Часть 1

Великая железнодорожная симфония

Неистребима у моего хипповского поколения тяга к бродяжничеству — все эти песни Гребенщикова и романтика больших расстояний. И вот десять лет назад, накануне пятилетия передачи «Первая Столица», мною сотоварищи был задуман и реализован довольно дерзкий проект. На личных автомобилях мы промчались от Харькова до Атлантического океана, да еще и сняли об этом приключении исполненный драматизма фильм.

В этом году легендарной поездке исполняется 10 лет, а «Первой Столице», соответственно, скоро стукнет 15 годочков. И сама собой вырисовалась идея завершить проект строительства Большой Европы от Атлантического до Тихого оке­ана. Нынешней зимой, когда нашу страну отчаянно плющило, ющило, тимошенило и моро­зило перед парламентскими выборами, съемочная группа «Первой Столицы» в составе вашего покорного слуги, режиссера Инны Можейко, оператора Евгения Березовского получила возможность проследовать самым длинным железнодорожным маршрутом в мире — по­ездом «Харьков—Владивосток».

Всего 172 часа, то есть 7 суток в пути, 140 остановок на станциях и полустанках, и мы окажемся на берегу Тихого океана. И все это при содействии руководства Южной железной дороги и лично ее начальника Виктора Николаевича Остапчука. Отдельное спасибо Господу Богу.

Самый впечатляющий проект украинских железных дорог включает в себя 9 поездов, постоянно курсирующих на данной линии. На маршруте трудятся 648 работников и 18 начальников поездов. Но именно на долю бригады под руководством почетного железнодорожника Рафаэля Аббасовича Мамедова досталась нелегкая миссия рассказать въедливым журнали­стам о колоссальном труде, который вкладывается железно­дорожниками, чтобы доставить путешественников из пункта Харьков в пункт Владивосток и на практике доказать, что за Волгой земля для нас есть. Во всяком случае, пока.

Бригада Рафаэля Аббасовича считается лучшей на маршруте Харьков—Владивосток. Она включает в себя 30 проводников и 6 человек, работающих в вагоне-ресторане. Все это люди опытные, прослужившие на железной дороге по 20, а то и 30 лет. И, насколько я понимаю, больше хлопот у начальника поезда возникает не с ними, профессионалами своего дела, и даже не с пассажирами или таможней, а с многочисленными проверяющими, которые словно вампиры на­брасываются на украинский поезд сразу после въезда на тер­риторию Российской Федерации. Почти до каждой станции с нами едет ревизор, а один раз я лично видел, как их село в поезд целых пять голов, крупных таких крашеных дам.

На таком фоне нужно быть весьма выдающимся пассажиром, чтобы огорчить Рафаэля Аббасовича. Кстати, о пассажирах. При выезде из Украины на таможне было учтено 220 пассажиров, хотя поезд рассчитан, примерно, на 800 граждан, однако, понятное дело, суровый февраль не слишком располагает к туристическим поездкам.

Отдельной заботой бригады, что следует зимой через Си­бирь, является борьба за сохранение тепла. Действительно, если за бортом минус 50, каждая калория на счету, а потому поезд приходится тщательно утеплять. Более того, практически на каждой станции необходимо сбивать ломами и топором бесконечно замерзающие стоки. И неподражаемые звуки разрубаемых стоков смешиваются с металлическими ударами молотков «невропатологов», так почему-то называют обходчиков, обстукивающих вагонные буксы. Воистину, великая железнодорожная симфония, которая смешивается с обрывками популярной музыки, которую Аббасович периодически ставил для развлечения поездной публики, ведь ехали мы по местам, где эфирное радиовещание является далеко не круглосуточным.

Кроме музыки в долгом пути приходилось развлекаться бесхитростными играми, вроде домино. И кстати, я убе­дил­ся, что домино — вполне пристойное, интеллигентное времяпрепровождение. И уж куда занятнее тех умных кни­жек, которые я взял с собой, стремясь в томительной дорожной тоске изгрызть гранит науки и отличить наконец Дао от Лао.

За окном проплывали сказочные, былинные названия станций: Новохоперск, Балашов, Сердобск. Я даже не могу объяснить, но слово «Сердобск» стало для меня воплощением всей провинциальной России. Как много в этом звуке — и сердобольность, и запах сдобы и даже что-то неприличное слышится... Сердобск.

Пытаясь сократить расстояние от Харькова до Владивостока, которое, как известно, больше, чем от Харькова до Нью-Йорка, мы постепенно впадали в медитативное состояние. Портрет бессонницы — два закрытых глаза и две­сти тысяч роящихся мыслей. А поезд тем временем жил своей трудовой жизнью. Утром — планерка, пересменка проводников каждые 12 часов, бесконечные ревизии и вос­поми­нания, как хорошо было работать при покойном министре Георгии Кирпе, и, конечно же, борьба с остатками фигуры путем пробуждения неудержимого поездного аппетита.