Глава 1

Основание Харькова

Нам кажется, что об основании Харькова мы знаем довольно много. Действительно, проблема происхождения такого крупного центра, как Харьков, не могла остаться без внимания исследователей. Но странная вещь — чем больше мы погружаемся в историю нашего города, тем загадочней она становится.

Из топографического описания Харьковского наместничества 1785 года: «Заподлинно неизвестно, но если верить молве, завел себе хутор некто из зажиточных малороссиян, именем Харитон, а по просторечью Харько, от которого яко­бы сей город и река название получили. И был, дескать, сей казак разбойником. Но однажды, преследуемый татарами, был ранен и утонул».

Насколько я могу судить, легенда эта, весьма распрост­раненная в наших краях, скорее имеет отношение к фильму «Чапаев», чем к исторической науке. Начнем с того, что на пустынном месте одинокие хутора никто не ставил — поселенцы всегда селились крупными партиями. В противном случае они становились легкой добычей татар. Образование имени Харько от малороссийского Захарко противоречит нормам украинского языка, что и было с успехом доказано учеными-филологами. И более того, название «Харьков» в исторических хрониках появляется значительно раньше, чем описываемые народной молвой события.

Вторая, не менее красивая, история основания Харькова принадлежит перу известного украинского писателя Квитки, получившего по названию своего имения прозвище Основьяненко.

Согласно его версии, наш город был основан не каким-то мифическим Харько, а предком писателя и первым владельцем данной усадьбы — Андреем Квиткой. Андрей бежал из Киева с молоденькой дочкой воеводы, которую, надо полагать, он совратил. Поселились они в этом самом имении под названием Основа.

Однажды, обходя свои обширные владения, Квитка был настолько поражен красотой вида, что открывался с нынешней Университетской горки — один вид на Полтавский Шлях чего стоит, — что немедленно решил основать здесь город.

Можно лишь добавить, что в современной истории первопричиной строительства новых городов тоже служила любовь, но не к воеводским дочкам, а к родной коммунистической партии. Ну, не знаю, как вы, а я предпочитаю естественные формы человеческой любви.

Но вернемся к теме нашего разговора. Понятно желание известного писателя присвоить своей семье честь основания Харькова — пусть даже используя для этого сюжетные схемы, достойные мексиканских сериалов. Был бы плохой город, он бы так не старался.

Наиболее интересной и наукообразной представляется третья версия, выдвинутая в XIX веке профессором Аристо­вым. Согласно этой версии, Харьков в свое время являлся легендарной столицей половцев — Шаруканью, позже захваченной русскими князьями. И все бы хорошо, если бы профессор, увлеченный собственной теорией, не забыл, что половцы были народом степным, а Харьковскую область в те далекие времена покрывали дремучие леса.

Сомнительно, чтобы половцы возвели свою столицу в столь непривычном для них месте, да еще и по соседству с русской крепостью Донец, остатки которой и доныне стоят на окраине Харькова (на берегу реки Уды, в районе Кара­чевки).

Доподлинно нам известны две вещи. Впервые в исторических документах название «Харьков» появляется лишь в 1627 году. Да и то речь идет о речке Харьков. И второе, пожалуй, самое важное. В одном из первых документов об основании нашего города прямо говорится, что поселенцы из Украины пришли не на пустое место — на нынешней Университетской горке уже стояло древнее поселение, аналогичное Донецкому городищу. Об этом докладывал царю первый русский наместник в Харькове воевода Селифонтов.

Беда состоит в том, что в центре Харькова никогда не велись широкомасштабные археологические раскопки. Но даже те предметы старины, которые в свое время уже были найдены в Харькове — а это и арабские монеты, и образ Спаса Нерукотворного ХIII века, и предметы быта, — позволяют отнести основание нашего города к домонгольскому периоду истории Руси, т. е. ХII—ХIII векам.

В пользу этого же соображения свидетельствуют и харьковские подземные ходы, часть из которых прорыта в то же время. По-видимому, во время татарского нашествия остатки жителей древнего Харькова и спаслись в этих таинственных подземельях.

Но в целом город пришел в упадок и к середине ХVII века являл собой жалкую деревушку. Было трудно даже предположить, что это древнее поселение не только обретет вторую жизнь, но и станет центром всего этого богатейшего края.

...Вот уже несколько лет на Правобережной Украине под руководством гетмана Хмельницкого шло восстание против польского владычества. По сути, это была война на истребление народов. В кровавой смуте гибли десятки тысяч безвинных украинцев, евреев, поляков. Правобережье было совершенно опустошено ужасной гражданской войной и татарскими набегами.

Летописец писал: «Видел я на разных местах много костей человеческих, сухих и нагих, только небом покрытых, и болел сердцем, что прекрасная и всякими благами прежде изобиловавшая Украина ныне в пустыне оставлена».

Простые казаки и крестьяне, спасаясь от грабежей и насилия, бежали на восток, во владения православного рус­ского царя, и селились на территории нынешней Слобо­жанщины. Цари принимали их ласково и даже помогали деньгами. И это понятно — южные пределы Российского го­сударства постоянно тревожили крымские татары, и возникавшие многочисленные украинские крепости служили надежной защитой от их нападений.

После поражения Богдана Хмельницкого под Берестечком в 1651 году на восток хлынула очередная, третья по счету, волна отчаявшихся беженцев с Правобережья. Современник тех драматических событий писал: «Хмельницкий, ожидая угодного к отмщению времени, позволил утесняемому от ляхов народу идти из городов к Полтавщине и за границу — в великую Россию».

Напомню, это было более 340 лет назад, шел 1651 год. А уже через два-три года наш город начинает активно упоминаться в официальной переписке тех времен — различных указах, отчетах и повелениях. Причем, что любопытно, одно из первых упоминаний о Харькове во всемирной истории является обыкновенной кляузой. Церковники из Бел­города жалуются тамошнему воеводе Б. П. Шереметеву, что поселившиеся у слияния рек Лопани и Харькова украинцы без разрешения законных владельцев, то есть тех самых белгородских монахов, рубят лес, бьют зверя и ловят рыбу. Этот документ важен в двух аспектах. Во-первых, это подтверждение тому, что в харьковских реках водилась настоящая ры­ба. А во-вторых, это свидетельство опровергает новомод­ную украинофильскую теорию, будто Харьков построен на свободной земле и находился вне юрисдикции московского царя. Данная земля являлась собственностью Русской православной церкви. Потом, чтобы получить разрешение стро­ить здесь крепость, харьковчане ездили к царю и были вначале подчинены чугуевскому воеводе.

Обычно время появления первых документов о нашем городе, т. е. 1653—1654 годы, считается официально признанной датой основания Харькова. Однако я позволю себе усомниться в этом и буду опираться еще на один любопытный документ из деловой переписки Белгорода и Москвы. Оказывается, еще в 1654 году харьковчане активно ездили в город Тор на соляные промыслы. Тор — это нынешний Славянск, снабжавший весь регион пищевой солью, что, меж­ду прочим, давало харьковчанам и всем другим желающим возможность неплохо заработать. Но самое главное — дорога, которая к тому времени уже существовала между Харьковом и Тором. Эта дорога была столь широка и благоустроенна, что сам царь беспокоился, как бы по ней не прорвались татары. За один год такую дорогу создать невозможно.

Более того, проведенная позже перепись харьковчан показала, что уже к тому времени наш город по количеству горожан уступал лишь крупнейшему тогда центру Слобожанщины — Сумам. Понятное дело, что такие крупные по тогдашним меркам города за день не рождаются — для этого нужно немалое время.

Если не углубляться в другие тонкости, а говорить конкретно, я полагаю, что современный Харьков построен на два года раньше официально признанной даты. Он был основан той самой волной переселенцев, что бежала с Украины после поражения запорожцев под Берестечком в 1651 го­ду. Любопытно, что на знамени Харьковского казачьего, а затем и драгунского полков всегда стояла дата «1651 год». Что это? Случайность или память о том времени, когда будущие харьковчане вступили на эту землю? Я склоняюсь ко второму варианту.

Основателем же нашего города является не мифический Харько или Андрей Квитка, а руководитель данной партии переселенцев, которого звали Иван Каркач. Человек, имя которого до сих пор ничего не говорит рядовому харьковчанину. Основатель огромного города, до сих пор не удо­сто­ившийся даже памятника.

Так или иначе, первые харьковчане поселились у сли­яния речек Лопани и Харькова и город начал постепенно расти. Каковы же были люди, которые сначала его населяли, были ли они похожи на нас, о чем они мечтали и чем занимались?

Мне думается, первые харьковчане были людьми веселыми и трудолюбивыми. Обустройство на новом месте требует колоссальных усилий, а кто хорошо работает, тот хорошо отдыхает.

Основным занятием жителей этих мест являлись зем­лепашество и пчеловодство. Причем, пахать приходилось с оружием за плечом, ведь каждую минуту могли напасть татары. Отдыхали наши предки в многочисленных шинках. Мужчины и женщины пили горилку маленькой чаркой. Заметьте, чаркой, а не граненым стаканом. А выпив горилки, харьковчане дружно плясали украинские либо польские танцы. Потом с песней и музыкой шли в другой шинок, и о том, как это все заканчивалось, история благоразумно умалчивает.

О размахе производства спиртных напитков свидетельствует хотя бы то, что всего спустя десять лет после основания Харькова в городе имелось более пятисот казанов для выкуривания горилки, варки меда и пива. Ели обычно два ра­за в день — утром и вечером. Борщ на кислом квасе со свиным салом, галушки из гречневой муки с творогом, по праздникам — баранина или домашняя птица. И конечно, любимое блюдо харьковчан — густой кулеш с укропом.

Справедливости ради заметим, что русские жили в харьковской крепости с самого ее основания. В основном это были служивые люди, стрельцы, которые несли охрану кре­пости. Всех остальных русских — беглых холопов, расколь­ников и преступников — царские воеводы выслеживали и отправляли восвояси. Вот, к примеру, первое сообще­ние харьков­ской криминальной хроники. В 1655 году, заботясь о мирной жиз­ни харьковчан, белгородский воевода велел своих земляков Проньку Биркина и Павлика Уколова «за их воровство и смертное убийство казнить смертью в Харькове, а иных, за разорение харьковских пасек, посадить в острог». Правосудие, в общем, нехитрое, зато дейст­венное.

Но это, так сказать, гастролеры. Настоящие харьковчане мелкой уголовщиной всегда брезговали. Первые местные ма­фиози были изобличены в нашем городе буквально спустя несколько лет после его основания — в 1660 году. Их звали Оська Иконник и Васька Золотарь, и занимались они изготовлением фальшивых денег. Золотарь ковал монету, а Икон­ник вырезал буквы на обеих ее сторонах. Таким образом они успели изготовить фальшивой медной монеты на целых три рубля, но были арестованы сотрудниками «отдела по борьбе с организованной преступностью» при харьковском воеводе.

И еще немного о темных делишках. Харьковчане традиционно считались людьми хорошо образованными и не суе­верными. Ну, верили слегка в упырей и в то, что евреи пьют кровь христианских младенцев. Так некоторые и сейчас в это верят. Однако случай, о котором я хочу рассказать, произвел неизгладимое впечатление на всю харьковскую прогрессивную интеллигенцию той непростой эпохи.

Житель Харькова — некий Рыбасов, — изрядно напившись, остался ночевать у хозяйки шинка, которую звали Морозихой. Уж не знаю, что там у них случилось ночью, однако в результате разразился грандиозный скандал. В шинок во­рвался казацкий патруль и отвел полуголого Рыбасова, а заодно и Морозиху в управу. И — о боги, — у Морозихи при обыске в кошельке была найдена сушеная шкура жабы! Как уверяла потом хозяйка шинка, эта колдовская штука способствовала бойкой торговле спиртным. И всего-то!

Вот и решайте сами, уважаемые читатели, как лучше организовать свой бизнес в этой стране: с помощью дохлых жаб, засушенных вождей или нормальных экономических законов.

Но, к сожалению, отравляли жизнь первых харьковчан и вещи куда более серьезные, нежели вяленые земноводные. Более того, драматические события тех далеких дней ока­зали непосредственное влияние на современную Украину. Я имею в виду события гражданской войны, которая разразилась сразу после смерти гетмана Богдана Хмельницкого. Именно в то трагическое время на столетия вперед определились роль и значение Харькова в жизни Украины.

Итак, 15 августа 1657 года умер главный сторонник союза с Москвой гетман Богдан Хмельницкий. Горячо любившие гетмана казаки избрали на его место малолетнего сына Хмельницкого — Юрия, а при нем двух опекунов: Выгов­ского и Пушкаря.

Причина последующего раскола состояла в том, что Выговский был сторонником союза с Польшей, а Пушкарь — наоборот, был настроен пророссийски. Вспыхнула междоусобица, апогеем которой стала битва под Полтавой, где схлестнулись казаки, верные Москве, и сторонники Выговского. Сначала победил Пушкарь, но он не смог удержать свое войско от грабежа богатой добычи и пьянства. А ночью Выговский и его союзники, крымские татары, напали на уставших и хмельных казаков и учинили страшную резню. Пушкарь убит, Полтава сожжена, а Выговский заключает мир с Польшей.

В начале следующего года новый гетман — Выговский — рассылает по всей Левобережной Украине универсалы с призывом поднять восстание, но встречает упорное нежелание слобожан идти в союзе с Польшей против России. Слишком свежи были воспоминания о кровавой войне с ляхами. Кроме того, в Харьков пришла царская грамота, в которой царь Алексей Михайлович наказывал не поддерживать мятежников, обещая за верность большие торговые льготы.

Так или иначе, когда посланник Выговского прибыл к начальнику слободских казаков полковнику Кондратьеву, тот в присутствии казацкой старшины гетманский универсал порвал и объявил гонцу: «Выговский или от природы глуп, или разум потерял после смерти Хмельницкого. Слобожане — это не гетманцы и за бесчестие считают гетманцам равняться после их измены царю и святой присяге». Непоколебимая позиция слобожан послужила одной из глав­ных причин провала мятежа Выговского, его бегства в Польшу, где он бесславно умер.

Нет ничего проще, чем с высоты прошедших веков обвинять харьковчан в измене великому делу освобождения Украины. Но если присмотреться — а сегодняшние судьи кто? Уж не те ли фанатики, чьи маниакальные идеи полного разрыва с Россией и независимости любой ценой ныне привели Украину на грань катастрофы?

После бегства Выговского в 1663 году при прямой под­держке Москвы на пост гетмана был избран Иван Брюховецкий. Со дня основания Харькова прошло чуть более десяти лет. Новый гетман в Москве был ласково принят царем, пожалован в бояре, а сопровождавшие его полковники стали дворянами. Возмущение усилилось, когда из Москвы при­ехали воеводы с переписчиками и начали облагать насе­ление данью. Вспыхнуло восстание. Русских чиновников и ратников начали безжалостно истреблять. Брюховецкому ни­чего не оставалось делать, как стать во главе восстания. Слободские полки не верили Брюховецкому и не хотели поднимать восстание, и в наказание за верность царю запорожцы и крымские татары сначала напали на Красный Кут, а потом сожгли Змиев.

11 марта 1666 года мятежники подошли под стены Харьковской крепости и начали захватывать пленников. Возглав­лял отряды неприятеля знаменитый и непобедимый атаман Иван Сирко. Казалось, Харьков обречен. Но неожиданно из ворот крепости выехали харьковские казаки под командованием молодого тогда сотника Григория Донца, и внезапным ударом опрокинули мятежников, а потом гнали не успевших опомниться врагов аж до Валок и Мерефы. Причем в Мерефе они захватили личные пушки непобедимого Сирка и с триумфом вернулись в родной город.

Сторонники Брюховецкого не сдавались. Внутри самой крепости созрел заговор. Да, наш Харьков, как и всякий уважающий себя замок той эпохи, кроме тайных подземных хо­дов и неприступных стен видел и вооруженных заговорщиков, во главе которых стал именитый горожанин, один из основателей города — атаман Иван Кривошлык. Он и еще двадцать заговорщиков ночью убили преданного царю харь­ковского полковника Федора Репку и попытались под по­кровом темноты открыть ворота крепости подкравшемуся отряду запорожцев. Но харьковчане, возмущенные убий­ст­вом одного из своих любимых полковников, не позволили им это сделать, а затем подоспела подмога из Чугуева. Харьков вновь удалось отстоять, а за крепостью, на все времена ее существования, утвердилась слава непри­ступной.

Со смертью Брюховецкого, павшего от руки своих же соратников, Украине не суждено было долгое спокойствие, но Слобожанщина перестала быть ареной казацких битв и обрела наконец долгожданный мир.

Царь Алексей Михайлович сдержал свое обещание и осыпал верных харьковчан милостями. Им были дарованы доходы от винокурения, а это, как и сегодня, приносило огромные прибыли. Кроме того, он вернул им ранее собранные налоги, а харьковские ярмарки разрешено было отныне проводить почти круглый год.

Город начал стремительно богатеть. Под стены мощной харьковской крепости начал стекаться люд со всей Слобожанщины, и скоро наш город навсегда стал центром этого богатейшего края. А потом превратился в один из крупнейших центров Российской империи и всей Европы.

Проходят века, меняются поколения. Давно уже нет на земле людей, о которых я рассказал. Хотя черты некоторых из них угадываются в лицах наших современников. Когда-нибудь умрем и мы, но останется Город. И останутся в памяти потомков наши дела — и добрые и злые, дела, которые мы сотворили во имя этого города, имя которому — Харьков.

И воздастся каждому по делам его.