Часть 2 Путешествия. Заметки и очерки Отчет о проделанном полете

У нашего города масса достоинств — это и замечательные памятники архитектуры, талантливые люди, огромные заводы и институты. Есть у нашего города только один недостаток — за последние 100 лет над ним ни разу не поднимался воздушный шар, и видеоканал «Первая Столица» с присущей ему решимостью взялся исправить это досадное упущение.

Воздушный шар я впервые увидел на выставке «Конверсия», где в рекламных целях это привязанное канатами громозд­кое чудо человеческой мысли поднимали метров на 15 от земли и снова опускали. Один раз на нем поднялся и я. Не знаю, как охарактеризовать то удивительное ощущение необыкновенной легкости, которое я тогда испытал и которое не оставляло меня с тех пор. Возможно, то была тяжелая форма идиотизма.

Я решил отметить 5-летие со дня моего бракосочетания, пролетев над родным городом на воздушном шаре. Самое смешное, что в этот знаменательный день я забыл подарить жене даже цветы. Полагаю, деталь, в достаточной степени характеризующая лю­бящего мужа, — мания величия, отягощенная склерозом.

Пока аэростат готовили к взлету, площадь Свободы по­степенно заполнялась любопытствующими, митингующими и вопрошающими. Мнения о происходящем были самыми разными: от предположения, что началось стро­ительство давно обещанного харьковского Диснейленда до утверждения, что некая солидная страховая компания очередной раз надувает своих клиентов.

Отлет все задерживался из-за сильного, до 12 метров в секунду, ветра, да и турбулентность воздуха грозила неприятностями на глиссаде.

Спрятавшись в укромном уголке, участники и организа­торы полета молились управляющему вселенским движением умерить силу ветра хотя бы до 7 метров в секунду, иначе при резком порыве ветра нас могло довольно элегантно размазать по фасаду здания гостиницы «Харьков». Однако тянуть дальше становилось опасным. Намаявшиеся в очередях за хлебом и к тому же лишенные занимательного зрелища, харьковчане могли просто линчевать бесстрашных аэронавтов — разъ­ярен­ные граждане уже начали подступать к гондоле. Их даже не пугала грозящая рухнуть им на головы оболочка аэростата. У нас оставался единственный шанс вырваться из окружения и таким образом спасти свою жизнь. Отпихивая женщин, детей и стариков, самые трусливые бросились к спасательному баркасу, который на сложном профессиональном сленге аэро­навтов называется «корзиной воздушного шара». Трусливых оказалось всего трое: участник сборной команды Украины по воздухоплаванию Юрий Перьков, опе­ратор-по­становщик «Первой Сто­лицы» Александр Винтрович и я — автор этих строк.

Как человек безусловно в этом компетентный, могу с уверенностью сказать: гражданин, в течение 10 секунд взмывающий на высоту 200 метров, теряет дар речи — но не из-за красоты распахнувшегося пейзажа, а от невыразимого ужаса. Только что ты как нормальный землянин общался со сво­ими единопланетниками, плоско шутил и сам же смеялся собственным шуткам, а теперь достаточно неосторожно перегнуться через низенький бортик корзины, и следующий анекдот ты услышишь уже из уст ангелов. Впрочем, первоначальный животный страх довольно быстро улетучивается — его вытесняет открывающаяся во всей красе, никем доселе не виданная панорама огромного города. Это не самолет со своими бойницами-иллюминаторами, не вертолет с его изматывающей тряской и не мотодельтаплан с хищным ревом мотора за спиной. Наоборот, воздушный шар дарит удивительное чувство полного слияния с атмосферой, не чувствуется даже порывов ветра, ибо шар и так летит по его воле. Далеко внизу остались спичечные коробки Университета и Госпрома, а вдали кутается в дымку свечка колокольни Успенского собора.

В ответ на мои восторги оператор Саша Винтрович печально заметил: «Хорошо тебе: видишь окружающее своими глазами, а я, как и все остальные, увижу все только по телевизору, и лишь то, что сам и наснимал». Хотел я достойно ему ответить, но в этот момент шар слегка тряхнуло, и я гордо промолчал, только в поручни вцепился так, что пальцы побелели.

Между тем ветер уже перенес нас через желобок Сум­ской, и шар, тяжело вздыхая, потащился в сторону Сал­товки. «Тяжело вздыхая» — это не литературная метафора. Дело в том, что для поддержания нужной температуры воздуха в оболочке шара используются газовые горелки. Каждые 20 секунд пилот Юрий Перьков нажимает на гашетку, и горячий воздух устремляется в оболочку. Это дает возможность шару подниматься выше или ниже, маневрируя в воздушных потоках. О том, что произойдет, когда закончится сжиженный газ, подпитывающий горелки, лучше не думать.

Куда приятнее смелым взором настоящего шаролетчика окидывать припавшие к ногам городские пейзажи. Вдали Алексеевка и Павлово Поле с его шестнадцатиэтажками, а прямо под нами одна из центральных улиц Харькова — Пуш­кинская и одноименная станция метро. А вот, наконец-то, истинная цель полета аэростата-шпиона — огромный аэродром Харьковского авиационного завода. Правы, ох как правы оказались контрразведчики из СБУ, не желая отпускать нас в путешествие над городом, напичканном сек­ретными объектами. Теперь эти бесценные сведения мы продадим ЦРУ и таким образом окупим полет. По-моему, блестящая возможность доказать сомневающимся интеллигентикам, что культура может и должна быть самооку­паемой.

Обнаружив в себе неожиданный дар мыслить подобно настоящему государственному деятелю, я сатанински захохотал и решил выставить свою кандидатуру на пост минист­ра культуры Украины. А чтобы от избытка кислорода я окончательно не сошел с ума, мои спутники предложили мне не слишком отрываться от родной земли, то есть выйти на связь с колонной машин сопровождения, которая следовала за на­ми по городу.

Машины услышали и увидели нас, когда мы уже покинули зону центра и пролетали над улицей Шевченко. В этих автомобилях находились сопровождавшие нас люди: техники, администраторы, инструкторы, то есть все те, кто всегда остается за кадром, но без которых этот полет вообще бы не состоялся. И невольно возникает чувство вины, что корзина воздушного шара в состоянии принять только трех человек. Трое в корзине, не считая видеокамеры.

Колонну уверенно вел УАЗик ГАИ. Два сержанта честно делали свое дело, без остановок проводили машины сопровождения сквозь пробки и заторы. Им наверняка тоже было бы любопытно прокатиться на уникальном летательном аппарате, однако сегодня у них оказалась хоть и не слишком романтическая, но не менее нужная работа.

Не знаю, то ли общение с вечно неисправной советской рацией настроило меня на минорный лад, а может, виной тому сменившийся вид под ногами. Мы пролетали над част­ным сектором с его невероятной тишиной и спокойствием. Даже здесь, на высоте 200 метров, мы слышали собачий лай во дворах, восторженные вопли детей. И еще я увидел огромное количество каких-то прудов и маленьких озер, о существовании которых даже не подозревал, как и не подо­зревал о многом другом. Например, я никогда не ожидал от себя, что в последний момент начну говорить не то, о чем хотел сказать.

Я от души хотел перемыть косточки тем людям, из-за которых этот полет едва не сорвался: тем чиновникам, которые недоуменно распахивали невинные, без тени поэтиче­ского воображения глаза и никак не могли уяснить, за­чем же мне понадобился полет на воздушном шаре, просили согласовать полет с СБУ, ПВО и даже с пограничниками. Не за­бы­вайте, что Харьков — крупная пограничная станция. Они требовали сотни бумажек, схем, инструкций, в которых сами ничего не соображали, но чисто по-человечески я их понимаю: если бы случилось что-то непредвиденное, именно они остались бы крайними, именно с них большие начальники спросили бы по всей строгости. Эти беззащитные люди хотели возвести бумажные стены, которые в случае катастрофы могли бы защитить их и их близких от возможных неприятностей. И можно ли попрекать человека лишь потому, что он не хочет рисковать вместе с тобой?

Внизу плывут домики, сначала маленькие частные, потом многоэтажные. Мы подлетаем к спальне города — Салтовке. В этих домах, и больших, и крохотных, сплелись судьбы десятков тысяч людей: первая любовь и семейные ссоры, счастье рождения первенца и трагедия смерти одинокого старика. И ни один человек, будь то журналист с высоты полета, или мэр с высоты социальной лестницы, или нувориш с высоты своего материального благополучия, не имеет права плевать вниз, презирать этих, да — простых, да — часто наивных, но в подавляющем большинстве хороших и честных людей.

Говорят, что космонавты, глядя из космоса на Землю, осо­бенно остро ощущают, сколь невелика наша планета, как бережно нужно к ней относиться. Схожие чувства испытываю сейчас и я. Отсюда, с высоты птичьего полета, нелепыми кажутся границы между районами, смешными дрязги между областной и городской властью, не видна разница между ком­мунистами и националистами. Отсюда виден только исполненный величественной красоты город, населенный удивительными людьми — харьковчанами.

Вот и наступают последние секунды полета. Мы вылетели за пределы Салтовки и снижаемся над полями совхоза «Украинка». Время тянется противно медленно, ибо уж для чего не приспособлен воздушный шар, так это для мягкой посадки, особенно при таком сильном ветре. Следует команда пилота лечь на дно корзины и крепко держаться. Опе­ратор Саша изо всех сил обнимает камеру. Мне же держаться не за что, не обнимать же в самом деле соб­ственного оператора! Дальше тянуть нельзя — впереди по курсу высоковольтная линия. Секунда — сильнейший удар, и нас несколько десятков метров тащит по полю, потом еще раз неожиданно подбрасывает в воздух, и наконец шар окончательно замирает, распластавшись на земле. Юра выпускает воздух из оболочки, а я на всякий случай удерживаю корзину. И могу кон­статировать, что посадка произведена блестяще, хотя и не обошлось без человеческих жертв — при ударе о родную почву ваш покорный слуга слегка расцарапал себе физиономию, ну, да это ерунда. До серебряной свадьбы заживет.

Вот и подошел к концу наш волшебный полет, оставив у меня незабываемое ощущение праздника. Кто-нибудь наверняка скажет: «Хорошо ему на воздушных шарах в небесах кататься, когда здесь, на земле, просто невозможно выжить!» Ну, что я могу ответить? Видимо, бессмысленно ждать, когда придет некто универсально добрый и озарит душу каждого из нас праздничными фонариками. Каждый должен учиться создавать собственный праздник, и тогда общаться с нами будет интересно и приятно, а значит, и жизнь в нашем городе станет немного лучше.

1994 г.