянника?!», я отвечу: «Нужно просто спокойно и терпеливо делать свое дело, как те ребята на станции. На то мы и люди. А все эти макаки? Да пошли они на хрен!»

И возможно я прав, моя славная девочка, обдумывающая житье.

2000 г.